Бастард де Молеон - Дюма Александр - Страница 39

• Предыдущая
• 39/140
• Следующая

– Сир, с помощью Неба и любви этих славных людей, – начал Бертран, светясь радостью, – вы вернете себе все свое наследство, и я твердо уверен, что через два года удачной войны…

– Но чтобы вести войну, Бертран, нужна армия, необходимо много денег, а у нас их нет.

– Пустяки, сир! – воскликнул Бертран. – Обложив небольшой податью села…

– У нас больше их не осталось, мой друг, англичанин опустошил все, а наши славные союзники, отряды наемников, подобрали все, что пощадил англичанин.

– Сир, вы наложите подушную подать в один франк на духовенство, будете брать себе десятую часть церковной десятины: ведь церковь давно собирает с нас эту десятину.

– Для этого я и посылал вас к нашему святому отцу, папе Урбану Пятому, – ответил король. – Дает ли он нам разрешение на сбор этой мзды?

– О, совсем наоборот, он сетует на бедность духовенства и просит денег! – воскликнул Бертран.

– Вы прекрасно понимаете, мой друг, – с грустной улыбкой заметил король, – что здесь мы бессильны что-либо сделать.

– Да, сир, но он оказывает вам великую милость.

– Всякая милость, которая дорого обходится, Бертран, – заметил Карл V, – это не благодеяние для короля, чьи сундуки пусты.

– Сир, папа бесплатно дарует ее вам.

– Тогда говорите скорее, Бертран, что эта за милость.

– Сир, сейчас наемные отряды превратились в бич Франции, не правда ли?

– Ну, разумеется. А что, папа нашел способ избавиться от них?

– Нет, сир, это не в его власти. Но он отлучил наемников от церкви.

– Ах, какая жалость! Это окончательно нас доконает! – в отчаянии воскликнул король, тогда как Бертран, с торжествующим видом сообщивший эту новость, растерялся. – Из воров они превратятся в убийц, из волков станут тиграми; среди них, наверное, еще оставалось несколько человек, которые боялись Бога и сдерживали остальных. Теперь им нечего больше терять, и они не пощадят никого. Мы погибли, мой бедный Бертран!

Достойный рыцарь знал глубокую мудрость и проницательный ум короля. Дюгеклен обладал ценным качеством для человека, занимающего подчиненное положение: он уважал суждения, превосходящие его разумение; поэтому он задумался, и природный здравый смысл подсказал ему, что король все понял правильно.

– Верно, – согласился он, – они славно посмеются, узнав, что наш святой отец обошелся с ними как с христианами. Но зато с нами они станут обходиться как с магометанами[98] и евреями.

– Ты прекрасно понимаешь, мой дорогой Бертран, в какое неприятное положение мы попали, – сказал король.

– Я, действительно, не подумал об этом, – признался рыцарь, – а еще полагал, будто сообщил вам добрую весть. Не угодно ли вам, чтобы я вернулся к папе и посоветовал ему не спешить?

– Спасибо, Бертран, – поблагодарил король.

– Простите меня, сир, – сказал Бертран. – Признаться, посол из меня плохой. Мое дело – вскочить в седло и мчаться в бой, когда вы приказываете мне: «На коня, Геклен, и вперед!» Но, сир, право слово, во всех вопросах, которые решаются не ударами меча, а росчерками пера, я плохой политик.

– И все-таки, если ты хочешь мне помочь, дорогой мой Бертран, еще ничего не потеряно, – успокоил его король.

– Почему, сир, вы спрашиваете, хочу ли я вам помочь?! – воскликнул Дюгеклен. – Я твердо знаю, что хочу. И отдаю вам все – мою руку, мой меч, всего себя!

– Но ты не сможешь меня понять, – вздохнул король.

– Ах, сир, видимо, это и так, – ответил рыцарь, – ибо голова у меня слегка твердовата, в чем, кстати, мне сильно повезло, ведь меня много раз по ней били, и, не сотвори ее природа такой прочной, не сидеть бы ей сегодня на моих плечах.

– Я не прав, говоря, что ты не сможешь меня понять, мой дорогой Бертран, мне следовало бы сказать, что ты не захочешь этого.

– Как это я не захочу? – удивился Бертран. – Разве я могу не захотеть того, чего желает мой король?

– Не горячись, мой дорогой Бертран. Ведь мы вообще хотим лишь того, что отвечает нашей природе, нашим привычкам и нашим склонностям, а то, о чем я хочу тебя просить, сначала покажется тебе необычным и даже странным.

– Говорите, сир, – попросил Дюгеклен.

– Бертран, ты ведь знаешь французскую историю? – спросил король.

– Не слишком хорошо, сир, – ответил Дюгеклен. – Знаю немного историю Бретани, потому что это моя родина.

– Но, надеюсь, ты слышал о тех великих поражениях, которые множество раз ставили французское королевство на край гибели.

– Конечно слышал, сир. Ваше величество хочет, вероятно, сказать, к примеру, о битве при Куртре,[99] в которой погиб граф д'Артуа, о битве при Креси,[100] откуда бежал король Филипп де Валуа, и, наконец, о битве при Пуатье, когда попал в плен король Иоанн.

– Так вот, Бертран, ты когда-нибудь задумывался, какие причины привели к поражению в этих сражениях? – спросил король.

– Нет, сир, я стараюсь думать как можно меньше, меня это утомляет.

– Да, я понимаю тебя. А я задумался и нашел их причину.

– Правда?

– Да, и сейчас открою ее тебе.

– Слушаю вас, сир.

– Ты обращал внимание, что, едва французы вступают в сражение, они – в отличие от фламандцев, которые прикрываются копьями, или англичан, которые прячутся за кольями, – вместо того чтобы использовать свое преимущество, когда наступает благоприятный для них момент, кучей, наперегонки бросаются в атаку, забывая о позиции? У всех лишь одна забота – первым домчаться до врага и нанести ему самый эффектный удар. Этим объясняется отсутствие единства, ведь никто никому не подчиняется, каждый действует как ему вздумается, слушает лишь тот голос, что кричит: «Вперед!» По этой причине фламандцы и англичане, люди серьезные и дисциплинированные, которые подчиняются приказам одного командующего, наносят удар своевременно и почти всегда разбивают нас.

– Правильно, так все и происходит, – согласился Дюгеклен. – Но разве есть способ помешать французам атаковать, если они видят перед собой врага?

– Именно этот способ и надо найти, мой славный Дюгеклен, – сказал Карл.

– Это можно было бы сделать, если бы нас вел король, – заметил рыцарь. – Наверное, его голос услышали бы.

– Здесь ты заблуждаешься, мой дорогой Бертран, – возразил Карл. – Все знают, что нрав у меня мирный, что по характеру я нисколько не похож на моего отца Иоанна и брата моего Филиппа.[101] Все думают, что я не иду на врага из трусости, ибо короли Франции по обыкновению бросаются туда, где враг. Но разве же это чудо повиновения не должен свершить признанный храбрец, прославленный воин, человек безупречной репутации? И человек этот – Бертран Дюгеклен.

– Неужели я, сир?! – воскликнул рыцарь, глядя на короля расширенными от изумления глазами.

– Да, ты, и только ты, ибо всем, слава Богу, известно, что тебе нравится опасность, и, если ты избегаешь ее, никто не заподозрит тебя в трусости.

– Сир, все, что вы говорите, лестно для меня, но кто заставит подчиняться мне всех этих сеньоров, всех этих рыцарей?

– Ты, Бертран!

– Вряд ли, сир, – ответил рыцарь. – Я слишком маленький человек, чтобы отдавать приказы вашей знати, половина которой по происхождению благороднее меня.

– Бертран, если ты хочешь мне помочь, служить мне, понять меня, то я поставлю тебя над всеми этими людьми.

– Вы, сир?

– Да, я, – подтвердил Карл V.

– И что же вы сделаете?

– Я назначу тебя коннетаблем.

– Ваша светлость шутить изволит, – усмехнулся Бертран.

– Нет, Бертран, я не шучу, – возразил король. – Наоборот, я говорю серьезно.

– Но, сир, меч, украшенный лилиями, обычно может сверкать лишь в руках принцев.

– В этом и заключается несчастье народов, – заметил Карл, – потому что принцы, которым вручается этот меч, получают его в знак своего высокого положения, а не как награду за труды. Владея этим мечом, так сказать, по праву рождения, но не получая его из рук своего короля, они забывают о тех обязанностях, какие это налагает на них. Тогда как ты, Д юге клен, каждый раз, вынимая этот меч из ножен, будешь вспоминать о короле, который его тебе вручил, и тех наказах, что он тебе дал.

• Предыдущая
• 39/140
• Следующая