Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 34

Когда я возвращался со смены, Чипса устраивалась у меня на правом плече и выбирала из волос мелкие листики, а зимой — склёвывала снежинки, вопя, словно корсар, который продырявил себе ступню, случайно выстрелив из пистолета. Когда я устраивался подремать после рабочей смены или же присаживался за кухонный столом с книгой, Чипса была тут как тут. Она то сидела у меня на голове, то, цокая коготками, ходила по холодильнику, сбрасывая на пол магнитики с цветными пластиковыми буквами (как и всё здесь, оставшиеся от прошлых жильцов), то игралась с каким-нибудь шнурком. Всяческие верёвки были страстью Чипсы. С ней я научился завязывать шнурки хитрым тройным узлом — такому позавидовал бы любой моряк.

Она обожала греметь на кухне грязной посудой и кататься на выдвижных ящиках. Иногда я закрывал глаза и представлял что не один. Мне чудились голоса взрослых и звонкий топот трёх девочек, что играли у себя в комнате в какую-то подвижную игру. Будто жизнь не умирала здесь. Будто я стал частью большого семейства.

Я предложил моей попугаичихе пойти немного пошуметь, но она сидела в клетке, нахохлившись, как мокрый голубь. Пластиковое колесо, которым она не пользовалась с тех пор, как получила возможность летать где вздумается, медленно поворачивалось вокруг своей оси. «У нас горе», — доложила она мне.

«Кто-то умер?» — спросил я. Это было нашим кодовым обменом словами, на который предполагался ответ: «Моя кормушка умерла. Там пусто!»

Но на этот раз она ответила по-другому.

«Чипса умер».

«Чипса не может умереть, — сказал я, просунув руку в дверцу и погладив попугая по голове. — Кроме того, ты же девочка и, судя по тому, как любишь всё блестящее и звонкое, еврейка! Ты должна говорить: «Ой, таки Чипса умирает с этого анекдота!»

Но Чипса ничего не ответила…

3

Гулять в компании двух клоунов было по меньшей мере необычно. Они выглядели среди строгих домов и печального вида людей словно две рыжих лисы в курятнике. Они рассыпали направо и налево приманки: «Как дела?», «Как проходит ваш день», «А что это за малютка? Хочешь шарик, детка?». Карлица с боевым кличем гонялась за котами и стреляла присосками из игрушечного пистолета по голубям; пыталась отдавить ноги особенно серьёзным господам, хотя с её весом это не особенно получалось. Она стремилась причинить неудобство всем и каждому. Брадобрей всё время шагал рядом и посмеивался, но Юрия не покидало ощущение, что он смотрит. Что глаза его не смеются, что они подмечают каждую, самую незначительную деталь, запоминают лицо каждого человека, что свернул с дороги чтобы избежать встречи с ними — а так делали многие. Очень многие.

Должно быть, от карнавала и его участников были сплошные проблемы, — думал он, потирая виски.

Потратив около двадцати минут на дорогу, они оказались в западной части городка (Юра скрупулезно отслеживал перемещения по карте), там, где озером пахло меньше всего. Это был тихий спальный квартал с неподвижными, потемневшими от смены сезонов берёзами и частными одно и двухэтажными домами, которые касались друг друга крышами. Вымощенная красным кирпичом с обитыми углами дорога выглядела неважно: на неё свалилось старое дерево, перегородив проезд. Листья свернулись и осыпались, словно дохлые личинки. И ещё более неважно выглядела пустая песочница посреди одного для всех двора. Брошенный автомобиль с болтающейся на одной петле дверцей стоял на белых кирпичах. На крыше Хорь увидел солидную вмятину и сразу подумал о диких зверях, что, должно быть, частенько шатались по ночам здесь, на окраине, потроша мусорные баки на предмет лакомства. Возможно, какой-нибудь медведь принял «жигули» за банку консервов.

— Вот этот дом, — шёпотом сказал Брадобрей. Его лицо опустилось на один уровень с лицами супругов, а рот изогнулся. Было что-то плотоядное в этой ухмылке и в этом голосе.

Дом, на который показывал клоун, отличался от других разве что обшарпанным видом: отколотая тут и там штукатурка, грязные стёкла. Старики, сидящие на скамейках возле домов, и алкашня, торчащая возле пивного ларька, походили на деревянных истуканов, вырезанных мастером (в случае стариков), или же пациентами сумасшедшего дома (в случае алкоголиков).

При виде клоунов, улыбающихся и корчащих рожи, все они начали расползаться по домам. «Ничего себе, квартальчик», — пробормотал Юрий, вспоминая Купчино. Алёнка просто молча пялила глаза.

Они присели на лавку напротив нужного дома. Карлица, назвавшаяся Крапивой, достала пакетик семечек и предложила всем желающим.

— Взрослые должны были укатить на работу, — продолжал Брадобрей. Он смотрел на гараж на первом этаже дома. Есть внутри машина или нет, понять было нельзя. — А мальчишку не взяли. Его никогда никуда не берут. Маленький засранец наказан за то, что устраивал истерики на пустом месте.

Последнюю фразу он произнёс чужим голосом — наверное, голосом отца мальчугана, — а потом добродушно засмеялся, стряхивая с живота шелуху от семечек.

— Самое время для веселья, — сказала Крапива, высыпав в рот остатки семечек из кулька. Она повернулась и посмотрела на Алёну. — Идите вперёд. Нам нужно подготовить большой СЮРПРИЗ для маленького непослушного мальчика. Постучитесь в дверь и скажите что вы… ну, например, опросы проводите.

— А вы? — спросила Алёна, придвигаясь ближе к мужу.

— Нам он не откроет. Но мы будем тут как тут!

Её глаза фанатично блеснули.

— Идите! Не будем терять времени. Есть ещё множество малышей, которые недополучают радости и счастья.

Как во сне Юра встал и пошёл к двери. Как только он вышел из-под тени дуба, что нависал над скамейкой, солнце на миг ослепило его, а потом снова скрылось, на этот раз за крышей. Сзади послышались торопливые шаги — Алёна догнала его и пошла рядом. По её лицу ничего нельзя было прочитать.

Он поднялся на крыльцо и постучал. Потом позвонил в звонок, звук которого напомнил ему сигнал к началу урока в родной школе. С минуту было тихо, потом детский голос спросил: «Кто там?»

Мужчина хотел было повторить то, что сказала ему карлица, но вместо этого спросил, понизив голос:

— Как тебя зовут, мальчик?

— Фёдор.

— Привет, Фёдор. Здесь два клоуна. Можешь посмотреть в окно. Скажи, ты их знаешь?

Молчание. Потом голос сказал так тихо, что Юра едва расслышал:

— Не знаю никаких клоунов.

— Родители дома?

— Нет…

— Юр, — Алёна дотронулась до его шеи сзади, как часто бывало, когда она хотела привлечь его внимание. — Я не вижу их. Где они?

И в самом деле. Клоуны исчезли. Супруги сделали несколько шагов влево, чтобы заглянуть за угол; проходя, Юрий увидел в окне испуганное лицо пацанёнка лет девяти. Он тоже разглядывал двор, и, кажется, тоже без особого успеха.

За углом никого не было видно. А потом наверху оконная рама стукнулась о кирпичную кладку. Стекло зазвенело, едва не вылетев. Подняв голову, мужчина увидел торчащие из окна второго этажа ноги Брадобрея в остроносых ботинках. С подошв комками отваливалась грязь.

— Как они… — сказал Юрий, но не закончил фразу. Ноги исчезли. Занавеска выпросталась наружу, словно изнутри дул сильный ветер. Она походила на огромную прозрачную руку.

— Пожарная лестница, — сказала Алёна. — Вон там.

Теперь он увидел. С пожарной лестницы можно перебраться на карниз шириной в пол метра (там стояли горшки и кадки с цветами), откуда до окон второго этажа было подать рукой. Лицо мальчика исказилось ужасом, когда он, склонив голову к плечу, слушал, что происходит наверху. Потом он пропал из виду.

— Быстрей, — Алёна положила руку на запястье Юрия и сильно сжала. Её голос дрожал. — За ними.

Хорь отогнал непрошенные мысли — в основном они касались наказания за незаконное проникновение — и полез следом за Алёнкой. Запутавшись в занавеске и сбив с подоконника цветок, они ввалились внутрь.

Комната, в которую они попали, видимо, принадлежала родителям. Большая двуспальная кровать декорирована комками одеял, не расправленных после сна. Древний кинескопный телевизор, видеокассеты в беспорядке разбросаны по выцветшему, почти чёрно-белому ковру. Немытая тарелка на журнальном столике, перегоревшие лампочки и множество всякой безрадостной всячины — половину этого Юрий расшвырял ногами, пока шёл к маршевой лестнице, виднеющейся за открытой дверью. Голоса раздавались снизу. Спустившись по лестнице на несколько ступенек (он впереди, Алёнка сзади), они увидели широкую спину Брадобрея.