Танцующий лепесток хайтана (СИ) - "YeliangHua" - Страница 96

— Это так, — Мо Жань покачал головой. — В тот самый момент, когда мать обратилась в больницу за помощью, картель нашёл ее. Выплыло на свет, что она несколько лет подряд скрывала меня — я все еще был ребенком без фамилии и документов. Меня звали просто Жань — и я был мальчишкой без отца, но всем, на самом деле, было ясно, чей я сын. Однако… это не помешало людям, посланным за Дуань Ихань, угрожать моей матери тем, что они расправятся со мной, если она не согласится вернуться к Наньгун Яню. А я все еще не оправился от болезни. В итоге мы с матерью снова вынуждены были спасаться бегством. У нас больше не оставалось денег, и… очень скоро мать продала машину. Но даже этого хватило всего на несколько месяцев, потому что жить в бегах, не останавливаясь, очень сложно. Первая же зима застала нас на улице. Мы голодали и мерзли. Дуань Ихань, не выдержав такой жизни, тяжело заболела — а через месяц… я остался один.

Мо Жань вздохнул, понимая, что горло почему-то странно пересохло, как если бы ему все еще не хватает воздуха.

— Твоя мать берегла тебя до конца, — проговорил Ваньнин тихо. — Она была, должно быть, потрясающей женщиной. Если бы ты попал в Жуфэн ребенком… ты бы вряд ли выжил. Я полагаю, она знала о том, кем был Наньгун Янь, и потому предпочла улицу.

— Я начал танцевать в память о ней, — внезапно бросил Мо Жань, и тьма в его сердце словно начала медленно рассеиваться. — Я никогда не видел ее выступления, будучи ребенком, а сама она не упоминала о своем прошлом. Однако дядя Сюэ навел о ней справки, и я знаю, что она стала клубной танцовщицей, лишь желая заработать денег — до этого она занималась классическим танцем. Именно поэтому я выбрал балет.

— И потому ты так возненавидел меня, когда бросил танец, — мягко предположил Чу Ваньнин, довершая сказанное.

— Нет, — Мо Жань резко вскинул голову, в темноте его глаза сверкнули странными эмоциями. — Я думал, что ненавижу — но никогда не ненавидел тебя по-настоящему. И… Ваньнин, мне было больно осознавать, что ты прогоняешь меня. Ты был единственным, кто удерживал меня в рассудке все это время. Если бы не ты… я давно превратился бы в чудовище. Возможно, я и превратился… я больше сам не знаю… — он замолчал, вдруг чувствуя себя особенно мерзко. Грязно.

До сих пор его история могла вызвать лишь жалость — однако это был далеко не конец.

Чу Ваньнин обладал холодным взглядом и теплым, словно парное молоко, сердцем. Конечно, сейчас он сочувствовал Вэйюю — что еще мог бы испытывать такой светлый и правильный человек?..

Однако стоило Мо Жаню подумать, о чем он еще собирался рассказать, как ему становилось дурно. Ваньнин был у Ши Мэя… что, если он уже обо всем догадывался? Знал, что Мо Жань способен на такую жестокость?..

— Мо Жань, ты… кто угодно, но не чудовище, — вздохнул Чу Ваньнин, понимая, что юноша слишком страшится о чем-то ему рассказать — и, возможно, его история слишком тяжела. — Я видел по-настоящему жестоких людей. Ты не такой. Когда я смотрю в твои глаза, иногда я вижу злобу, неспособность контролировать эмоции, однако... это все еще ты.

Ему отчаянно хотелось дотронуться до Вэйюя, попытаться ободрить его — но он не смел. Ему вдруг показалось, что Мо Жань расценит его поведение как проявление сочувствия или жалости. На деле же… его сердце обрывалось, стоило ему вспомнить, как маленький Мо Жань старательно оттачивал у станка плие и батман тандю, каким пунцовым было его лицо, когда он продолжал сидеть в растяжке слишком долго — превозмогая боль, не обращая внимания на затекшие мышцы рук и спины. Он был даже слишком старателен — но Чу Ваньнин продолжал одергивать его и критиковать его позицию бедер, отрывистость движений, положение стоп… Он всегда находил, к чему придраться, в глубине души думая, что мальчишка устанет от его нападок, сдастся и не захочет больше заниматься с ним.

Однако Чу Ваньнин тогда не знал: маленький Мо Жань бы вытерпел что угодно, потому что все это время он пытался стать похожим на свою покойную мать…

Что же до того факта, что Наньгун Янь был его отцом… Ваньнин был шокирован им прошлой ночью настолько, что едва не обезумел. Однако сейчас он и сам понимал, какой абсурдной была его реакция. Разве мог Мо Жань испытывать сыновние чувства к человеку, который стал причиной смерти его матери?..

Ваньнин понятия не имел, что именно так боится рассказать ему Мо Жань, однако испытывал уверенность, что это его вряд ли пошатнет так же сильно.

— Если хочешь, я налью нам обоим вина, — предложил запоздало он. — Мы все равно опаздываем на репетицию. Тебе станет легче, если немного выпьешь…

Мо Жань дернулся, как если бы предложение Чу вывело его из тумана собственных сомнений. Он мотнул головой, а затем проговорил сухо:

— Ты с такой легкостью пускаешь меня в свой дом, балетмейстер Чу. Предлагаешь выпить… Неужели тебе никогда не было страшно, что я… могу с тобой что-то сделать? Говоришь, замечал, что я не могу себя контролировать… неужели не боялся?

— А есть что-то, что я бы не позволил тебе сделать с собой? — парировал Ваньнин. — Чего я, по-твоему, должен бояться? — его красивые глаза распахнулись, и он уставился на Мо Жаня так пристально, что тот на мгновение перестал дышать.

— …... — казалось, у юноши не осталось больше слов. В полумраке кухни они продолжали смотреть друг на друга, почти не моргая, находясь на расстоянии. Со стороны это выглядело, как молчаливая дуэль.

— Я доверяю тебе, Мо Жань, — Ваньнин произнес это с нажимом, как если бы бросал вызов. — Именно поэтому прыгнул с тобой без страховки, хоть и до смерти боюсь высоты. Потому рассказал тебе о своем постыдном прошлом. И именно потому прошу тебя довериться, наконец, мне. Ты — человек, которого я выбрал. Что бы ты не думал о себе — я знаю, что мои чувства к тебе не изменятся. Но ты… продолжаешь почему-то считать, что правда отталкивает меня сильнее, чем обман. Это не так.

— Ваньнин…

— Мо Жань, я хотел этого разговора, не зная, какое отношение к твоему прошлому имеет Наньгун Янь, и прекрасно понимая, что он за человек. Я рад, что ты открылся мне, и правда вовсе не так уродлива, как я посчитал поначалу. Но… даже не зная ее, я пригласил тебя в свой дом. Для тебя это ничего не значит?.. — Чу поджал губы, заставляя себя остановиться.

Он не хотел говорить Мо Жаню о своих чувствах — но история, которую рассказал ему Вэйюй, словно лишила его последних крох сдержанности.

— Что, если ты все же ошибаешься, и я действительно жестокий человек, похожий на своего отца?.. — спросил Вэйюй тихо.

— Я буду рад услышать доказательства и самостоятельно решить, так ли это, — отрезал Ваньнин. — Продолжай. Расскажи, что, по-твоему должно оттолкнуть меня так сильно.

— Ваньнин, ты… когда-нибудь слышал про диссоциальное расстройство личности? — спросил Мо Жань, а затем, немного помолчав и так и не дождавшись ответа, продолжил. — Люди с подобным отклонением равнодушны к чувствам и переживаниям окружающих, агрессивны, идут на необоснованный риск, способны на насилие. Такой человек не испытывает чувства вины, будет лгать для достижения своих целей… он крайне ограничен в способности формировать привязанности…

— То, что ты сейчас перечислил, можно применить к кому угодно, — Ваньнин покачал головой. — Кто тебя надоумил ставить самому себе диагнозы?

— Этот диагноз мне поставили в колонии для несовершеннолетних, откуда меня затем и забрал дядя Сюэ, — Мо Жань вздохнул. — Он был не согласен.

— Ты… был в колонии? Сколько же тебе было? Что… ты там делал? — Ваньнин был ошеломлен, потому что он прекрасно помнил, что познакомился с Мо Жанем, когда тот был еще десятилетним мальчишкой.

И, если Мо Жань танцевал на момент их знакомства уже несколько лет, что это могло значить?..

— В шесть лет я совершил убийство и поджог, — тихо проговорил Мо Жань, зная, что его лицо скрыто темнотой, и что Ваньнин не сможет увидеть ничего, кроме смутных контуров — и его глаз. Он хотел бы отвести взгляд — но в то же время не мог, поскольку некая часть его хотела увидеть осуждение.