Танцующий лепесток хайтана (СИ) - "YeliangHua" - Страница 87

Ваньнин никогда бы в этом не признался — однако все эти годы он был рад тому, что Ши Мэй не пострадал психически так сильно. Парень был легок в общении, обладал удивительно мягким, по-девичьи нежным характером, и при этом умел твердо отстаивать свои границы. У него были отношения — и близкие друзья. То, что Ши Минцзин смог жить полноценно после всего, что с ними произошло, давало Чу право надеяться, что и он сам однажды сможет перебороть свои страхи и стать нормальным. Если, конечно, это все еще было возможно для такого, как он…

В свою очередь балетмейстер Чу старался держаться от юноши на максимальном расстоянии — потому что опасался, что станет для Ши Мэя живым напоминанием о самом темном времени его жизни. Он никогда не обсуждал с ним произошедшее — и лишь искренне старался оградить парня от всего, что могло бы того расстроить, будь то попытки Жуфэн шантажировать его, или его собственные проблемы со здоровьем и психикой.

Если бы ни случившийся шесть лет назад весьма неловкий эпизод, свидетелем которого стал Мо Жань, отношения Чу и Ши Минцзина можно было бы назвать братскими — ведь именно родственникам стараешься не показывать, насколько тебе тяжело, опасаясь их разочаровать или расстроить.

Впрочем, у Ши Мэя, помимо Ваньнина, была мать — пусть женщина и находилась в плачевном состоянии после того, как её удалось спасти из Жуфэн, иногда она мыслила достаточно ясно, и, конечно же, души не чаяла в своем сыне.

Ши Мэй искренне заботился о ней — а, что до балетмейстера Чу, то именно он помог Ши Минцзину договориться о размещении женщины в специализированном пансионате и внес необходимую сумму, оплатив лечение на несколько лет вперед. Это были первые деньги, которые он самостоятельно заработал выступая на сцене — и он посчитал, что они нужнее Ши Мэю чем ему самому. В конце концов, он сам едва ли в чем-то нуждался, ведь его жизнь была чередой постоянных репетиций и постановок.

Единственным просветом в его мире в то время был Мо Жань — но на тот момент ему едва ли приходилось надеяться, что юноша обратит на него свое внимание. Впрочем, как он выяснил позже — Мо Жань обратил на него свое внимание со дня их знакомства. Как мало Чу все-таки понимал в человеческих взаимоотношениях...

Сейчас же, следуя за Вэйюем, Ваньнин понятия не имел, чего ему ждать. Парень был в очень странном состоянии — и необычайно молчалив.

Поначалу Чу показалось, что юноша вдруг отбросил притворство и дал своему беспокойству за судьбу Ши Минцзина взять верх.

Кем эти двое были друг для друга? Друзьями?..

На какое-то короткое мгновение Ваньнин был готов поверить даже в то, что юноша на самом деле все-таки испытывал какие-то чувства к своему другу — иначе почему внезапно так взбесился, стоило Чу лишь мельком упомянуть, что Ши Мэй был с ним в Жуфэн?..

Однако то, как грубо Мо Жань выругался в следующую секунду, и какой непроницаемой стала аура злобы, которая, казалось, окутывала его теперь подобно плотному покрову, не могло не говорить о том, что чувства, испытываемые им, были прямо противоположны дружбе.

Ваньнин не хотел верить в это — однако он не мог не узнавать этот дикий, сумасшедший взгляд.

Мо Жань ведь и на него так смотрел не раз.

Словно мечтал стереть в порошок одним лишь взглядом.

Чу невольно вздрогнул, а затем, собравшись с силами, попросил:

— Может, подождешь меня снаружи?

Он и сам не понимал, чего опасается — ведь разве Мо Жань когда-либо проявлял себя при нем с жестокой стороны? И, все же, просьба сорвалась с его губ раньше чем он сумел остановиться. И это было первой сказанной им фразой Мо Жаню за последние полчаса.

— Хр*на с два я подожду, — процедил Мо Жань тихо, но в голосе сквозила неприкрытая угроза.

Они с Вэйюем уже подошли к двери Ши Мэя, и запоздало пришедшая мысль о том, что все-таки не стоило впутывать юношу в эту ситуацию, отозвалась в Ваньнине новой волной сожалений.

Он понятия не имел, что Мо Жань внезапно станет так реагировать на происходящее — как и не понимал причину такой внезапной ярости. Но что ему оставалось делать, если Вэйюй явно не собирался позволять ему идти одному?..

Мо Жань несколько раз нажал на кнопку дверного звонка — и замер в ожидании. Он стоял прямо перед входной дверью, перегораживая весь обзор так, что Чу приходилось вытягивать шею чтобы рассмотреть хоть что-нибудь из-за широких плеч.

— Мо Жань… — попытался вразумить балетмейстер юношу еще раз. — Ши Минцзин не отвечает на звонки уже сутки. Я пробовал дозвониться ему пока мы ехали сюда, но… безрезультатно. У него не отключен телефон, но… что, если он не может ответить?

Мо Жань, не говоря ни слова, снова зажал кнопку дверного звонка — и замер, не отпуская несколько долгих секунд. Затем повернулся к Чу и мрачно бросил:

— Набери его сейчас.

— …... — балетмейстер Чу все еще сжимал телефон в руке, и потому, одарив продолжающего отчего-то кипеть Мо Жаня раздраженным взглядом — как же он ненавидел, когда кто-то говорил ему, что делать! — все-таки снова набрал Ши Мэя по громкой связи.

Послышались долгие, протяжные гудки… и тихий звонок из-за двери. Либо Ши Мэй куда-то ушел и забыл телефон дома, либо… в следующее мгновение Ваньнин в ужасе уставился, как Мо Жань с силой толкнул входную дверь, и та распахнулась настежь, как если бы вовсе не была закрыта на замок.

Странно, но в воздухе почему-то тут же разлились едкие пары лекарств и антисептика. Чу знал этот запах как никто, а потому тут же невольно содрогнулся, цепляясь леденеющими пальцами в длинные рукава собственной куртки.

Что бы ни произошло с Ши Мэем, он определенно не был в порядке.

Мо Жань, впрочем, не задумываясь ни на секунду уже шагнул в темноту прихожей — и буквально в одно мгновение скрылся за дверью одной из комнат. Трель телефона Ши Мэя продолжала звучать откуда-то из недр квартиры, становясь все громче — и Чу сбросил звонок потому что с каждой секундой его собственный ужас лишь нарастал подобно жутковатому крещендо, вторя мелодии.

Он заставил себя войти внутрь.

Шаг за шагом направился в темноте к той комнате, в которую вошел только что Вэйюй… затем замер и внезапно повернулся в другую сторону. Запах антисептика, казалось, мешался в воздухе с другим, приторно-сладковатым — и становился сильнее у двери ванной.

— Мо Жань… — позвал Ваньнин тихо, и юноша тут же вышел к нему, хмурясь.

Чу, понимая, что Вэйюй сам не свой — и все же абсурдно чувствуя себя более спокойным в его присутствии — дернул за ручку ванной. Дверь, кажется, была заперта изнутри, а потому не поддалась.

— Позволь мне? — Мо Жань буквально вцепился в ручку, накрывая ладонь Чу своей рукой — а затем Ваньнин почувствовал, как пальцы юноши сжались и дернули механизм с такой силой, что на мгновение он поразился — а действительно ли парень может вот так выдернуть замок одной левой? Он, что, включил мистера Хайда?

Впрочем, дверь тут же распахнулась — и в тусклом люминесцентном свете Чу увидел распростершееся на полу тело. Юноша лежал в позе эмбриона, поджав руки и ноги таким образом, словно пытался из последних сил защитить себя — или скрючился от боли. Рядом с ним были рассыпаны лекарства.

— Ши Мэй!.. — Ваньнин тут же бросился к парню, и едва не поскользнулся на вымощенном темной плиткой полу потому что тот был все еще как будто влажным…

— Ваньнин, стой! — Мо Жань в последнее мгновение вцепился руками в его пояс, помогая удержать равновесие и оттягивая прочь, назад в коридор. — В гостиной следы борьбы. Чем ты, мать твою, думаешь?! Звони в полицию и в скорую!

Но Ваньнин смотрел на Вэйюя полным ужаса и непонимания взглядом, едва соображая, почему Мо Жань кричит на него. Все, что он видел перед собой — бледное изможденное тело человека, который, казалось, не дышал.

Ши Мэй…

Вэйюй продолжал удерживать Чу, не давая ему войти в ванную, и уже сам принялся звонить в неотложку. Время тянулось безумно медленно, как если бы просыпалось с каждой секундой песчинками в бесконечной пустыне.