Танцующий лепесток хайтана (СИ) - "YeliangHua" - Страница 139

— Мне нужна музыка, — тихо проговорил он, когда почувствовал, что готов. — Из третьего акта. Вступление, танец Никии, или сцена с шарфом. На твоё усмотрение.

Мо Вэйюй приподнял уголки губ в улыбке:

— Сцена с шарфом подойдёт, — он приподнял пальцами одной руки длинное шёлковое полотно из такой же безупречно-белой ткани, что и наряд Чу Ваньнина. Всё это время шарф лежал вместе с костюмом. Чу поджал губы, думая о том, что сцена, выбранная Мо Вэйюем, вообще-то, дуэт.

Когда он говорил о музыкальной композиции, имел в виду в первую очередь сопровождение, а не сам танец.

Длинный гладкий шёлк, стоило Вэйюю всколыхнуть его, невесомо воспарил в воздухе — и Чу ничего не оставалось, кроме как перехватить его, механически обвивая вокруг запястья. Он не знал, как именно собирается исполнять композицию, потому что пространство гостиничного номера очень сильно ограничивало в возможностях, да и отсутствие нормальной в меру скользящей обуви явно играло не на руку. Зато тонкие золотые цепочки мешались и раздражали.

Чу замер, вслушиваясь в мягкое скрипичное соло, открывающее сцену, мысленно выстраивая цепочку из па-де-ша и парящих аттитюдов, чередующихся с полутурами и турами на полупальцах.

Танцевать без обуви оказалось не так уж сложно, как он мог предположить — к тому же, длинный полупрозрачный шёлк струился до самого пола, скрывая часть движений, отчего временами казалось, будто фигура мужчины действительно неподвластна гравитации. В то же время, мягкие арабески вздымали плавными волнами льющуюся ткань, и размеренная мелодия соединялась с его телом в целое: тонкие руки то рисовали в воздухе полный круг, и ткань шарфа будто оживший призрак парила над головой — то описывали восьмерки, заставляя прозрачное полотно змеиться и ластиться к изгибам талии, медленно ниспадая вниз, отчасти скрывая силуэт. Колокольчики мелодично звенели на браслетах, с каждым завершённым движением ставя крошечный акцент — и Чу Ваньнин этим беззастенчиво пользовался: ему необходимо было лишь выполнить ещё одно пор-де-бра — и вот его запястье снова отдавалось эхом мелодии, увлекая с каждым шагом его в бесплотный призрачный танец.

Голова всё ещё слегка кружилась, а потому балетмейстер прикрыл глаза — неизменная привычка отсекать от себя окружающий мир оказалась как нельзя кстати. В какой-то момент ему удалось отпустить себя, и наконец ощутить всю лёгкость движений, перетекающих друг в друга словно нескончаемый поток. Он даже не сразу осознал, когда край полупрозрачного шарфа обвился вокруг его пояса плотнее, чем следовало — и снова выполнил полный тур, позволяя ткани описать вокруг себя ещё одно кольцо.

Неожиданно его лицо соприкоснулось с обжигающе горячими ладонями. Чу инстинктивно отклонился назад, в попытке отстраниться — но ткань шарфа не дала ему сделать это достаточно проворно и глубоко.

Балетмейстер распахнул глаза, и понял, что Мо Жань удерживает свободный край шарфа, в то время как его вторая рука протянута к его щеке и осторожно поглаживает высокую скулу.

Вэйюй улыбнулся, заметив, что Ваньнин на него смотрит.

— Это было прекрасно.

Всего три слова, произнесённые шёпотом, обожгли мужчину нестерпимым жаром. В какой-то момент Ваньнин забылся и просто танцевал — так, словно был один в этом номере, будто не было Мо Жаня, который неотрывно следил за каждым его движением. Словно ему ничто не угрожало, откажись он танцевать вовсе.

Внезапно ему захотелось забыть обо всём и прижаться щекой к ладони Вэйюя. Он был разгорячён движениями, его тело пело свою мелодию, и жаждало разделить эту песнь. Это было странное помутнение рассудка, длившееся всего долю секунды — но и его было достаточно, чтобы Ваньнин, едва подавшись вперёд, тут же содрогнулся от пронзительного перезвона колокольчиков, которые напомнили ему, почему всё это — невозможно.

Неправильно. Гадко. Унизительно.

Он уставился на руку Мо Жаня так, словно та была ядовитой змеёй.

— Я станцевал для тебя. Что ещё тебе нужно?.. — процедил он, щуря тёмные от внезапной злости глаза.

Комментарий к Часть 42 А вот и возвращение блудного танцовщика, он же балетмейстер, он же прекрасный Чу Фэй! ✨ Следующая часть к выходным. ✨

Спасибо за ожидание, и терпение! ❤️✨

====== Часть 43 ======

...Когда Чу Ваньнин спрашивал Мо Жаня, что тому от него нужно, он был убеждён, что его голос полон сарказма, и истолковать его как-то иначе невозможно. Во взгляде мужчины легко считывалась злость — и, по правде, впервые за всё время он был настолько разъярён, что даже не мог это никак скрыть, сколько ни старался. Казалось, ещё немного, и перед глазами начнёт темнеть.

К чему он не был готов — так это к тому, что Мо Вэйюй чуть склонит голову набок и мягко поинтересуется:

— Тебе, правда, так хочется знать?..

В его глазах не было жёсткости, только мягкая улыбка, так хорошо знакомая Чу Ваньнину. Даже просто смотреть на это внезапно так резко переменившееся выражение лица было почему-то больно.

Мужчина медленно выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Он всё ещё не понимал, что у Мо Вэйюя на уме, и происходящее его беспокоило. Смутно помнил, что как-то парень рассказывал ему о проблемах с самоконтролем, однако за всё это время его слова оставались некой абстракцией.

“Не совсем так, — тут же напомнил себе Ваньнин. — Шесть лет назад Мо Жань меня так сильно напугал, что я, почти не задумываясь, выставил его вон. Именно тогда всё, должно быть, и началось.”

Если вдуматься, тот вечер всё ещё был в памяти Чу неким слепым пятном, которое не давало ему покоя: словно разрозненные фрагменты мозаики, в воспоминаниях представали то искажённое нечитаемыми эмоциями лицо тогда ещё совсем юного Вэйюя, то собственная растерянность балетмейстера, и полное ощущение, что его загнали в угол.

Его собственный страх, вытеснивший доводы рассудка...

Мо Жань тогда не притронулся к Чу, не ударил его, хотя выглядел так, словно готов разорвать его в клочья. Однако в его взгляде Ваньнин увидел нечто, отчего ему до сих пор становилось не по себе.

Были и другие предпосылки, которые тревожили Чу: постоянные фразы Вэйюя о том, что его отталкивают, его абсурдное появление спустя шесть лет под незнакомым именем. Казалось, он в своём желании добиться внимания мужчины был готов пойти на всё.

Ваньнин вспомнил, как однажды парень добавил в его чай усыпляющую настойку — тогда всё это показалось ему недоразумением, которое затем вылилось в куда большую проблему с подачи самого Ваньнина.

Однако теперь, после того, как Вэйюй усыпил его хлороформом и закрыл в номере, ситуация из прошлого больше не казалась такой безобидной. Чу думал о том, что, по сути, ему следовало бы злиться на самого себя — он знал, что Мо Жань способен выкинуть нечто подобное.

Знал, и ничего не предпринял.

Наивно посчитал, что всё в прошлом, и они оба, как взрослые люди, не станут впадать в крайности. По его мнению, во всём произошедшем не было никакого смысла.

Разве что…

Он мельком бросил взгляд на Вэйюя, продолжая вспоминать.

После глупой истории с настойкой, когда Чу попытался донести до Мо Жаня, что им не по пути, и даже согласился отпустить парня, подобрав на его роль кого-то другого, потому что знал, что они оба находятся под угрозой — Вэйюй снова потряс его. Настолько, что у Ваньнина тогда случился приступ, и его воспоминания теперь представляли собой секундные стоп-кадры: вот, парень валит его на пол, и кричит ему в лицо о своей ненависти… вот, его тело объято жаром, и Мо Жань, только что задыхавшийся от ярости, покрывает поцелуями обнажённую кожу… вот, он уже шепчет о том, как любит Чу Ваньнина, прижимая к своей груди, и гладит его волосы, словно пытается утешить. По лицу его катятся слёзы...

Той ночью Мо Жань признался ему в любви, однако это признание не было красивым. В нём была лишь боль.

Чуть позже, когда правда об отце Мо Жаня открылась, Ваньнин вспомнил, что юноша не раз и не два повторял, что боится однажды причинить ему вред. Он упоминал о ситуации с Жун Цзю, и о том, что не помнит, что именно произошло.