Попаданка в деле, или Ваш любимый доктор (СИ) - Марей Соня - Страница 60

Конечно, пинком распахивать двери и с порога хозяйничать мне никто не даст, поэтому остаётся медленно нарабатывать авторитет и ждать. Развернуться я смогу только в собственной больнице, а достроена она будет не раньше, чем через несколько месяцев.

Позвав практикантов за собой, Калвин гордо покинул помещение, не забыв метнуть на прощание неодобрительный взгляд.

— Йен, прошу тебя, следи, чтобы к Таю никто не лез, когда меня не будет. А сейчас скажи, пожалуйста, где найти нейта Ойзенберга, — сказала я, собрав свой чемоданчик и попрощавшись с пациентом. Йен тоже собирался уйти вслед за Калвином.

— Может, не стоит?

— Стоит.

Я представляла, как он, желая нагадить, нарочно делал больно Таю. И была готова сказать этому отвратительному человеку пару ласковых.

По дороге я успела остыть и включить рациональную часть своего мозга, но возмущение всё равно так и норовило выплеснуться наружу. Достигнув входа в обитель зла, я уверенно постучалась и, подождав полсекунды, вошла в недра кабинета. Пристанище Ойзенберга отличалось разве что широкими полками с батареей банок, в которых плавали человеческие органы и недоразвитые эмбрионы. В остальном — ничего особенного.

Лекарь оторвался от бумаг и вскинул удивлённый взгляд, но, чем дольше он на меня смотрел, тем отчётливей на лице проступала досада. Недовольно цокнув, он протянул:

— Опять вы…

— Доброго дня, нейт Ойзенберг.

Бывало, чем сильнее я злилась, тем приторней у меня становился голос. Суженные глаза под широкими чёрными бровями колко сверкнули. Наверное, вспомнил, как я наорала на него при первой встрече и сказала, что ему только свиньям хвосты крутить.

— Эл, постарайся не глупить, — посоветовал Пискун. — Сохраняй достоинство, будь выше всех дрязг. Если сорвёшься и будешь орать и скандалить, то победителем выйдет Ойзенберг.

Тиин совершенно прав. Ладно, попробую держаться и вести себя по-королевски.

— Что вам нужно? — желчно спросил врач-грач.

Я скрестила руки на груди, стараясь дышать медленно и размеренно:

— Вы ведь в курсе, уважаемый, что глава гильдии доверил мне Тая Отто. Я сама прихожу, осматриваю его, делаю перевязки. Зачем вы его трогали? Впредь попрошу не приближаться к закреплённому за мной пациенту.

Ойзенберг усмехнулся, взгляд чёрных глазёнок сделался высокомерным.

— Вы слишком самоуверенны, нейра. Ваш несчастный больной отдал бы богам душу, если бы я не вмешался.

— У Тая заживление шло хорошо, это мне прекрасно известно. Однако вы решили сделать по-своему. Или… нарочно хотели навредить, чтобы выставить меня в дурном свете?

— Все ваши домыслы идут из-за личной неприязни, — возразил лекарь, наградив меня ещё одним торжествующим, снисходительным взором. — Понятия не имею, чем заслужил такое отношение.

Была у нас в университете похожая профессорша по кличке Жаба. Любила задавать вопросы по теме, которую мы ещё не проходили, наслаждалась растерянностью студентов. И собственным великолепием, конечно. И взгляд в этот момент у неё был точь-в-точь таким, как у Ойзенберга.

— А мне кажется, что это вы из-за личной неприязни нарушаете лекарскую этику, — припечатала я.

Но нейт за словом в карман не полез. У него их был заготовлен вагон и маленькая тележка.

— Лекарская гильдия делает всё для здоровья людей. Это у вас, магов, нет ничего святого. Готовы измываться над больными и ставить на них чудовищные опыты. Чего стоила одна ваша ампутация, во время которой больной чуть кровью не истёк!

От негодования, несправедливости и изумления у меня пропал дар речи. Мало того, что этот коновал проводит свои ужасные операции на бедных роженицах, так ещё и проецирует это на меня! Воистину говорят, что лучшая защита — нападение.

— А ещё вы не посещаете храм Пресветлой Матери по воскресеньям. Все уважаемые и благочестивые горожане там бывают, но вас я ни разу не видел, — продолжать гнуть Ойзенберг.

— На что это вы намекаете, уважаемый?

Я знала, что местные боги это Пресветлая Матерь и Всеотец, а Темнейший у них тут в роли антигероя, но… Обязательно ходить в храм? Не знала. Ещё одно упущение.

— Совсем ни на что, нейра. Совсем ни на что, — ответил он, довольный собой.

А я поняла, что конструктивного разговора не получится. Запугивание я оставила лишь на крайний случай, и он, кажется, настал.

— Неужели вы совсем не боитесь? Я ведь магичка, безнравственное существо, которое ставит на людях опасные опыты, — сказала с намёком.

Он нехорошо усмехнулся.

— То, что ваш муж боевой маг, а вы теперь на короткой ноге с градоправителем, не даёт вам права вламываться во владения гильдии, наводить свои порядки и угрожать честным людям. Магам запрещено применять свои вредительские силы против гражданских, за это наказывают. Всем будет лучше, если вы вернётесь обратно в столицу. Там делайте, что хотите. Здесь вы не хозяйка, вы никто.

Он получал наслаждение от каждого злобного слова. Нейт Лейн говорил почти то же самое, но во время нашей совместной операции показалось, что он немного изменил своё отношение ко мне. В отличие от этого коновала.

— И я неприятно удивлён, что глава гильдии позволил вам сюда приходить, — всё не унимался он. Словесный понос, что ли, напал? Или не с кем больше поговорить?

— А не вы ли устраивали мне мелкие пакости? — спросила я, внимательно изучая его лицо. — Мёртвый цыплёнок за забором, нападение грабителя…

— Эл, лучше не тронь этсамое. Вонять не будет, — осторожно посоветовал Пискун.

— Клевещете на уважаемого человека, нейра, — сказал Ойзенберг, сжимая перо так сильно, что оно чуть не треснуло в его пальцах.

— Кто вас уважает? Вы и ваша кошка?

Так, Лен, стоп-стоп-стоп. Тормози. Ты и так наговорила достаточно. Если решила вести себя с достоинством, иди до конца и не опускайся на уровень базарной бабки.

Но всё внутри клокотало от злости. Булькало, как ядовитое варево в ведьминском котелке.

Нозри лекаря затрепетали, бледное лицо пошло пятнами, губы задёргались.

— Убирайтесь вон из моего кабинета! — голос дал петуха, и визгливые нотки взлетели к потолку.

— Хорошо, я уйду. Всё равно тут воздух какой-то спёртый, — проговорила я низким шёпотом. — Надеюсь, что вы больше не будете трогать Тая Отто, иначе пожалеете.

И, оставив за собой последнее слово, я гордо хлопнула дверью.

День прошёл в суматохе. Я хотела попросить Лейна оказать влияние на коллегу, чтобы тот больше не лез к моему пациенту, но глава гильдии как сквозь землю провалился. Я сильно сомневалась, что после этого разговора Ойзенберг успокоится. Он не тот, кто молча стерпит оскорбление, а я когда-то прилюдно его унизила.

Но самое главное — он не считал, что поступает плохо. Не отравил ведь больного, не зарезал, что надо? Ещё этот нейт Калвин на мою голову — странный человек, который смотрел на меня, как на кучку этого самого. Подореваю, что с Ойзенбергом они лучшие друзья.

Домой я вернулась только под вечер, и сразу ко мне нагрянула парочка пациентов — престарелые муж и жена просили выписать лекарство от суставной боли. Когда за благодарными улыбчивыми старичками закрылась дверь, я дала волю чувствам.

— Ну, что за гадство, Пискун? Почему у попаданок в книгах всё получалось буквально с полпинка, а мне…

— Да ты зажралась, мать, — ехидно заметил пушистик. — Сама посуди, Лейн стал относиться к тебе чуточку лучше, чем раньше, практиканты заинтересовались твоими методами, люди рассказывают о тебе друг другу, пациенты идут, новая больница строится. А неприятные мелочи всегда есть и будут. Так что остынь и выпей чаю, Эл.

Фамильяр рассуждал на редкость разумно, и я успокаивалась, слушая тонкий голосок. Он продолжал, прыгая туда-сюда по широкому подоконнику.

— Это хорошо, что ты не устроила скандал в башне лекарей и ничего не сделала Ойзенбергу. Твоя репутация не пострадала, в глазах остальных ты — разумная и воспитанная молодая женщина. Время покажет, кто останется за бортом. Пока ты можешь лишь продолжать делать своё дело и ждать результата.