Попаданка в деле, или Ваш любимый доктор (СИ) - Марей Соня - Страница 57

— Йен, ты будешь подавать мне инструменты, а вы, уважаемый нейт, придерживать ногу.

Я тщательно обработала спиртом будущее операционное поле. Сначала надо было определить границу, по которой будет идти разрез. Заражённые ткани, ясное дело, сохранять нельзя.

— Пискун…

— Ага! — с готовностью отозвался фамильяр и принялся собирать магию.

Я моргнула, активировав магическое зрение, и повела ладонями по ноге. Поражённые ткани выглядели почти чёрными, с вкраплениями бордовых клякс. Они перетекали друг в друга, как чернила.

— Резать будем на этом уровне, — я указала пальцем.

— Слишком высоко, — возразил Лейн.

— Нормально. И вы обещали не мешать, помните? Вы же хотите, что я провалилась. Слово не воробей.

Скрип зубов, рассерженный взгляд. Краем глаза я заметила, что в зал вошли двое — незнакомый лекарь и… нейт Ойзенберг!

Они замерли рядом с группой практикантов и стали выжидать. Ух, мне бы терпения и выдержки! И да поможет мне дух Николая Пирогова, хирурга, которого знают даже медики-первокурсники. Именно он первым предложил метод, по которому я собираюсь работать.

Смысл его в том, что поражённая часть не отсекается, как кусок колбасы. Шаг за шагом надо создавать лоскуты из тканей для надёжного укрытия кости. Всё это я проговорила вслух, глядя то на Лейна, то на ребят. На Ойзенберга старалась не смотреть, но чувствовала затылком его полный презрения взгляд. Чего он вообще сюда припёрся?

— Попрошу не близко не подходить, — предупредила я и наложила жгут выше места будущего разреза. — С ваших мест всё и так прекрасно видно. Йен, подайте мне скальпель.

Вдох-выдох… Первый надрез. Струйка крови потекла на стол.

Надо торопиться, здесь нет электрокоагуляторов.

Три момента. Первый — рассекла кожу и жировую клетчатку. К удивлению Лейна не грохнулась в обморок.

Кожа сократилась, создавая ориентир для последующих действий.

Второй момент — рассечение мышц. Вот это уже сложней, благо, Тай был худым парнем. Крупные сосуды пережать зажимами, промокнуть кровь, которой становилось всё больше.

По спине стекла струйка пота, плечи и руки, не привычные к тяжёлой работе, заныли.

— Нейт Лейн, будьте так добры, максимально натяните пересечённую кожу и мышцы кверху, чтобы обнажилась кость. Нам нужно создать конус.

— Я делаю это только ради того, чтобы посмотреть, чем закончится весь этот бред, — прошипел Лейн. — Надо было гильотинировать и дело с концом. К чему такие сложности?

— Скоро узнаете.

Лейн встал на уровне бедра больного и, обхватив голень на границе разреза, кряхтнул и потянул ткани вверх. Я видела, что любопытные носы практикантов всё приближаются и приближаются.

— Йен, подай пилу.

— Пилу? — юноша удивлённо поднял брови. — Я не вижу её.

Совсем забыла, что они здесь ни разу не видели проволочной пилы! А вот волшебные руки литейщика сделали для меня, можно сказать, эксклюзив.

Я сама схватила инструмент и, пропустив его под костью, взялась за ручки и приступила к делу. Боже мой, как тяжело! В универе этим занимался главный травматолог, студентам такое не доверяли, а тут — мои слабенькие ручки против большеберцовой и малоберцовой костей.

Нейт Лейн, недовольно сверкая глазами, продолжал натягивать ткани, отпускать их было нельзя.

— Йен, смени меня, — взмолилась я, когда сил уже не осталось, и юноша, взволнованно суетясь, перехватил инструмент.

Пила жужжала, а у меня закружилась голова от стресса и избытка впечатлений. Жестом я подманила стоящего ближе всего парнишку и, передав ему тканевую салфетку, велела:

— Лови ногу.

Когда омертвелая часть была удалена, я, собрав все силы в кулак, приступила к формированию культи. Лейн отпустил ткани, и они укрыли опил кости. Я всё делала так, как помнила с университетских лет. Эти знания долгие годы дремали в голове, чтобы однажды я смогла применить их на практике в другом мире.

Швы надо было наложить как можно аккуратней, чтобы рубец не мешал протезу, если он будет. На протяжении всей операции я поясняла каждый свой шаг, припоминая слова профессора Белова с кафедры.

Хотя нет, не все. Обычно он добавлял зычным голосом: “Всё поняли, остолопы?” Или “А у кого это культяпки вместо рук?!”

Перед тем, как наложить последние швы, я оставила в ране дренаж. Его роль сыграла тонкая полоска бриоля. Потом обильно смазала рану заживляющим составом и забинтовала. Достала склянку с кровоостанавливающим и, приподняв голову всё ещё спящего пациента, по капле влила ему в рот. Проверила пульс — чуть частит, но наполнение хорошее. Кожа бледная.

Не удивительно, он потерял много крови. Весь мой халат, юбка и рукава были в бурых потёках. Незаметно я сунула в руку Йена баночку с мазью и склянку обезболивающего.

— Обрабатывай, если меня сюда больше не пустят, — сказала шёпотом и только сейчас заметила, что юноша смотрит на меня, почти не моргая. В глазах шок.

Да и вообще тишина подозрительная стоит. И зрителей-то прибавилось — вон в стороне какой-то дедулька, с ним ещё незнакомый лекарь. Смотрят то на меня, то на Тая на операционном столе. А вот Ойзенберг, наоборот, испарился.

И тишина такая. Слышно, как муха бьётся в стекло.

— Вы закончили, нейра? — выдавил из себя нейт Лейн и вытерся салфеткой.

Я кивнула.

— Ваши прогнозы? — он обвёл взглядом практикантов.

— Помрёт, — лениво зевнул кучерявый парень в мятой форме. Видимо, лентяй и прогульщик.

— Ставлю на то, что очухается, — произнёс второй и подмигнул мне, как своей подружке.

— Тридцать процентов, что выживет…

— Пятнадцать…

— Шестьдесят…

— Девяносто, — уверенно произнёс Йен и поймал от меня лучи благодарности.

Лейн ухмыльнулся.

— А ваши прогнозы, нейра? Каков процент, что этот бедолага выйдет отсюда на своих ногах? Точнее, ноге?

— Девяносто девять, если переживёт первую неделю, — сказала я уверенно, хотя твёрдых оснований для этой уверенности у меня не было. — А как вы считаете, нейт Лейн?

Я ожидала, что он скажет процентов десять, пять, три…

— Я воздержусь, — он ухмыльнулся. — Этот больной будет под вашим контролем, можете навещать его. Если он всё-таки умрёт, вы забудете дорогу в башню лекарей.

У меня отвисла челюсть. Вот это да! Получить от Лейна разрешение беспрепятственно посещать больного? Да это настоящий успех!

Не успела я ничего ответить, как к нам зашагал дедуля, напомнивший мне хранителя столичной библиотеки. Он достал из кармана очочки и водрузил себе на нос.

— Какая интересная техника, ни разу такого не видел! — заговорил, едва не лопаясь от любопытства. — Это где вы такому научились, юная нейра?

— В столичной Академии, — лаконично ответила я, не желая дальнейших расспросов.

— Хмм… интересно, интересно… вы просто обязаны написать конспект!

— Ещё неизвестно, чем закончится такая самодеятельность, — процедил глава гильдии сквозь зубы.

— Нейт Лейн, вы работаете давно, полагаю, вы и сами видите, что гильотинная ампутация несостоятельна, — я развела руками. — Не пора ли заменить её чем-то более современным?

Кажется, сегодня я порву все шаблоны.

Дедуля поднял вверх палец и проговорил с энтузиазмом:

— Как раз вчера нейты Ойзенберг и Калвин проводили традиционную ампутацию другому больному, у него была похожая проблема. Можно сравнить, как будет идти заживление у обоих пациентов. Кстати, нейра Эллен, позвольте представиться, меня зовут нейт Бэйнс, — и учтиво поклонился.

Он сразу вызвал у меня симпатию. Я скромно улыбнулась:

— Очень-очень рада знакомству.

Но доброжелательную атмосферу, как обычно, испортил Лейн.

— Нечего тут сравнивать, выздоровление зависит от множества факторов.

Бэйнс прокашлялся и поправил очки.

— Нейра, а что вы там говорили о болезнетворных частицах?

Я снова, не спеша, рассказала о необходимости соблюдать идеальную чистоту и о микробах, которых и называла болезнетворными частицами. Пожилой лекарь кивал и приговаривал: “Интересно, кхм, интересненько”. При этом было заметно, что многие практиканты слушают с любопытством, а нейт Лейн — со скепсисом и даже какой-то… ревностью. Ну да, не он сегодня в центре внимания. Я успела понять, что глава гильдии очень самолюбив, и от лимонов бы морщился меньше, чем от моих слов, которые считал полной ересью. Но вода и камень точит, поэтому сдаваться я не собиралась.