Конторщица (СИ) - Фонд А. - Страница 60

— Ну что, теперь у нас есть прекрасный повод выпить шампанского?

Пока они обсуждали, как лучше отпраздновать столь знаменательное событие (не называя причину прямо), и что лучше — "Советское шампанское" или таки "Букет Молдавии", я почти собралась.

Когда дело дошло до документов, я выгребла все скопом и с грохотом швырнула в мусорную корзину, веселые разговоры моментально смолкли и все уставились на меня. Убедившись, что я точно привлекла всеобщее внимание, из бокового ящичка я достала несколько документов и демонстративно порвала их в мелкие-мелкие клочья на глазах у баб. Клочки, размерами с лепестки роз, полетели тоже в корзину, красиво кружась, словно в хороводе.

— А что это ты рвешь? — не выдержала Лактюшкина.

— График отпусков, сводную для выплат льготникам, свод страхового стажа с расчетами размеров пособий, а также график сменности по цехам — все на следующее полугодие, — с готовностью ответила я.

— Да ты что! — подпрыгнула Щука. — Не смей! Я сейчас охрану вызову.

— Как угодно, — ответила я. — Я имею право находиться здесь еще пятнадцать минут. И имею право забрать личные вещи. Вот я и забираю.

— Но уничтожать рабочие документы ты не имеешь права! — подвязалась Лактюшкина.

— Ах, какой ужас, — всплеснула руками я. — Какое вопиющее нарушение! Кошмар! Так увольте меня!

— Мы сейчас составим акт и вызовем милицию! — вякнула Жердий. — За порчу имущества социалистической собственности получишь по полной.

— Вперед! — кивнула я. — Вот только нигде в приказах и поручениях не сказано, что эти документы именно Горшкова должна делать. Ответственные — Щукина и Гиржева. Вот с них и спрос.

— Да что ж ты за дрянь такая! — вскричала Щукина. Глаза ее налились кровью, руки дрожали. — Ты хоть соображаешь своей безмозглой башкой, что натворила?! Как мы теперь успеем сделать все это за месяц?!

— Как-то вы не особенно задумывались о сроках, Капитолина Сидоровна, когда давали мне делать эту, чужую для меня, работу, и сроки мне давали всего неделю-две.

— Ты понимаешь, что ты сейчас сделала? — уничижительно прошипела Репетун, — ты сейчас оставила весь коллектив депо без отпусков, без зарплаты и без пособий.

— Да ничего, — весело отмахнулась я, — таких как я, ленивых бездарей, поэтому и увольняют. Зато остаются настоящие профессионалы и мастера своего дела — за месяц вам сделать все это — раз плюнуть! Счастливо оставаться, бывшие коллеги!

Ах, если бы вы знали, с каким удовольствием я закрыла дверь с той стороны, прошла по мрачным коридорам депо с улыбкой свободного человека и, наконец, вышла на улицу.

Свобода!

Дождь уже прошел и воробьи, весело чирикая, купались в теплых лужах. Пахло чистотой, цветами, звонко пели птицы, а на душе у меня стеклянным переливающимся колокольчиком пело предвкушение чего-то эдакого.

Угу. Как же!

Если полоса черная — то белой она не может быть по умолчанию. Это моя мудрость. Я только что сама придумала.

В общем, на скамейке у подъезда сидели дежурные старушки и Роберт (!).

Причем, что интересно, обычно всегда бдительные и подозрительные соседки, сейчас что-то наперебой рассказывали кивающему с важным видом парню. Но еще чуднее, что одет он при этом был неформально — в темном джинсовом костюме и черной бандане, из-под которой топорщились антрацитовые локоны, и наши старушки не ругали его за неприличный вид. Если вместо банданы натянуть берет и дать сигару в зубы — Роберт станет похож на Че Гевару, поняла я.

Я поздоровалась.

— А что это ты так долго на работе сидишь? — отчитала меня баба Варвара, — Роберт вчера приходил, не дождался, сегодня опять уже сколько ждет тебя.

— Виновата, исправлюсь, — покаялась я.

— Привет, Лида! — улыбнулся Роберт. — Поговорить надо.

— Пошли ко мне? — я пригласила парня в квартиру.

— А где это ты зависла? — спросил Роберт, осматривая обстановку на кухне и с комфортом устраиваясь у окна. — На свидания бегаешь?

— Нееет, — засмеялась я. — Старая я уже по свиданиям бегать. На работе я пропадала. Срочные дела, надо было все поделать.

— Аааа, — кивнул Роберт. — Ясно.

Я заглянула в холодильник, обнаружила там только пельмени и предложила гостю.

— Нет, спасибо, меня ваши старушки пирожками наугощали, я за эти два дня потолстел уже, — засмеялся Роберт. — Я по делу пришел. В общем, я все, что смог, выяснил.

— Рассказывай, — напряглась я.

— Тут довольно запутанная история. — начал рассказ Роберт. — Эта твоя Римма Марковна, оказывается, в молодости была замужем за Яковом Бурштейном. Он еврей, и то ли лингвист, то ли писатель. А вот его брат, Борис Бурштейн, был в немецком штабе переводчиком во время войны. А потом этому брату по доносу впаяли, что он якобы поддерживал фашистов. Брата потом осудили и отправили в лагеря. А этого Якова Бурштейна заодно, раз он тоже лингвист, то за содействие, как-то так. Я же говорю, запутанная история. А Римма Марковна через знакомых как-то смогла выкрутиться, подделала документы и жила как незамужняя.

Я только успевала переваривать информацию.

— Ее соседка Элеонора Рудольфовна, по совместительству твоя свекровь, — хмыкнул Роберт, — узнала и начала шантажировать ее этой историей. В общем, бабушку хорошо так психологически обработали, не за один день. Под угрозой разоблачения ее заставили приписать в комнату Ольгу Горшкову и поместили в спецучереждение для стариков с деменцией.

— Кошмар какой, — расстроилась я. — Слушай, Роберт, а откуда Элеонора узнала о прошлой жизни Риммы Марковны, особенно, если документы подделаны?

— Да Римма Марковна сама ей проболталась. Случайно. — Вздохнул Роберт. — Сперва Элеонора влезла к ней в дружбу. А та уже старая, где-то и ляпнула.

— А как она могла приписать Ольгу Горшкову к себе в комнату, если в то время Ольга жила вот в этой квартире? — не поняла я.

— Мутная история, — пожал плечами Роберт. — У них там какая-то знакомая в паспортном столе есть, и она помогала им с приписками всякими. Ольга тут жила, но не была приписана.

— Мда, — поёжилась я, — видимо, разработали многоходовую аферу, и мою квартиру отжать, и комнату Риммы Марковны.

— Ага, — зевнул Роберт. — Я так понимаю, там и другие соседи в сговоре были.

— Роберт, слушай, я не хочу озвучивать эти факты из жизни Риммы Марковны в газете.

— Кстати, выписать Ольгу Горшкову не выйдет. Да, и у нее покровители есть. — заметил Роберт. — То есть жить Римме Марковне теперь вообще негде. Так как я сильно сомневаюсь, что Горшкова пустит ее обратно в комнату.

— Пофиг. Заберу, значит, к себе, — вздохнула я.

Мы проговорили до самой ночи. Я договорилась с Робертом, что проверю текст его статьи. И в понедельник поеду забирать Римму Марковну. Роберт вызвался ехать со мной. Ну и прекрасно, силовая поддержка не помешает.

Когда Роберт ушел, я помылась (нормально в ванной, а не скрючившись по частям в умывальнике в дамской комнате на работе, как все эти дни) и пораньше легла спать.

Завтра поеду в село.

Теперь пришла пора разобраться с родственниками.

В село к родственникам положено ехать с утра, лучше — часов в пять утра. Идеально — на первый автобус. Но я-то была неправильной, поэтому решила ехать, когда удобно мне, а если замотаюсь, то вполне сойдет и на последний автобус.

Адрес, куда ехать, я знала, недаром стоически вытерпела все эти родственные "гости", зачастившие ко мне в последнее время.

Итак, мою мать зовут Александра, но все ее называют Шура, отца — Степан. Есть у меня старшая сестра Лариса. Ее мужа зовут Витя. Деревня, в которой жила Лидочка до того, как переехала в город, называется Красный Маяк. Ранее оно носило название Графское, но после революции такое название для советской деревни сочли не комильфо, кроме того, там был сформирован колхоз "Красный Маяк", следовательно, и деревню переименовали также.