Конторщица (СИ) - Фонд А. - Страница 41

И даже Максимова присоединилась к общему хору и вполне членораздельно поздоровалась.

— А я иду такая по коридору, вдруг слышу шум, и думаю, что тут стряслось? — весело сказала Лактюшкина и пошутила, — землетрясение или цунами?

Все с готовностью захихикали.

— Да Горшкова опять склоки устраивает, — пожаловалась Жердий и шумно отхлебнула из чашки. — Дуська цветы поливала, водой брызнуло, так мы теперь вынуждены с самого утра недовольства слушать.

— Лидия Степановна, — ледяным тоном обратилась ко мне Лактюшкина, вешая плащ в шкаф. — Вам следует уяснить, у нас сложился хороший дружный коллектив и нам не нужно здесь устраивать регулярные скандалы.

— Феодосия Васильевна, — чуть не скрипнула зубами я, — все мои документы на столе умышлено залиты водой. Информация уничтожена. Но мой вопрос коллеги отмахнулись. Я сейчас вызываю комиссию и будем составлять акт.

— Какой еще акт? — чуть не подавилась пирожком Жердий, и даже отставила чашку, а Максимова шумно всхлипнула.

— Подожди, Галя, — остановила ее Лактюшкина, — Никто никакого акта составлять не будет. Просто потому, что я не позволю.

— В смысле "не позволю"? — меня аж затрясло от такой явной наглости, — то есть коллеги нагадили, а вы собираетесь покрывать все это? Так вас понимать, Феодосия Васильевна?

— Что значит "нагадили"?! — взвизгнула Жердий, — выбирайте выражения, Горшкова!

— Галя, подожди, я сказала, — рыкнула Лактюшкина, — Лидия Степановна, вся вина здесь только ваша. На этом столе у нас всегда обрызгивают вазоны, много лет подряд, поэтому незачем было оставлять документы. Сами разбрасываете, а потом крайних ищете. Откуда Дуся может знать, что вы там разложили? Важные документы хранятся в сейфе.

— А сказать мне, что мой стол у вас используется для полива вазонов было нельзя? — у меня не было слов.

— А вы не спрашивали, — пожала плечами Лактюшкина и повернулась к Жердий. — С чабрецом чай я люблю, Галя. А вишневое варенье еще осталось?

Коллеги принялись пить чай, весело обсуждая что-то, а я осталась как дура стоять над залитым столом, понимая, что этот раунд я проиграла. И лишь злорадный взгляд Максимовой подтвердил, что это только начало.

Примерно минут через двадцать появилась Базелюк. Потная, с одышкой:

— А я только с рынка. Такое сало отхватила! — прямо с порога принялась хвастать она, зайдя в закуток, где все уже допивали чай, — вот взяла вам попробовать.

Она развернула газету и все пространство моментально окутало облако удушающе-чесночного духа.

— Ой, отрежь и мне кусочек, — захлопала в ладоши Жердий.

— Копченое? — упавшим голосом поинтересовалась Лактюшкина, — хочу! Но мне с моим желчным нельзя.

— Да нет, маринованное. Я у одной женщины всегда беру, — пояснила Базелюк. — Вам с прорезью или с другой стороны резать?

— А мне режь побольше, — заявила Фуфлыгина, — очень уж я такое сало люблю.

— Дусь, иди сало пробовать, — позвала она Максимову, которая участия в чаепитии не принимала и в это время сидела за столом и что-то читала.

Максимова, не отрываясь от чтения, что-то вякнула, очевидно это был отрицательный ответ.

— А что это ты там так внимательно читаешь? — заинтересовалась Жердий, выглянув из закутка и обдав меня чесночным запахом изо рта.

— Сонник, — буркнула Максимова.

— Ой, а глянь, что значит, если мертвые утки снятся? — сразу включилась Фуфлыгина. — Снится мне, что иду я такая по полю, и тут из-под ног одна утка вылетела, другая. Я поворачиваю в сторону, и наступила на третью. Смотрю, а она совсем мертвая лежит и из клюва язык такой вывалился.

— Утка летящая — к добру, — прочитала Максимова, — а если плавающая — к переменам. О мертвых утках здесь не написано.

— А моя бабушка всегда говорила, что мертвая птица — к улучшению в жизни, — авторитетно сообщила Жердий. — Дуся, а глянь, что если приснилась красивая такая поляна, ужас прям, какая красивая, в цветах вся. И на ней кони пасутся. И еще там хоронили кого-то…

Ответить Максимовой помешало явление Репетун. Она появилась, благоухая какими-то сладко-приторными духами. В лучах утреннего солнца ее лицо было похоже на печеное яблоко.

— Девочки, мне помаду "Дзинтарс" передали. Будете смотреть? — Она вывалила несколько тюбиков белого и коричневого цвета с золотыми буквами, на стол. — Перламутровая. Есть три оттенка. Просят недорого. А на следующей неделе обещали тени.

"Девочки" моментально бросили пить чай и принялись рассматривать помады, чесночный дух казалось, пропитал уже всю комнату, перемешался с приторной липкостью духов Репетун, и вонь получилась такая, что я задыхалась. Не выдержав, я открыла форточку, чуть проветрить.

— Лидия Степановна, закройте окно, — потребовала Жердий.

— Я хочу проветрить, дышать нечем, — ответила я.

— Вы что — хотите, чтобы мы все заболели? — возмутилась Базелюк.

— Я не переношу сквозняки! — поддакнула Фуфлыгина, подошла к окну и захлопнула его со стуком.

Блин, я даже не знаю, как на все это реагировать.

Еле-еле дотерпев до обеда, я с облегчением вышла на свежий весенний воздух. После вонища в кабинете, аппетит совсем пропал, и я решила сбегать на квартиру, глянуть, что там мои нанятые уборщицы уже сделали.

Квартира порадовала: сияла чистотой и свежестью, мусор был выметен, стены ободраны от остатков обоев и зеленки, щели замазаны, а потолки побелены. Даже куски побитой сантехники они вынесли на мусорку, хоть я и не просила.

Женщин, что делали ремонт у меня, было трое, они работали уборщицами цехов и подрабатывали мелким ремонтом квартир. У нас в городе промышленных объектов было достаточно, и конкуренция среди таких вот рабочих бригад была огромная. Поэтому на мою просьбу с ремонтом, они откликнулись с радостью. У одной из женщин муж был электрик и вопрос с проводкой мы уладили быстро.

Теперь осталось поклеить обои (их сперва нужно было купить), поменять паркет и решить вопрос с окнами и сантехникой. Вроде спектр работ большой, но обои вызвались поклеить те же работницы, осталось найти их. В магазинах выбор был небольшой и расцветочки не впечатляли. Нужно будет сходить к Алевтине Никитичне, вдруг что подскажет.

Я уже совсем было собралась уходить, скоро обеденный перерыв закончится, как одна из работающих у меня женщин, тетя Варя, вышла из большой комнаты, где добеливали потолок, держа в руке раздувшуюся сетку-авоську:

— Лида, глянь, — протягивает мне, — игрушки вот остались, мы не стали выбрасывать.

В авоську было напихано всякая всячина: какие-то свертки в сероватой оберточной бумаге, растрепанные книжки с картинками, размалёванный фломастерами мячик, новогодняя маска снегурочки, а сверху выглядывала плюшевая мордочка истрепанного и почему-то зеленого зайца с единственным рваным ухом.

"Светкины игрушки. Ольга даже забирать не стала", — подумала я, а вслух сказала:

— Оставьте их здесь. И спасибо, что не выбросили.

На работу я бежала уже в менее лучезарном настроении. Ни солнышко не радовало, ни расцветающая на глазах улица, ни тот факт, что ремонт квартиры хоть и помалу, но движется. У разрисованной пингвинами с эскимо тележки, очереди почти не было. Я не пообедала, поэтому быстро отстояв небольшую очередь, получила заветный вафельный стаканчик со сливочным мороженым. Слизнув немного сладкого холода, аж замерла от восторга и наслаждения. Вкус детства! В моем времени такое уже не делают. За последние годы я перепробовала разные сорта, даже очень дорогие, в шикарных европейских ресторанах, но, может, именно ради этого бесхитростного, льдисто-молочного вкуса сюда и стоило вернуться?

Не выдержав, я вернулась и купила еще один стаканчик. Да! Вот такая я обжора!

Настроение чуть повысилось, и я вошла в контору депо "Монорельс", улыбаясь. Внутренне собравшись, я приготовилась к очередному раунду со стороны "милого" бабского коллектива.