Конторщица (СИ) - Фонд А. - Страница 37

— Тогда стол письменный, кухонный и табуретки на кухню тоже он сделает, — перебила я, — или все-таки югославский гарнитур вам достать проще?

— Найду я тебе краснодеревщика, — буркнул Лев Юрьевич и черканул что-то в блокноте.

— А паркет тоже он сделает? — уточнила я.

— Какой еще паркет?! — аж подпрыгнул Лев Юрьевич.

— Обычный паркет. Лучше из дуба, — ответила я. — Ольга же топором порубила весь паркет. Вот, гляньте на фото.

— Вот, твою мать, дура! — вспылил Лев Юрьевич. — Ладно, паркет тоже он выложит.

— А окна?

— С окнами сама решай. Нет у меня окон! — Лев Юрьевич с досадой хлопнул по столу кулаком, и малахитовая статуэтка, изображающая юных пионеров, опрокинулась. Оттуда вылетели и разлетелись по столу скрепки и маленькие остро подточенные карандашики.

— А обои? — не сдавалась я.

— Я дам талоны, в спецмагазине возьмешь, — проворчал Лев Юрьевич.

— Но у меня денег нет, — расстроилась я.

— Я сказал возьмешь, а не купишь, — отмахнулся Лев Юрьевич.

В общем, когда примерно через сорок минут я выходила из кабинета Большого Человека, минуя возмущенную очередь у двери, в моей сумочке было все необходимое для ремонта: телефоны, явки, пароли… точнее чеки. И что особенно приятно — увесистая пачка червонцев уютно примостилась в центральном карманчике.

Вот теперь можно жить!

В общем, собою я была вполне довольна.

Конечно же, мои требования возмещения ущерба импортными материалами — это верх наглости, но еще с той, прошлой жизни твердо знаю: если обнаглеть и просить много — дадут мало, если же поскромничать — вообще не дадут ничего.

С таким мыслями я спустилась в полуподвальное помещение машбюро — в лицо пахнуло запахом свежеразрезанной бумаги с нотками типографской краски на фоне аромата крепкого свежесваренного кофе. Принюхавшись, я пошла прямо на запах.

В машбюро было практически пусто, так что нужные бланки получилось забрать без волокиты: две дружелюбные женщины быстренько все оформили и упаковали, пока третья, явно с восточными корнями, варила им кофе в закопченной джезве. Вдыхая пьянящий аромат, я рассматривала, как ловко эта женщина поворачивает и погружает бронзовое днище в раскаленный крупный песок в небольшом тазике, установленном на самой обычной электрической плитке.

Плитка!

Она есть у меня. Точнее у Петрова. Когда я скоропостижно покинула коммуналку — сказала Петрову забрать. Надеюсь, Горшков не зажал, хотя он может.

Плитка мне нужна, и срочно. Во-первых, в после погрома "демонической женщины" в квартире хоть шаром покати, а кушать готовить как-то будет надо (когда еще Лев Юрьевич снизойдет снабдить меня газовой плитой. Ох, не верю я, что вот он прям все бросит и срочно побежит мне искать). Поэтому нужно какое-то время продержаться на том, что есть.

Во-вторых, — мыло. Как показала жизнь, покупать его задорого никто не хочет, зато как подарочек оно заходит неизбалованным советским женщинам разного возраста за милую душу. Старые запасы подходят к концу, а ведь еще с милейшей Алевтиной Никитичной я не рассчиталась, да и к Вероничке Рудольфовне можно бы заглянуть, обновить гардероб по возможности. И еще что-нибудь может подвернуться внезапно, а у меня стратегического запаса почти уже нет.

Кстати, о стратегическом запасе. Из прошлой жизни я помнила, что где-то совсем скоро начнется "сухой закон", вино-водочные изделия будут по талонам и станут основной народной валютой. Поэтому, нужно будет капитально запастись, потом очень пригодится.

Так, раздумывая над обеспечением будущей жизни, я дошла до переулка Механизаторов и остановилась перед бывшим лидочкиным домом. Идти было жуть как неохота, но надо. Да и письмо забрать Петрову обещала.

Набравшись духу, дернула ручку и вошла в коммуналку. Здесь, как и прежде, едкие запахи кухни и хлорки липко обволакивали наваленное в полумраке прихожей барахло. Порадовавшись, что больше моей ноги здесь не будет, я по привычке сначала заглянула на кухню. Там, к счастью, никого не было, во всяком случае — на данный момент, так как на грубякинской плите в огромном чугунном корыте подпрыгивало, кипело и булькало белье, насыщая окружающее пространство горячей сыростью с запахами хозяйственного мыла, хлорки и детских ссак.

Чуть не задохнувшись от вонючего пара, я постаралась побыстрее оттуда убраться и постучалась к Петрову. Дверь распахнулась моментально, как будто Петров меня ждал. При этом облик он имел донельзя взъерошенный. При виде меня брови его взметнулись вверх, а затем рот растянулся до ушей:

— О! Лидка! Салют! А я-то думаю, кто это ко мне так рано? — разулыбался Петров, пытаясь незаметно отбросить хлопушку для выбивания ковров в сторону.

— Привет, Федя! — ответила я. — Раз обещала зайти — зашла. Пустишь?

— Да, заходи, — слегка смутился Петров, — Только у меня не убрано. Не ждал гостей так рано, понимаешь ли.

Я еле удержалась, чтобы сохранить серьезное лицо.

Комната Петрова, кстати, была побольше, чем даже у Горшковых. Два узких, заклеенных до середины сильно пожелтевшими газетами окна выходили прямо на проспект. Люстры у Петрова не было, засиженная мухами лампочка сиротливо болталась высоко под потолком. Продавленный диван завален грудой несвежей мятой одежды и каким-то скомканным барахлом. Незаправленная панцирная кровать по форме была точно такая же, как у Горшковых. Зато шкаф старинный, "бабушкин", с бомбошками и херувимчиками в стиле псевдоампир. Стены, кстати, были обклеены выцветшими обоями в веселенький цветочек "анютины глазки". У стены стоял круглый стол, заставленный грудами пустых пыльных бутылок, над которым висел большой плакат с бегущей девушкой в красном купальнике и надписью: "Спорт — это здоровье и красота".

— Могу предложить чаю, — проявил гостеприимство Петров и, чуть замявшись, добавил, — только подождать надо немного, пока Зинка с кухни уберется. Ты ж не торопишься?

— Тороплюсь, Федя, — отмахнулась я. — Бежала мимо по рабочим делам, дай, думаю, хоть заскочу на секунду да письмо заберу.

— Сейчас, айн момент, — Петров с кряхтением полез куда-то за диван, покопавшись там немного, наконец, вытащил большой пожамканный конверт и с гордым видом протянул его мне. — Держи вот, Лидия. В целости и сохранности!

— Спасибо, Федя, — я глянула на адрес отправителя: ВООП, г. Москва.

Ну что ж, неплохо.

— Клопомор мой где? — напомнил Петров и мои уши запылали:

— Ой, — мне стало неловко, — Извини, Федь, совсем забыла. Замоталась просто очень. Понимаешь, столько всего произошло, ты даже не представляешь…

— Всё я представляю! — гордо выпятил грудь Петров, — ты сеструхе Горшка под зад ногой дала. Ох и орали они тут все! Веселуха такая была! Ко мне как раз мужики с энергомаша заглянули после смены в покер перекинуться, так сразу и ушли. Невозможно же так играть, не слышно ничего.

— Так что, Ольга сюда приехала? — удивилась я.

— Ага, — зевнул Петров, — живет теперь в комнате Риммы Марковны.

— Так еще ж не доказано, что она умерла, — еще больше удивилась я. — А если вернется?

— Ой, когда Горшковых это останавливало? — хмыкнул Петров и задумчиво почесал пузо через замызганную рваную майку. — Да не вернется она, я так думаю. И не удивлюсь, если соседи в курсе, куда она подевалась.

— Ну, ты уж не фантазируй, — отмахнулась я, — Они, конечно, мрази еще те, но убивать не будут. Банально кишка тонка.

— Да при чем тут убивать? — заржал Петров, — куда-нибудь могли ее так определить. С них станется. Особенно с Рудольфовны. Та еще штучка. Говорят, по молодости такое творила, что ой.

Я вздохнула, вспомнив Лидочкины злоключения. Кстати, а то, что я заняла ее место, может и потому, что Лидочку чем-то траванули? Надо бы разобраться. А вслух сказала:

— Так ты пылевыбивалкой от Ольги что ли отбиваешься?

— И не спрашивай, — скривился Петров, — за меня теперь, суки, принялись.