Рождение (СИ) - "Мария Птица-Кошка" - Страница 128

— Почему же ты молчал? Устал уже? Возможно, сотрясение… Надо было сказать! Я несколько выпадаю из реальности, когда творю… Но ты остаёшься в ней! — покаялся мастер и торопливо влил пару глотков вина в изумлённо распахнувшиеся губы.

— Но… Мне говорили, что я не смею шевелиться без дозволения при этом… Пока не позволят… Я… Ладно. Я буду говорить потом, раз можно, — проглотив терпкий напиток, в недоумении признался рождённый бесправным. Человек хмыкнул, снял с головы тряпичную повязку, освободив непослушные, словно солома, волосы. Они теперь осенили его плечи непонятного цвета — почти серого — ореолом. Оценивающе посмотрел на незваного пришельца и несмело поинтересовался:

— Можно… Кири? Да, Кири, кажется… Можно, Кири, я и тебя с ним изображу? Раздеваться не надо. Я понял уже, насколько это для тебя невыносимо. Можно?

Бессловесный посетитель удивлённо посмотрел на своего ровесника, встретил ободряющую улыбку и неопределённо пожал плечами.

— Приходи! Ты тоже очень красивый! Я даже и не подозревал прежде, что встречу такое на своём веку! — на иссушенных губах мелькнула счастливая усмешка.

— Я… Не красивый, а… Я просто очень привлекателен для… Вы понимаете… Я уродлив на самом-то деле. Я отлично знаю, — отверг внезапно характеристику полукровка, натягивая на задубевшую от неподвижности плоть полотняные штаны и свободную рубаху. После побоев всё немного кружится и плывёт ещё.

— Что?.. — ушам своим не поверил обитатель весьма захламлённого жилища.

— У меня же глаза зелёные, а костей не хватает… Да и оттенок не тот, — вздох живой модели исполнен тоски по невозможному. — Я неправильный. Но интересен для некоторых в плане возможности сделать со мной что-нибудь, недопустимое с чистокровным.

— Это… Не так, Ситтиан! Не так! — голос предательски завибрировал.

— Странно, что именно для Вас, господин, это действительно иначе. Вы возбуждаетесь от моей внешности не так, как те, кто интересовался мною прежде… В Вас совсем другая страсть… Непривычно! — сколь же чудовищно прозвучала фраза из невинно мягких губ. Слишком противоестественно взрослые рассуждения для доверчивого мальчишки. Впрочем… а доверчивого ли?

На следующий день юные друзья пришли вдвоём, вызвав бурный ажиотаж у художника.

Шагать под ласковыми лучами поднимающегося светила восхитительно после долгих часов пребывания без него. Люди радостно переговариваются, рассыпаясь по просыпающимся пространствам трав. Ланакэн потребовал ещё вчера всех готовых к походу сгруппироваться небольшими командами, каждую из них должны сопровождать несколько воинов. Сборщиц под руководством Силион вместе с полукровками сопровождает сам предводитель с товарищами и людьми с Шукрских болот. Трава лишь недавно подсохла и теперь приятно шелестит при каждом движении. Из-под ступней разбегаются крошечные насекомые, мелькая яркими крыльями. Ветер приносит с берега запахи цветущих деревьев, напоминающие дорогие духи григстанских дворянок. Шоу вдруг обратил внимание на идущего рядом Гаура: тот перекинул через плечо связанные видавшие виды ажурные сапоги и с трудом выдерживает общий темп по спутанной шкуре растительности Оутласта:

— Ты не думаешь, что идти в обуви было бы удобнее?

— Не думаю, — буркнул под нос босой спутник, на миг недовольно зыркнув на излишне любопытного.

— Но… — начал было Риул, однако Ланакэн поймал его за локоть и придержал, вынуждая немного отстать от продолжающего маршировать, не поднимая глаз, союзника.

— У него ноги обожжены. Ему в обуви тяжело ходить, — украдкой объяснил почти на ухо неугомонному картографу Осилзский, успевший запомнить эту беду Беловолосого Крушителя, пока ухаживал за ним в течение болезни.

— Он в Дайиме ещё горел, когда григстаны посёлок сожгли… Только в бою обувается, — пояснил Нартис беззаботно. Гаур не вынес.

— Не терплю, когда судачат за спиной! Хочешь что-то сказать или спросить — говори или задавай вопрос мне в лицо! — внезапно вспылил Тин. В его ледяном блеклом взгляде исподлобья слишком заметно раздражение.

— Извини! Мне лишь рассказали про Дайим, — постарался смягчить его Шоу. Тиннарис смерил оценивающим вниманием, однако успокоился.

— Ещё вопросы есть? Или ты полностью удовлетворил свою жажду познаний? — едко конкретизировал на всякий случай, однако намного тише. Впрочем, в его исполнении звук почему-то напоминает шипение змеи.

— Не злись! Я не хотел тебя обидеть! Правда!

— Я не ребёнок, чтобы из-за таких мелочей обижаться, — дёрнул плечами, уже совершенно расслабляясь, охотник из Шукрских болот. Явно, его даже несколько смутила собственная вспышка — в той незначительной мере, в которой возможно смутить столь бесстрастную личность. Свои слабости очевидно искренне ненавидит, но с ними уже ничего не поделать. Остаётся лишь подавить горький вздох и в очередной раз доказывать самому себе и окружающим в схватке собственные возможности. Почему-то Ланакэн задумался: а был ли бы этот жёсткий человек хоть на десятую часть столь сильным, если бы прожил нормальную размеренную жизнь? Или он настолько привык себя заставлять перепрыгивать через барьеры слабостей, что уже и не замечает, насколько давно переступил через личный предел?

Решив разрядить нервозную обстановку, Тални неуверенно поинтересовался у затесавшегося к ним кузнеца:

— Миатс, а ты из какого посёлка? Он в Оутласте? Или ты сюда попал из-за Шоукмунского хребта?

— Я не из посёлка. Я родился кочевником, — отозвался Боир, окунувшись в много значащие для него тёплые воспоминания детства и свободы. Окружающие с сочувствием покосились на подаренного человеческого слугу. Чудовищный контраст: из привольно блуждающих между посёлками путников, посвятивших жизнь безрассудно смелой судьбе скитальца, связующего человеческое сообщество воедино, попасть в рабы, без права господина и шага-то ступить никуда не сметь. Вообще, такие семьи чаще становятся жертвами охотников, чем обычные крестьяне, ибо зеленоглазые искренне считают, что в них нет никакого смысла. В принципе, для общества григстанов так оно и есть. Для человеческих же деревень странные, вечно мигрирующие люди всегда покрыты ореолом чего-то мистически-героического. Слово кочевника нерушимо, а они сами — гарант, что твоё послание будет передано адресату, твой товар или посылку доставят, куда требуется. За это в любом жилище их встречают радушно и приветливо, получая взамен гостеприимству вести с самых различных мест, где никогда не могут оказаться слушатели-домоседы.

— Я тоже кочевник по рождению, но я не помню уже… как это, — признался Кама. — А ты давно… М…

— Где-то таким был, как ты сейчас, когда на нас напали охотники. Вначале оставили живыми меня и младшую сестрёнку, но потом… Я не знаю, что с ней стало, — рассказал могучий освобождённый, постарался ободряюще улыбнуться любопытному собеседнику.

— И… ты смог покориться?! — удивление прорвалось непреднамеренно, но бывший невольник не подумал оскорбляться. Хмыкнул себе под нос, покосился на зардевшиеся щёки потупившегося молодого воина.

— Охотники умеют убеждать. Поверь. Голод и боль быстро ломают даже настолько вольнолюбивую личность, как кочевника.

— А я остался один в лесу, когда был ещё маленьким, а потом натолкнулся на воинов Аюту… Шамул позволил оставить меня при Сопротивлении, а Шоу обучил бою и готовке… Риул сказал, что нынче такая пора, когда даже ребёнок должен уметь убивать… Я с ним согласен! Я очень стараюсь быть полезным и защищать остальных! — искренность его порыва заставила усмехнуться Боира и потрепать паренька по темени.

— Ты молодец, Тални! Так же тебя зовут, кажется? Я вот теперь тоже стараюсь изо всех сил! Я даже меч себе выковал, как господин Тиннарис советовал… Самому интересно: что получится из сей авантюры! — потянулся и пожал плечами, явно наслаждаясь окружающей свободой.

— Хорошо всё получится, если будешь старательным! А вот, если лениться начнёшь, то интересующая так тебя особа и забудет про твоё существование, Миатс! — не преминул съязвить Гаур, привыкший подначивать крайне успешно развивающегося ученика. На самом деле достижения увалень выказал поразительно высокие. И теперь главной целью наставника стало держать в тонусе настрой мрачного силача. А так как неподалёку со свойственной ей отрешённостью бредёт и Силион, то без труда угадал: повествует автобиографию кузнец в первую очередь хрупкой григстанке. Данное следовало использовать в качестве лишней возможности уколоть самолюбие талантливого мастера. Судя по каменным чертам Ланакэна, он тоже заметил сей маленький нюанс, а потому старается теперь изо всех сил сохранять хладнокровие, хоть и постепенно закипает внутри — уж это-то Тин не упустил с прирождённой бдительностью. Уголки губ Беловолосого Крушителя непроизвольно дрогнули.