Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 4

Не успел одеться, как Луша тут как тут с подносом, на котором стакан с квасом шипит.

- Вот, отведайте, барин, со сна, пока там самовар растапливают. И это… Иван Степанович просит вас на гульбище выйтить. Чайку испить.

Тарабрин уже ждал меня в тени открытой веранды за столом, украшенным полуведерным самоваром, начищенным до золотого блеска, и увенчанным фарфоровым заварочником. Медали на самоваре говорили о его благородном происхождении из дореволюционной Тулы.

- С добрым сном тебя, Митрий, - приветствовал меня хозяин. – Вижу сам, что хорошо почивал. Садись. Пополдничаем. Девчата плюшек напекли. Медком побалуемся со своей пасеки.

В сей раз на стол был выставлен китайский фарфоровый сервиз расписанный драконами. Да не деколь голимый, а ручная роспись. И ложечки из серебра. Чайная жестянка родом оказалась из Англии. Зеленый чай с цветами жасмина от фирмы ««Твайнингс»». Правда, жестянка незнакомой мне формы и размера, о чём не преминул я заметить.

- Это потому что она из девятнадцатого века, – просветил меня Тарабрин. - Из викторианской эпохи, когда еще не научились подделывать продукт под массовый спрос. И сервиз оттуда же. В одной лавке куплено. Я туда редко хожу. Запас гиней [Г И Н Е Я - английская золотая монета стоимостью в 21 шиллинг (в фунте стерлингов – соверене, было 20 шиллингов). Первоначально чеканилась из золота, доставленного на остров из африканской Гвинеи, откуда и название] у меня небольшой остался. А торговли для пополнения местной валюты у нас с Англией нет.

Тут и пирожки с расстегаями ««девочки»» принесли. Пожелали приятного аппетита и исчезли с глаз.

Пирожки с паслёном, расстегаи с рыбой. Как распробовал – с осетриной.

- Паслён откуда? – прямо вечер откровений для меня. – Вкус детства. Бабаня такие пекла. Называла: пироги с бзникой.

Тарабрин усмехнулся.

- Откуда и всегда. С бахчи. Сам по себе он заводится меж арбузов. В этом году урожай этой ягоды у нас небольшой. Слишком много вредителей набежало.

- Какие такие вредители у паслёна? – удивился я натурально.

- Волки, – ответил хозяин. - Только не у паслёна, а у арбуза. Пока до спелого арбуза этот зверь доберется, штук двадцать покусает, попортит, злодей. Зато шкур набили наши деды бахчевные знатно. Хвалились, что каждому на доху хватит. Зимы у нас все-таки не египетские, нормальные. Со снегом и морозцем. Хотя летняя шкура похуже зимней будет.

- А осетрина? – спросил я и тут же поправился. - Хотя чего гадать: река же рядом. И икру сами солите?

- Солим. Паюсную только. Секрета засолки зернистой икры не имеем. Такой секрет и при царе хранили, а в СССР даже считается государственной тайной. Да и не осетрина это вовсе, а белужина. Ее мясо грубее будет. Вчера кусок в оброк принесли из станицы Сенной. Саму рыбу, небось, всю по станице поделили, чтоб не стухла. Тут такие белуги попадаются: на двух сцепленных телегах везут, а хвост всё ещё по земле волочится, - похвастал хозяин. – Так что на полдник у нас расстегаи, а на ужин уха будет в печи томлёная. Ну и икорки нашей попробуешь.

- И никакого тебе рыбнадзора, - засмеялся я. – Не боязно вам в такую жару печь топить?

- Так не в доме же, в летней кухнёшке на базу готовят. Риска пожара нет. Ну что, почаевничали. Пошли, прогуляемся.

Сразу за домом была метеоплощадка. В глаза бросился аэродромный полосатый ««колдун»», рядом флюгер с классическим жестяным петушком на розе ветров, уже облезлым, показывающие направление и силу ветра. Будка с деревянными жалюзи на тонких ножках для термометра и барометра, будка с водомерным ведром – осадкомер, вреде бы называется. Ещё что-то мне непонятное, меж чего сушилась на верёвках мои ««камуфла»» и рубашка.

- Это зачем она тут? Прямо как в нашей школе в шестидесятые годы, – заметил я.

- А как же? Сто лет уже ведем наблюдения за погодой. Статистику набираем. Всё записываем. Цвет заката, вид и плотность осадков. Снег он по-разному падает и часто сам разный. Сила ветра, его направления… пригодится когда-нибудь. Будем погоду не только по ревматизму предсказывать. Пошли дальше, нет тут ничего интересного. Рутина.

- Вы тут совсем помещиком заделались, - констатировал я, проходя задним двором мимо склонившихся в поклоне мужиков, что складывали наколотые дрова в поленницу. Мужики были одеты в такие же короткие порты как на мне и холщовые косоворотки до середины бедра длиной. В сандалиях на босу ногу. Бородатые и стриженые ««под горшок»».

Тарабрин мой сарказм проигнорировал.

За поленницей привлекли моё внимание большие вольеры с крупными псами. Собаки молчаливо смотрели на нас сквозь сетку-рабицу, слегка колыша толстыми обрубками хвостов.

- Алабаи? – спросил я, кивнув на псарню.

- Они самые. Из Туркестана начала двадцатого века вывозили. Меняли обученных собак на ружья и патроны, что в Варшаве покупали. А щенков нам там так дарили. Самые лучшие волкодавы, какие только вывел человек. Единственно, что они побаиваются, так это запаха леопарда. Да, для ясности: в том углу среди кустов жасмина у нас летний сортир. Только ночью ходить туда не советую. Пользуйтесь ночной вазой, что под топчаном стоит. Ночью мы собак спускаем по двору, свободно гулять.

- Боитесь кого?

Тарабрин покачал головой.

- Как говорится: на Аллаха надейся, а верблюда привязывай. Бывает, дикие люди шалят, а собак наших они боятся. У самих-то собаки мелкие, шавки-шавками, чисто шакалы трусливые.

Мы прошли мимо конюшни, каретных сараев, каких-то хозпостроек из саманных кирпичей под соломенными крышами, среди которых затесалось пара хаток-мазанок под черепицей в окружении вишнёвых деревьев. Вышли в калитку в стене на большой огород, который шел почти до моря, огороженный только невысоким плетнём.

На огороде десяток моложавых баб и совсем юных девчонок что-то пололи. Увидев нас, встали, поклонились и снова взялись за работу.

- Совсем помещик, - покачал я головой и вздохнул. – Эксплуататор.

- Не завидуй. – Усмехнулся Тарабрин. - Тут крепко разобраться надо: кто тут кого эксплуатирует. Видишь, в шкурах никто не ходит, а ткань хлопковую тут без моих проходов по времени взять неоткуда. Пока только из крапивы у нас домотканое полотно получается. Да из шерсти бараньей нитку сучат и грубую ткань ткут. Кошмы научились валять, валенки, даже бурки кавказские пара семей умудрилась повторить. Пастухам нравятся. Они у нас конные, прямо ковбои.

Вышли к морю. Скорее к заливу – другой берег виден узкой полоской. Но поверхность воды была гораздо уже, чем я привык видеть в своем времени.

С моря дул несильный бриз, создавая прохладу. Светло-зеленая вода плескалась на берег ленивой волной, пригоняя на пляж бурые водоросли.

- Давай, угадаю? – спросил я.

- Попробуй, - согласился Тарабрин.

- Судя потому, что мы на Тамани, то это не Азов и не Черное море, а Корокондама. Таманский залив, если по-русски. – Предположил я.

- Не совсем, но географически верно, - согласился Иван Степанович. – Так как казаки еще реку в Азов не отвернули, то это пока еще не залив, а как говорят французы, эстуарий реки Кубань, или как у нас на севере русском скажут, губа.

- ««Течёт вода Кубань-реки, куда велят большевики»», - засмеялся я. – Так тут у вас сейчас почти пресная вода будет?

- Практически пресная. И Азов тут пока пресный. Там моря сейчас нет – мелкие болота, плавни, острова, тростник сплошняком, стеной стоит. Зато охота на птицу знатная. Только вот собак нормальных нет, по камышам за подранками бегать. Пробовали спаниелей заводить. Не тянут такой густой тростник пробивать. Увезли обратно, чтобы свою породу не портить.

- Лабрадоры нужны для такой охоты, – блеснул я знанием. - Самый результативный ретривер будет. У него вес под тридцать кило. По камышам прёт как бронетранспортёр. Только отслеживать надо рабочие линии. А то в последние годы модно стало лабрадоров держать как декоративных собак. Великолепный компаньон и детям нянька.