Поцелуй через стекло (СИ) - Воронина Алина - Страница 5

Белозерцев — бывший кэгэбэшник. Выйдя на пенсию, занимался розыском пропавших супругов, детей и других родственников. Некоторое время назад Павел Петрович дал Адаеву интервью по этой проблематике. Опубликованный текст стал рекламой его частного сыскного агентства.

Вкратце напомнив о деле Греты Тунберг, газетчик поведал о своих сомнениях. В том числе о псине, которая не лаяла. На сыщика факт впечатления не произвёл:

— Делать ставку на реакцию животины не стоит. Кстати, это девочка или мальчик?

— А лях его знает!

На этом собачья тема и закрылась. Но неожиданно Белозерцев выдвинул собственное предложение:

— Я бы обратил внимание на время преступления.

— А что это даёт?

— Будни, выходные, отпуска, — невозмутимо рокотала трубка. — Всё брать в расчёт.

Вилен слушал вполуха. Пока Белозерцев не перешёл к мотиву.

— Отсутствие мотива — сущий кошмар для следака.

— А такое часто случается?

— Иногда приходится сталкиваться с мотивом, который просто не укладывается в голове.

Здесь внимание Вилена отвлёк шум за окном. Это тарахтела тележка, гружёная просроченными продуктами. «Вот и пожива для бабушек. Значит, режим повышенной готовности постепенно слабеет». Порадовавшись этому факту, газетчик снова сосредоточился на трубке.

— В его личности две особо патологические черты, — вещала та уже по другой теме. — Это враждебность ко всему миру и неуправляемый гнев, который накрывает при малейшем признаке обмана, пренебрежения и так далее.

— Благодарю вас, Павел Петрович!

— Рад, если оказался полезен.

— Даже не сомневайтесь! — покривил душой Вилен.

«Розетка не работает. Починить!» — начертано на обоях бабушкиной рукой.

Я ищу неисправный предмет глазами. Ага, у самого пола. Да ещё и за диваном. Не буду ничего чинить. Хватит мне и других розеток.

Выхожу и комнаты и стучусь к соседям.

При моём появлении те разом снимаются с места. Нет, они не похожи. А ведь, кажется, близнецы.

«Разные, как таблички „М“ и „Ж“ на известных местах», — соглашается Бабуленция. Голос у неё сухой и ломкий. Как яичная скорлупа.

— Жаль, что ты не смогла проститься с покойной!

Лицо тёти Оли наполовину скрыто под маской.

— Оленька боится инфекции! — поясняет дядя Коля. — А ты из самого эпицентра заразы. А потому чай с имбирём нам не помешает. Я- счас! — И он скрывается в кухоньке.

— Чур три раза- не моя зараза! — всплёскивает руками тётя Оля в латексных перчатках.

Театральность жеста вполне простительна: наша соседка- режиссёр народного театра, и мы с Бабуленцией — его преданные поклонники, не пропустившие ни одной премьеры.

Тётя Оля не красива, но, как выражалась Бабуленция, приметна. Правда, сейчас вне сцены она какая-то потухшая, словно от неё осталась одна оболочка. Неужели из-за пандемии?

Детище тёти Оли под названием «Дебют»- гордость местного Дома культуры, куда выпускница училища культуры (в народе просто «кулёк») попала по распределению и с той поры так и трудится здесь. Интересно, как эта творческая личность справляется сейчас с новой реальностью, заточившей её в четырёх стенах? Как режиссирует свою жизнь?

Тётя Оля усаживает меня за круглый свой столик- пить чай. Неужели с целью узнать моё мнение о последней премьере, которую мы посмотрели всей семьёй до всех этих несчастий? Это была «Гроза» на новый лад. Этакое «тёмное царство» наших дней. Кстати, я с «Божьей коровкой», вернее с её ходячей частью в лице Альки, Маринки и Фёдора, на премьеру были приглашены. Не на первые три ряда, конечно. А с учётом всех особенностей чуть подалее от сцены. Но тоже в хорошее место- в нижнюю ложу, откуда в любое время можно смыться по нужде. Нам понравилось.

Как и ожидалось, тётя Оля- нет, сейчас Ольга Афанасьевна — начинает разговор с премьеры. Я рассыпаюсь в похвалах. Но чтоб уж совсем не засахарить, добавляю чуток критики. Дескать, Катерина вышлаклеевая, вот только какая нынче девушка станет болтать об измене мужу? Разве только на ток-шоу. Ольга Афанасьевна поглядывает на меня с удивлением: «И откуда вы, такие умненькие, выискались?» Но вслух говорит совсем другое: «С этим не поспоришь. Ведь сейчас всю иначе: полюбила- разлюбила- развелась». И чтоб соскочить с темы, вдруг обернувшись прежней тётей Олей, спрашивает: «А у тебя как с личной жизнью?»

Самый дурацкий вопрос. Но я не высказываю своё «фи», а говорю как есть: «Парня у меня нет». Тётя Оля не берётся ничего комментировать по этому поводу, а вернувшись в образ Ольги Афанасьевны, объявляет: «А мы новую постановку затеяли». На что я вежливо киваю, хотя в мои планы не входит оставаться здесь аж до премьеры. А Ольга Афанасьевна тем временем продолжает: «Это будет детектив. Так сказать на местном материале. Как тебе такая идея?»

Мои плечи неопределённо дёргаются.

— Дело в том, что мы хотим взять за основу трагедию твоей бабушки. — Здесь она медлит, подыскивая нужные слова. — Мне эта пауза нестерпима, и я выпаливаю:

— Хотите узнать про моё отношение? — Ольга Афанасьевна бросает тревожный взгляд, а меня уже несёт:-Значит, на костях хотите потоптаться?

Она растерянно оглядывается, словно ища поддержки. В дверь просовывается голова с вздыбленными завитками за ушами и на затылке. Ну вылитый сбрендивший профессор из фильма. Забыла название…

— А чаёк уже готов! — нараспев сообщает он и улыбается, отчего морщинки на лице густеют. Нет, это уже не профессор, а старичок — лесовичок.

— Очень кстати, Николенька! — Фамильярность обращения напоминает, кем соседи приходятся друг другу.

Дядя Коля-ни высокий, ни маленький, ни красавец, ни урод. А по всем параметрам средний мужчина. Унего имеется одна- единственная метка- стремление забалтывать человека. Когда дяде Коле делают замечание насчёт коллекции старья на заднем дворе, он и не думает возражать. Он пускается в рассуждения «За жизнь», посверкивая из-за очочков бело-голубыми шариками в красной сеточке прожилок. Этот словесный поток так изнуряет оппонента, что тот предпочитает ретироваться. Ибо далеко не всякий обладает терпением, да и временем, чтобы дождаться, когда говорун иссякнет или, на худой конец, застопорится. Это удаётся не каждому. А если по правде, то никому.

А ещё Бабуленция рассказывала, что в юности наш сосед отличался хулиганистостью. В переводе с её языка это означает: был падок на всякие граничившие с эксгибиционизмом проделки. Так однажды во время экскурсии в галерею искусств он встал между двумя обнажёнными скульптурами в чём мать родила. По-моему, это враки. Бабуленция дядю Колю откровенно игнорила. Но за что — так и не объяснила.

Решительно отказавшись от чая, я спрашиваю:

— Как мне электрика вызвать?

В ответном взгляде соседки — немая укоризна.

— А мужик в доме на что? — кивает тётя Оля в сторону брата.

Уже через считанные минуты раздаётся дверная дробь, явно претендующая на музыкальность. Потом просовывается голова в бейсболке.

Головной убор сдёргивается жестом фокусника. Отчего наэлектризованные вихры встают дыбом. Весь облик соседа так и лучится оптимизмом и готовностью немедленно приступить к делу.

Дядя Коля тянет за пластиковый корпус розетки. Она свободно отходит от стены.

— А это что за хрень? — задаётся он вопросом и растягивается на полу.

Мне видно, как он поддевает освободившийся конец плинтуса. Хрясть! Тот отваливается. Под деревяшкой в пространстве между полом и стеной что-то виднеется.

— Да тут схрон! — объявляет дядя Коля.

Неужели заначка Бабуленции?

Заскорузлые пальцы достают целлофановый пакет и протягивают мне. Забывая дышать, развёртываю…

Какие-то открытки, письма, счета.

И зачем это всё?

Короче, сплошной облом.

— Пойдём-ка чайку выпьем! — Рука дяди Коли ложится мне на плечо. Как тут откажешь?

За чаепитием у нас с дядей Колей начинается обычный приятельский трёп. Он разряжает напряжённость обстановки. А за второй чашкой я и вовсе забываю о творческих планах театра «Дебют».