Поцелуй через стекло (СИ) - Воронина Алина - Страница 11

Похоже, что пап-мам вздохнули с облегчением. Пожалуй, они всерьёз опасались этой девчонки. «Наивная. Невинная. И оттого опасная». Кто из них дал Мирре такое определение? Теперь уже не важно. Тем более, что девушка не только адреса не оставила, но и своей фотки. Впрочем, в их доме ей было не до сэлфи. А зря. Тату у неё — классное. Даже отец оценил. Что-то про стигматы толковал. А на взгляд Луки, просто девочка помешана на природе. Интересно, если шея у неё расписана — как ствол дерева, руки-это ветки, то по идее должны быть и корни. Скажем, на ногах. Но вот нижних конечностей он и не приметил из-за брюк. Девушке-дереву было отказано в униформе горничной. Интересно, почему? — Да по-кочену! — Последовал ответ самому себе. — Из-за боди-арта, конечно. Небось, мать настояла. Вообще-то можно уточнить у Альки. Всё-таки они с Миррой — постоялицы одного заведения. Интересно, много ли чудиков бродят теперь по улицам из-за нехватки коек для ковидников?

Но это ещё не самая жесть. Судя по тому, что будущий отдых планируется провести в бюджетной Турции, дела у Дамировых обстоят не блестяще. «Финансы поют романсы!» — так сказанула бы бабушка Нора. А для подобного вывода наличествуют многие признаки. Так готовая продукция, для которой прежде предназначалось специальное помещение, теперь складируется в их собственном подвале. «Выгоднее сдать площади в аренду!» — обосновал решение отец. Но Лука-то сообразил: не от хорошей жизни принимаются такие решения. Книги расходятся плохо. И как ещё один пример кризиса: начинающий автор, который печатал в «Библиофиле» свои произведения за деньги, в отчаянии, что нет продаж, взял и бросил весь тираж в костёр. Старшие-Дамировы, чьи детство и юность, прошли в эпоху острого книжного дефицита, у которых рука не поднимается навести порядок в семейной библиотеке, то есть сдать в макулатуру устаревшие издания, были крайне возмущены. «Варварство!»

Одно может служить утешением: поступления на дебетовую карту идут исправно. В издательстве он числится редактором, и как выражается незабвенная Нора, «солдат идёт, а служба идёт!» Но не будем пристрастны к мальчику: время от времени он выполняет поручения главного редактора. Когда случается аврал. Обычно в конце квартала, когда на Софию сваливаются дополнительные заботы.

Ну а в остальные дни… «Твори, выдумывай, пробуй!» — Этот замшелый слоган из советского прошлого повадилась повторять не только Нора. А вся загвоздка в том, что родителям втемяшилось в голову сделать из него писателя. Им невдомёк, что из отпрыска и приличного блогера не вылупится. Что он выдаст в своих текстах? Жизнь «Красных кирпичиков»? Чтобы вызвать на себя огонь из всех пушек за периметром. Оно ему надо? (А всё-таки следует признать: лексикон у мальчика, благодаря его народным корням, сравнительно богат и разнообразен). К сожалению, этого недостаточно.

Вот и остаётся юному буржуа сиднем сидеть на своей мансарде, шастая по Интернету и койкам фрэндих.

На этом поток его сознания становится на паузу: стук в дверь. Деликатный. Отцовский.

Какой-то он подавленный в последнее время. Наверняка из-за бизнеса. Давно следовало перепрофилировать этот «Библиофил» в…

— Сынок! Есть разговор.

— По поводу чего?

— Как мужчина с мужчиной.

«Неужели про тёлок? — Ну это сомнительно. Папа мужал в те годы, когда слово „секс“ писалось ещё с маленькой буквы, а между мальчиком и девочкой выдерживалась дистанция типа нынешней санитарной».

— Лука, есть обстоятельства в жизни…

— Непреодолимой силы?

— Ну типа того…

— Пап, если ты о грядущем банкротстве, то…

— Нет-нет, до этого не дошло. Пока. Тем не менее денег, признаться, у нас стало меньше. И отчасти это объясняет…ну в общем…

— Что, папа? Скажи прямо.

— Лука! Сынок! Будь у меня возможность, я бы никогда не дал повода. Короче, мы с твоей мамой очень хотели ребёнка. Но всё откладывали, потому что желали для него…

— Лучшей жизни?

— Мальчик мой, есть такой способ — суррогантное материнство. Мы им воспользовались. Но не очень удачно. Можно сказать, произошла катастрофа.

— Папа, не тяни!

— В общем, мне пришлось переспать с Лушей, — выпалил Гумер.

— С няней?

— Это потом она стала твоей няней. А поначалу…

— Теперь понятно, почему она называет меня сыночком.

— У неё имеются для этого основания.

— Уф-ф-ф! — выдохнул сын. Но родителем не был понят:

— Чему ты радуешься?

— Что ты не зашёл ещё дальше и не взял ребёнка из детдома. Но скажи, она тебя шантажирует?

— Как ты категоричен, однако… Я бы смягчил формулировку. Луша просит оказать финансовую поддержку. У неё муж потерял работу.

— Мама знает?

— Полагаю, догадывается. Но ты же знаешь Софию, сынок. Она женщина незаурядная. И до скандала не опустится.

— Но с денежками не захочет расставаться. Верно?

На отцовском лице отразилась улыбка.

— Правильно мыслишь, сынок. Но и я теперь, когда ты в курсе…В общем, буду краток. Что называется, отлегло! — С этими словами Гумер покинул обитель наследника. А Лука подумал, что давно не видел отца в таком приподнятом настроении.

И чем эта семейная история не повод для рассказа?

Часть скулы, куда пришёлся удар, пульсирует в так с сердцем. Но по крайней мере я в безопасности.

Сокамерница — молодая цыганка. Сидит в своём уголке и мне не докучает. От неё услышала только одну фразу: «Что у тебя на голове? Ты что бешеным ежом причёсывалась?». Ответа она не получила. И правильно. А то ещё привяжется с разговором. Уболтает в конец.

Я сажусь за стол и начинаю прокручивать в голове последние события.

Берег озера. Мужик с палками для скандинавской ходьбы. Он хотел меня прикончить. Потом была мёртвая тётя Оля. И вот тюрьма. Которая правильно называется так- камера предварительного заключения.

Цыганка сидит без движения, а её подбородок почти упирается в ключицы.

Я снова пытаюсь сосредоточиться на мужике с лыжными палками. То, что это не ЗОЖ, — факт. С ним не было разноглазой собачонки. Что дальше?

Воспоминания набегают каким-то пульсирующими картинками. А в ушных раковинах звучит: «Чур три раза — не моя зараза!» Так говорила тётя Оля. Или дядя Коля? Не помню.

А что было до того?

За стенкой разговаривали на повышенных тонах. Доминировал голос тёти Оли. В отличие от флегмы-брата, женщина заводилась с полуоборота и не останавливалась, пока не выпускала весь пар. К счастью, это занимало немного времени.

Что-то брякает в двери. Это принесли еду. Мутит от запаха еды. Отдаю свою порцию цыганке.

В висках стучат молоточки. На стене — пятно цвета высохшей шпаклёвки. А в нашей общаге было цвета мочи. Если верить Бабуленции, оно возникало сама собой — без видимых причин. А все попытки от него избавиться давали временный результат. Желтизна появлялась снова. И при этом пахла отнюдь не продуктами жизнедеятельности, а чем-то цветочным.

Сокамерница умяла мою порцию и удовлетворённо сложила руки на животе. На её указательном пальце запеклась капелька крови. Будто недавно отодрали заусеницу.

А руки у того мужика были в перчатках. Голубые, латексные перчатки.

Объявляют отбой. Можно ложиться. Опять будут кошмары!

Что доктор говорил про них? Сны- неудачники. Которые провалили своё задание — оберегать психику сновидца от «бессознательного».

На этот случай имеется заклинание:

В отличие от Ребекки, героини Дафны Дюморье, Вилену не хотелось сберечь это воспоминание, заперев его во флакон, как духи, а потом при желании вытащить пробку. Память не тускнела и не выдыхалась.