Заплатите налоги, госпожа попаданка! (СИ) - Иконникова Ольга - Страница 3

Обвинитель отмахивается от этого замечания:

– Его сиятельство уже много лет серьезно болен, и я не видел необходимости в том, чтобы лишний раз беспокоить его. В приватной беседе со мной он полностью подтвердил слова супруги.

– Похвальная забота, мэтр! – язвит адвокат. – Но его сиятельство оказался столь любезен, что согласился появиться сегодня здесь, несмотря на своей недуг. Он ожидает в соседнем зале, и если возможно…

– Да, вы можете пригласить графа де Резена, – дозволяет судья.

Графиню на свидетельском месте сменяет тучный бледный мужчина, который, в отличие от супруги, нервничает так, что с трудом произносит слова присяги.

– Итак, ваше сиятельство, подтверждаете ли вы заявление графини де Резен о том вы передавали деньги графине де Ламарк за особое отношение школы к вашему сыну Антуану.

Граф облизывает сухие губы и мотает головой:

– Нет, не подтверждаю.

Изумленный возглас супруги свидетеля сопровождается шумом в зале. Судья вынужден постучать молоточком по столу.

– А можете ли вы предположить, почему графиня сделала такое заявление? – обращается Доризо к графу.

Тот судорожно кивает:

– Это я виноват в том, что моя супруга невольно ввела суд в заблуждения. Я обманул ее. Я проиграл десять тысяч лиардов в карты и не смог признаться ей в этом. Я посчитал, что если я скажу ей, что потратил эти деньги, чтобы помочь Антуану, то она не будет сильно негодовать.

– В карты??? – месье Совиньон аж подпрыгивает на своем месте. – Ваше сиятельство, но вы почти не выходите из дома! Послушайте, если мой коллега по каким-то причинам вынудил вас дать ложные показания, лучше заявите об этом прямо сейчас!

На графа больно смотреть – мне кажется, он вот-вот грохнется в обморок. Тем не менее, он находит в себе силы ответить:

– Никак нет, мэтр! Я говорю сейчас истинную правду. Да, я редко выхожу из дома, но игра в карты – одно из немногих удовольствий, которые у меня еще остались.

Обвинение настаивает на повторном вызове графини, и когда та снова выходит вперед, то кипит от возмущения. Бедняжка граф, дома ему придется несладко.

– Уверена, месье адвокат запугал чем-то моего супруга! – заявляет она без тени сомнений. – Он никогда не стал бы утаивать от меня такие траты. Да он всегда был весьма умерен в игре.

– Скажите, сударыня, – снова обращается к ней Доризо, – знаете ли вы, что если будет доказано, что ваш сын получил документ об окончании школы незаконно (а именно это и следует из вашего заявления!), то он будет навсегда лишен возможности занимать должности на государственной службе? Кажется, он сейчас трудится в министерстве королевского двора?

Графиня открывает рот, но с губ ее не слетает ни звука. Адвокат расставил ей ловушку, выбраться из которой будет непросто.

– Протестую, ваша честь! – кричит Совиньон. – Мэтр Доризо оказывает давление на свидетеля.

– Протест принят! – строго говорит судья. – Месье Доризо, воздержитесь от дальнейших нападок на свидетельницу. А вас, ваше сиятельство, я прошу еще раз подтвердить ваше прежнее заявление.

Но графиня уже не готова ничего подтверждать. От ее былой уверенности не осталось и следа.

– Боюсь, что я не могу этого сделать, ваша честь, – лепечет она. – Я только сейчас осознала, насколько была неправа. Я действительно не могу с уверенностью заявить, что деньги были переданы именно графине де Ламарк. Я говорила это только на основании слов мужа, который, как выяснилось, меня обманул.

Она сделала выбор. Она готова выставить себя дурой, а супруга – транжирой, – ради того, чтобы не навредить карьере сына.

И ни увещевания судьи, ни требования обвинителя не заставляют ее от этого отступить.

3. Эжени. Хороший адвокат – половина дела

Остальные свидетели по первому пункту обвинений ведут себя так же, как чета де Резен – они отрицают дачу взятки графине де Ламарк и уверяют, что их неправильно поняли.

– Как вам это удалось? – шепотом спрашиваю я своего защитника.

Он довольно улыбается:

– У каждого человека есть тайны, которые он хотел бы скрыть. И слуги, которые готовы эти тайны продать.

– Но разве им не грозит наказание за лжесвидетельство? – признаться, мне жаль всех этих людей, которые руководствовались самым благородным побуждением – вывести взяточницу на чистую воду, – но вынуждены были отступить под давлением опытного и не очень честного адвоката.

Кажется, магистра Доризо (я наконец-то узнала его имя!) сильно удивляет моя забота о посторонних.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, предыдущие заявления они делали, не будучи приведенными к присяге.

Я обвожу взглядом зал. Среди собравшейся на бесплатное представление публики – ни одного сочувствующего мне лица.

– Вроде бы, здешний герцог не доволен вашей маленькой победой, – я замечаю плотно стиснутые губы сидящего в ложе де Шарлена.

Но Доризо, судя по всему, не привык склонять голову перед сильными мира сего. Напротив, его улыбка становится еще более широкой.

– Уверен, если когда-нибудь его светлости самому потребуется адвокат, он обратится именно к моим услугам.

Я еще ничего не знаю об иерархии местной знати, но понимаю, что присутствие в зале суда первого лица герцогства – не совсем обычное дело. И, боюсь, это повлияет на судью не самым лучшим образом.

– Ваша честь, позвольте нам перейти к преступной халатности обвиняемой, – обвинитель тоже не намерен сдаваться. Волосы у него на голове топорщатся, делая его остроносое смуглое лицо воинственно-грозным.

Суд заслушивает очередного свидетеля, который утверждает, что его сыновья (похоже, девочки в школе графини не учились) и после нескольких лет обучения оставались такими же ленивыми и невежественными, какими пришли в первый класс. Он высказывает мнение, что учителя в школу набирались без должных знаний и опыта, а уроки проводились формально или не проводились вообще.

Насколько я понимаю, таких свидетелей у обвинения несколько.

Но всех их мой адвокат нейтрализует тем же приемом, что и графиню де Резен – он предлагает провести аттестацию уже окончивших школу учеников, и, если их знания окажутся столь слабыми, как утверждается, лишить их документов об образовании. На что, конечно, ни один из свидетелей пойти не готов.

– Позвольте заверить достопочтенную публику, – обращается к залу мэтр Доризо, – что моя подопечная уже приняла все жалобы к сведению и в дальнейшем постарается сделать всё, чтобы обучение в ее школе было как можно более качественным. К тому же, вся вина ее сиятельства заключается лишь в том, что она чрезмерно доверяла людям, которые занимались непосредственным управлением делами и школы, и ее поместья. И директор школы, и управляющий поместьем уже получили расчет и на их места ищутся более надежные люди.

Третий пункт обвинения, кажется, совсем не беспокоит моего адвоката.

– Это – наименее серьезное из того, что вам предъявлено.

– Не может быть! – не верю я. – Ведь речь идет о детях, которые едва не погибли из-за моей беспечности.

Месье Доризо не считает это важным:

– Это всего лишь слуги. Простолюдины. Если бы речь шла только о них, то никакого дела вовсе бы не открыли. Вы заплатили бы небольшой штраф, и всё.

Но я не могу сдержать слёз, когда на свидетельское место выходит ребенок лет семи – худой, бледный, испуганный.

– Это – самый старший из пятерых, – поясняет магистр. – Ему уже двенадцать. Остальные слишком малы, чтобы заслушивать их в суде. Не беспокойтесь, сударыня, я уже провёл с ним работу. Он понимает, что ему грозит, если вдруг он решится сказать правду.

И хотя от месье Доризо зависит моя свобода, ни малейшей симпатии к нему я уже не испытываю. Представляю, как запуганы бедные дети.

Мальчик называет свое имя – Себастьен (фамилию он произносит неразборчиво). Потом на вопрос обвинителя, заикаясь, отвечает, что госпожа графиня никогда не обращалась с ним дурно, и что кормят в поместье сытно даже тех, кто в силу болезни или возраста не может работать. А худой он оттого, что не любит есть кашу и картошку и всегда отказывается от них.