Зараза (СИ) - Гарцевич Евгений - Страница 39

Рррр! Есть! Чуть руку не вывернул, содрал кожу, но дернул, наконец, достаточно сильно и правильно. Штырек переломился, а рука, с висящем на нем браслете, освободилась.

Профессор еще что-то там пытался сообразить или думал, кто из них и что мне ответит, как я схватил его за руку, сжал, контролируя инъектор, и дернул на себя, встречая лбом чуть повыше очков.

Отбегался очкарик. Крякнул и осел на пол.

Я отложил инъектор в сторону и, помогая свободной рукой, повторил операцию со вторым наручником. Свесился вниз и ощупал лежащего без сознания мужика по карманам, нашел ключи и освободил ноги.

Приводить в чувство профессора не стал, обыскал более тщательно, а заодно пытался понять, нет ли на нем укусов. Ранок не обнаружил, зато обзавелся пластиковой карточкой-пропуском с логотипом Global Diamond Corporation. Перетащил тело к креслу стоматолога, закинул почти невесомое тело внутрь и теперь уже его руки пристегнул к подлокотникам.

Осмотрелся, дошел до запертой двери, чтобы проверить карточку на замке. С этой стороны он был проще — ни сканера, ни кодового замка. Уходи — не хочу, но я пока не хотел. Но и дверь открывать не стал, прошелся до стола с мониторами.

Правда, камеры видеонаблюдения. Центральная как раз на коридор и, кроме, не желавшего уходить Роберта, никого не видно. В соседнем мониторе показывали видео с центрального входа, уже рассвело и тонкие ручейки из зомбаков неспешно текли домой. Следующий монитор транслировал картинку из холла, где уже довольно плотно толкались шаркуны.

В нескольких мониторах помещения я не узнал, вроде операционная, еще какой-то кабинет. А камера из палаты, где я встретился с зубастым бутоном была повреждена, картинка прерывалась, а половину экрана будто замазали чем-то темным. Но и то, что оставалось, красочно передавало всю ту жесть, что там была. То есть каша из ошметков, кровище и переломанная мебель. Бутон разворотило так, что уже не то что не закроется никогда, даже в пучок не соберется уже.

Более-менее целыми остались только капсулы, хоть их и завалило, отбросив к стене. Та, в которой спасся я, лежала дальше всего от эпицентра взрыва, а рядом с ней виднелась еще одна дверь, которую я раньше не видел из-за ширмы.

Я еще раз глянул на коридор, убедился, что там ничего не изменилось, и пошел к двери. Карточка сработала, двери разъехались, выпустив меня наружу. Я осторожно, боясь ловушки или какой турели, спрятанной под потолком, подошел к Роберту и перевернул его.

— Эх, Роберт, Роберт, ничего личного, но как говорил один мой недавний знакомый, мне нужнее.

Еще не развернув тело до конца, я уже признал характерный силуэт хеклеровской «эмпехи». Компактная версия с прикладом, да еще и с глушителем, лазерным прицелом и коллиматором до кучи — то, что доктор прописал. Слегка кастомная версия «ПДВ» на нормальном трехточечном ремне, который Роберт буквально зажал и не хотел отдавать. Плюс четыре запасных магазина в разгрузке по тридцать патронов.

На этом подарки от Роберта не закончились, и у меня появился тактический томагавк с логотипом в виде перечеркнутых четырех палочек. Сантиметров тридцать в длину, и весом около килограмма — легковат, надо будет на него в деле посмотреть. В руке лег на отлично, цельный кусок стали, поверх почти на всю длину шершавые накладки. Фирма австралийская, слышал про нее, даже облизывался, но доставка долгая каждый раз останавливала.

За второй заход, держа дверь все время открытой, нашел боевой нож той же фирмы, неплохой фонарик и маленькую индивидуальную аптечку. Был и «глок» в кобуре на бедре, но Роберту прилетело не только в голову и спину. Палили по нему крест-накрест, через спину к ногам и обратно. Разворотило и кобуру, и лямки на разгрузке. Брать тут уже было нечего, только патроны.

Радостный и практически счастливый, поесть бы еще, вернулся в лабораторию. Удостоверился, что дверь надежно заперта, а картинка с камер не изменилась. Пошел обыскивать помещение.

Профессор очнулся, но ни плен, ни смотровое кресло его, похоже, не смущало. По кругу болтал сам с собой, грезя о мировом признании, да ругая мегеру с Астрид и недальновидным руководством «Глобал корп».

Я попробовал с ним поговорить, но натолкнулся на полный игнор. Треснул его пару раз, так чтобы не сильно, но, как говорится, обидно. Он закатил глаза и завыл, то жалуясь, то сам себя хваля и успокаивая. Заткнулся только тогда, когда я помахал перед его носом инъектором, блаженно улыбнулся и засопел.

Что с ним делать я так и не решил, но шприц с супер-стимулятором, предварительно закрыв колпачком, припрятал. Помнил, что зубастики в версии профессора, скорее всего шаркуны в моей терминологии и раз их валит, значит, и мне пригодится.

Обыск помещения застопорился на шкафе с едой. Я нашел несколько пачек с китайской лапшой, приглядел полупустую баклажку с питьевой водой, а потом и чайник и уже не мог думать не о чем другом. Заварил, добавил жутких, но таких вкусных специй и уселся за ноутбук, с целью разобраться с камерами и посмотреть архив в поисках сестры.

Пока щелкал настройки, прокручивал в голове все, что успел наговорить профессор. Понятно, что он стоял у истоков испытаний, с ним была Астрид. Все пошло не так и женщины решили соскочить, да закрыть программу. Это радовало, а то я уже много плохого про девчонку надумать успел. А дальше очкарик взбунтовался и продолжил эксперименты уже сам. Сколько он там сказал, я планировался в восьмом десятке уже. Так, а почему он сказал, что на сегодня два эксперимента?

Я чуть лапшой не обжегся, подскочил и ломанулся до конца проводить обыск. Добежал до ящиков, которые так и не успел осмотреть и замер, когда расслышал, что внутри кто-то есть.

Три стальных ящика, практически кубы с метровыми гранями. Какая-то игра в наперстки получается, три стакана, а под одним шарик. Крышка с массивным засовом сверху, сбоку маленькое окошко, затянутое стальной сеткой. Ячейки меньше миллиметра, да еще под углом, как жалюзи, даже фонариком ничего не просветить.

Я прислушался. В двух точно кто-то есть. Слышу трение и легкое постукивание. На азбуку Морзе не похоже, а вот то, что кто-то локтями да коленями в борта упирается, вполне возможно.

Стукнул прикладом по первому ящику, в ответ тишина. Подцепил засов, вскинул крышку и отпрыгнул, целясь из «эмпехи». Никого и ничего, даже шорох прекратился, зато по комнате разнесся резкий запах разложения. Черт, ведь верно говорят, не трогай, оно и вонять не будет.

Отбросил пистолет-пулемет на бедро, выхватил томагавк и, светя фонариком, подошел обратно. Потянулся на цыпочках и выгнул шею — тело. Скрюченное чернокожее тело с густой копной жестких волос. На подпорченном плече ярко алеет след от укола, опух и раздулся, а в эпицентре красная паутинка. Похоже, я нашел эксперимент за номером семьдесят седьмым.

Захлопнул крышку, задвинул засов и пошел к следующему ящику. Кто-то сопит, замер и других звуков не слышно. Я стукнул рукояткой топора по крышке, и вышло даже громче, чем я ожидал, когда сталь грохнула по стали. Ответ пришел незамедлительно — рычание, удар в стенку, потом удар такой силы, что засов подскочил и в крыше появилась вмятина.

Ясно, такое мы уже проходили в консульстве с подарками в багажнике. Я подергал засов, пытаясь убедиться, что просто так его не вырвать, и пошел дальше.

Процедура повторилась.

Удар по крышке, ожидание ответа. И ответ пришел. Стукнул я, изнутри стукнули в ответ. Стукнул дважды, и в ответ два раза. Тогда простучал, как мне казалось понятную мелодию, по сути единственную, что я помнил из детства: до-до-фа, соль-ля-соль, фа. Прозвучало это, конечно, иначе — два коротких, один длинный, четыре промежуточных. И получил ответное корявое «пусть всегда будет солнце». Тот, кто там сидит, может мое творчество и не распознал, но точно разумен.