CULVER (СИ) - "sladdkova" - Страница 32

— Милая маленькая Грейнджер, — мурлыкнул Тео, поглаживая ее спутанные кудри, — такая милая, что хочется тебя, — сжал волосы в кулак и резко потянул, заставляя ее приподняться, — попробовать, — в самые губы.

Она дернулась и попыталась вырваться, но делала себе лишь больнее. Нотт усмехнулся, когда она попыталась сместить свои руки ниже, и просто перехватил их и приподнял ее на диван, присаживаясь рядом.

Гермиона была слишком легкой — нужно было заняться ее питанием, потому что казалось, что девушка скоро исчезнет.

— Что ты творишь, Тео?! Я хотела провести с тобой серьезный разговор о твоем поведении!

Он не ответил, лишь аккуратно положил ее животом к себе на колени, внимательно посмотрел, чтобы гриффиндорка руками удобно упиралась в мягкость дивана, и с удовольствием вздохнул, оглядывая открывшийся вид.

Она тихо фыркнула и немного поерзала, удобнее устраиваясь на его бедрах, а затем повернула голову, привставая на локтях и внимательно на него посмотрела.

— Ну что ты так на меня смотришь, Грейнджер?

Он закурил сигарету, из спрятанной пачки в нагрудном кармане рубашки, и положил левую ладонь на ее бедро под самой кромкой юбки. Блядские черные колготки с рисунком мешали добраться до теплой кожи, но он решил не торопить события и немного поиграть с Гермионой. Провел рукой выше, не поднимая юбку, успокаивающими движениями вдоль линии острых позвонков, которые приятно ощущались под пальцами даже через шерсть плотного свитера.

Она вздрогнула и тихонько выдохнула — он улыбнулся. Расслабленная, спокойная, покорная — будто не староста девочек, не гриффиндорская принцесса, контролирующая все и вся, а его милая, маленькая Гермиона.

Его.

Только его.

Он наклонился ближе, вдыхая запах ее волос, и провел пальцами по чуть влажному после сна затылку, самую малость надавливая на голову, чтобы она опустила ее вниз на диван.

Докурил сигарету, в пальцах испепеляя бычок, и резко опустил правую ладонь на левую ягодицу, все еще покрытую тканью юбки.

Она вскрикнула и задрожала, пытаясь отползти чуть вперед, потому что съехала с его колен, но он аккуратно сжимал ее за шею, не давая двигаться.

— Ну куда же ты, милая? — проворковал Нотт, поглаживая аппетитную плоть и ударяя снова, чуть сильнее. — Нас сегодня так неудачно прервали… я просто хочу немного поиграть с тобой и поговорить.

Она застонала, возбуждающе покрутив задом и чуть раздвинув ноги. Ах, значит, тебе нравится. Как неожиданно — наказание оказалось десертом.

Он отпустил ее шею и задрал юбку вверх, открывая вид на капроновые колготки и белые трусики. Блядская невинность. Тео не понимал, как она может продолжать выглядеть так наивно и чисто даже после того, как с жадностью сосала его член и просила себя потрогать.

Сжав эластичную ткань руками, он легко ее разорвал, поглаживая уже тонкий хлопок нижнего белья. Как мило.

— Они мне нравились, — усмехнулась она, — колготки.

— Мне тоже. Я куплю тебе новые, — уверил Тео, щекоча подушечками пальцев нежный бархат кожи, который сразу же покрылся мурашками.

Ему хотелось вцепиться зубами в ее задницу, оставить на ней след от зубов, чтобы он никогда не заживал, чтобы когда он наклонял ее раком перед собой, всегда мог любоваться своей меткой на столь интимном местечке своей девочки.

— Тео, прекрати, — прошептала она, когда он снова ударил по ярко-красной ягодице, оставляя темный отпечаток. — Черт, Тео! — громкий стон прошелся разрядом по всему телу.

Трусики почти не скрывали нежную кожу, и он плавно провел пальцами по красным отметинам, оставленным им самим.

— Тише, тише, малышка, — он снова ударил, сильнее, почти задевая кожу фамильным кольцом, и она закричала, пытаясь приподняться.

Какое унижение. Гермиона всхлипнула не столько от боли, сколько от того, что с ней делают: никогда, даже в детстве ее не били родители, пальцем не трогали. А теперь ей хочется, чтобы он одновременно и продолжил, и убрал свои чертовы руки от нее.

Соски щекотно царапались о тонкий лиф, но связанные руки не давали ей ничего сделать. Она прикусила губу и снова застонала, ощущая, как под ее животом горит от желания напряженный член Нотта. Он будто забыл о собственном возбуждении, всецело посвящая себя исследованию Гермионы. Он щипал, гладил и мял ее кожу везде — от затылка до икр, — посылая в ее мозг разряд сильнее, чем удар молнии. И если бы ей предложили продолжать эту пытку-ласку вечно, Гермиона согласилась бы, не раздумывая.

— Да, Гермиона, ты же такая хорошая девочка, как тебя можно наказывать? — рассмеялся он, поглаживая ее по затылку.

Грейнджер снова поерзала, наслаждаясь секундной лаской. В голове было абсолютно пусто. Легкий зуд прошелся по уже влажным складкам влагалища — хотелось, чтобы он дотронулся до нее там, надавил, потер, лизнул, вошел в нее — Мерлин, сделал хоть что-нибудь, — но Гермиона упрямо молчала, кусая губу и молясь всем Богам, чтобы он сжалился над ней, прочел пошлые мысли и погладил ее покрытые смазкой трусики.

— Тогда почему такая хорошая девочка, — она замерла, ощущая, как он кольцом задел внутреннюю сторону бедра, — может гулять с другими мальчиками, когда у нее есть я?

— Я не понимаю…

— Все ты, блять, понимаешь, — разозлился Тео, ударяя снова и снова, пока вся ее задница не стала ярко-розовой, как спелый персик.

Разрываясь на части от ревности, он злился на себя, что не может сдержаться и еще немного подождать ее ответных чувств, злился на дурацкий браслет, который, оказывается, не работал, и на отпрыска Люциуса, что совал свой длинный нос в чужие дела.

— У него болеет мать! — вскрикнула Гермиона после еще одного звонкого шлепка по ягодице. — Это просто встреча и все, Тео!

— Я не хочу видеть тебя рядом с ним, — она услышала тихий шепот и ощутила, как его пальцы скользнули мимо ее складочек и застонала. — Ты никуда с ним не пойдешь, тем более к нему домой.

— Мерлин!

Он наконец-то скользнул пальцами по ее изнывающему влагалищу и потер подушечкой указательного влажный бугорок клитора, заставив ее сразу же забыть все, что хотела ему сказать.

— Меня зовут Тео, милая, — он улыбнулся. — Я вижу, как он смотрит на тебя, — рука с волос переместилась на ее щеку и ниже, к губам, нажимая большим пальцем на нижнюю, — мне не нравится его взгляд, принцесса.

— Я…

— Подними попку, — она послушалась и немного привстала, пока он снимал с нее остатки порванных колготок и трусики, — раздвинь ноги.

Тео пригладил пальцами ее опухшую кожу, что-то тихонько напевая.

— Потрогай там, — всхлипнула Гермиона, извиваясь в его руках и сгорая от стыда.

— Где? — он рассмеялся.

Ее пронзило ощущением полного опустошения; хотелось крикнуть, чтобы он продолжил водить там пальцами, хотя бы самым кончиком. Ей хватило бы лишь одного прикосновения, чтобы умереть, раствориться в оргазме от сладкой пытки и шлепков по коже, что горели на ее заднице, только раскаляя возбуждение докрасна. Но она знала, что без Тео она вряд ли достигнет кульминации.

— Мне нужен ты… Там, — снова всхлипнула Грейнджер, двигаясь будто навстречу его руке, — потрогай меня, умоляю.

Если бы не ее связанные руки, она бы уже сама потерла, надавила и кончила в его руках. Но он будто знал это и заранее лишил Гермиону такой возможности.

«Сволочь, какая же ты сволочь».

— Просто скажи прямо, что ты хочешь от меня, малышка, — он издевался над ней и ее невинностью, желал, чтобы она произнесла вслух то, что раньше никогда не говорила.

И будто в отместку ее молчанию прошелся ребром ладони аккурат по линии кожи, не доставая на пару жалких миллиметров до ее возбуждения и размазывая стекающую смазку по розовым бедрам.

— Дотронься до моего… влагалища, — прошептала и вскрикнула, когда сразу два пальца надавали на изнывающий бугорочек, а другая рука ласкала складки, то погружаясь совсем на чуть-чуть внутрь нее, то выходя наружу.

Он натирал так быстро и сладко, что девушка вся тряслась в его руках и не могла открыть глаза от удовольствия — под закрытыми веками плясал калейдоскоп цветов. Тишина комнаты нарушилась пошлым хлюпаньем ее смазки и шорохом одежды из-за ритмичных движений. Тео давил так по-хозяйски жестоко и одновременно хорошо, что у нее вытекла слюна из уголка рта, потому что такого удовольствия она не ощущала ни разу в жизни. Она и раньше трогала себя, но это не могло сравниться с тем, что делал с ее телом Тео.