Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич - Страница 72

Не уверен, что после всего, что стало мне известно, моя судьба останется без изменений. И потому пишу это письмо. Как человек опытный, я не посылаю Вам в конверте иных материалов. Но дополнительно Вы получите дискету с фамилиями всех, кого я знаю, а также магнитную пленку с записью моей беседы с Мицкевичем. Такая же пленка есть у моих хозяев — они записывали беседу на магнитофон. Думаю, она им нужна для последующего шантажа, если что-то не будет складываться или Мицкевич проявит упрямство. Я же писал на свой собственный диктофон… как Вы учили. Может, эти материалы помогут Вам.

Для того чтобы их получить, Вы должны позвонить по телефону, прибавив или отняв от Вашего городского номера следующие цифры: +1, +1, -3, 0, +5, 0, +6.

Женщине, которая снимет трубку, скажете, что Вы ждете посылку от… — назовете мой оперативный псевдоним. Вам скажут место получения дискеты и кассеты.

Прощайте!

Иван Федорович».

Офицер приемной перечитал письмо еще раз. Чуть подумав, он поставил в углу штамп с номером, занес номер в журнал и, приколов к письму бланк с надписью «Особый контроль», положил в папку для срочного доклада.

То, что осталось от машины Горюнова, восстановлению не подлежало. Сам он был почти восстановлен. И хотя Дед утверждал, что голова болеть не может, потому что это кость, и нельзя сотрясти то, чего нет, сотрясение мозга он получил. Лежащий поперек комнаты костыль свидетельствовал, что у него плохо не только с головой, но и с ногами. Во всяком случае, левая покоилась в минометной трубе гипса и была увенчана огромной резиновой галошей. От госпитализации Дед напрочь отказался и теперь донимал сослуживцев просьбами довезти до конторы. Зеленый добровольно избрал роль верного оруженосца, готового таскать колосса на гипсовых ногах на собственном горбу. Пока помощник сдавал «хвосты» в академии, Дед коротал время у Адмирала. Два заплывших от кровоизлияния глаза грустно смотрели на мир.

Адмирал, насколько мог, пытался воспроизвести арию безногого инвалида, собирающего милостыню в поездах.

— Слушай, Дед, самое время. Чего здесь зря сидеть? Давай до поезда подбросим и… Петь умеешь?

Дед улыбнулся.

— То, что в этой конторе жалеть не умеют, я знал, но чтобы настолько… — он покачал своей сотрясенной головой. — Где Соколов?

— На совещании в центре, — Адмирал запустил компьютер. — Наша папочка оказалась, как дело Корейко, — золотой!

— Из РУОПа не звонили?

— Им сейчас не до нас. Сплошные реализации.

— Что с Чифановым?

— А? Дуршлаг. И четверо его тоже. Двое в реанимации. А ты чего сюда каждый день хромаешь? Лежал бы себе дома. А еще лучше в госпитале… Вон Рысь — дырку заклеили, так он медсестрам прохода не дает. Который раз уже звонили, просили унять.

— Молодой-зеленый!

Вялотекущую беседу прервал вернувшийся Олег.

— Здравствуйте, легко и тяжело раненные! — приветствовал он загипсованного товарища, споткнувшись о его костыль.

— И вам не хворать! — откликнулся Дед.

— Быстренько собери мне начальников отделов, — попросил Олег Адмирала. — А тебе, братец, надо бы в койку, — обратился он к Деду. — Для сотрясения мозга наша информация крайне губительна. Крыша может съехать. Чего здесь сидишь? Мы от госпиталя тебя отмазали не для того, чтобы ты здесь костыли разбрасывал. Машина нужна?

— Шеф, у меня дела… — Дед сделал попытку остаться на совещании. Он по глазам видел, что Олег принес что-то «вкусненькое». — А потом, у меня вот что есть.

Измазанные йодом пальцы держали гвоздь с крупной шляпкой.

— Что это?

— Кровельные гвозди… Крышу закреплять. Всегда ношу…

— Слушай, старик! Ты что думаешь, мы тут без тебя не справимся? Справимся, а потому давай домой. Книжки читай, телек смотри, головку поправляй.

— С нашим телевидением головку не поправишь, — забурчал Дед, понимая, что сейчас состоится вынос тела.

— А у тебя гвозди есть… — И, уже не обращая на него внимания, Олег нажал кнопку вызова дежурного. — Срочно мою машину во двор. Горюнова эвакуировать домой и до снятия гипса и закрытия больничного сюда больше не пускать.

Обиженный Дед, демонстративно громко стуча костылем и сверкая галошей, удалился, не сказав «До свидания».

Пока собирались руководители отделов, Олег дал прочитать Адмиралу документ, чудом умыкнутый из секретариата.

— Ты представляешь, пошел получать материалы во входящую группу и, на тебе, случайно увидел эту бумагу. Ну правда, случайно… — Олег поймал удивленный взгляд Адмирала: в конторе случайности были большой редкостью. — Марина регистрировала. Вдруг в глаза бросилась фамилия Энгельсгард. Понимаешь, это было в «шестерку» расписано. Я к руководству, так и так… Ну и забрал. Я потому Деда и удалил. Он от такого документа и костыли выбросит, и гипс откинет. Ладно, читай.

Сказать, что Адмирал удивился, значило ничего не сказать. Это было не просто везение, это было провидение.

— А чего народ собираем? — Адмирал недоуменно посмотрел на Олега.

— Ну, а… — Соколов кивнул на бумагу.

— Давай погодим. Ты смотри, какой конспиратор этот Иван Федорович. А мы чего пылить будем? Давай сначала по-тихому все проверим. Потом и задания народу можно будет раздавать. Тем более что от Деда этого не скроешь.

— Согласен. Но народ уже собрался.

— Ты атаман, ты и думай!

— А кому поручим?

— Есть у меня верный человек. Молодой, задорный…

— Челленджер?

— Она!

Войдя в комнату, где уже гудел народ, Олег начал с предисловия, подкупающего свежестью:

— Сегодня мне хотелось бы обсудить ряд вопросов, связанных с исполнительской дисциплиной…

В воздухе запахло грозой.

По какому-то весьма странному стечению обстоятельств слово «Челленджер» последнее время было крайне популярным в службе. Но если на синей папке оно было начертано с неизвестно какой целью, то выпускнице академии Министерства безопасности Анне Гороховой прозвище «Челленджер» — в переводе с английского «бросающая вызов» — было присвоено не случайно. Желание работать и стремительность, с какой Анна выполняла даваемые ей поручения, будь то бытовые или несложные оперативные (а до сложных она еще не доросла), вводили закаленных бойцов в ступор.

Придя из другого мира и не зная еще, что входит в ее обязанности, Анна не создала себе того коридора, который и определял бы направление ее движения и работы. Но и слепого исполнения не было тоже. Все, за что Анна бралась, она делала с глубоким осознанием и пониманием задачи.

В отличие от стажера Зеленого, который пытался напустить на себя побольше важности, Челленджер не стремилась к искусственной солидности. Этому было несколько причин: молодость, что ценила она сама, женственность и непосредственность, что ценили окружающие. Первое, второе и третье были компонентами той взрывной смеси, которая и поддерживала ее внутреннее горение.

Однако, помимо указанных качеств, Анна обладала не по-женски прагматическим умом и не по-девичьи развитой интуицией.

В общении Челленджер напоминала энергетического вампира, который незаметно для собеседника вытягивает из него информацию и насыщает ею собственную подкорку. На досуге, отсортировав и выбросив из головы все лишнее, она выискивала очередную жертву — интеллектуального донора.

Об этих ее качествах Олега предупреждал начальник курса. Анна пришла в академию «на голову выше всех» и сохранила эту дистанцию до получения диплома. Несмотря на то, что работать с женщинами в одном коллективе Олег избегал, Горохова ему определенно понравилась. В ней был стержень. А пока в других местах вакансий не было, он отправил Анну к Адмиралу, обязав того хранить новенькую пуще собственного глаза.