Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич - Страница 14

Потому В.И. пытается выудить что-либо путное из сообщений радио. Драматические произведения в записи «лохматых годов», транслируемые по эфиру вперемешку с уже известными обращениями, ответа не дают. «Может, в этом есть какой-то скрытый смысл?»

В комнату влетает Адмирал, гоня перед собой тугую воздушную волну. Бумажки готовно вскидываются и опадают на столах.

— Те же и Адмирал, — констатирует В.И. — Очередная жертва чрезвычайного положения. Ну-с, где объект?

— Что происходит? — Адмирал смотрит на камуфляж Олега и затем — виновато — начальству: — Медведя на крыше забыли!

В.И. коброй выпрямляется в кресле.

— С аппаратурой, оружием, станцией. Хватились только в центре, но назад уже не вернуться, все перекрыто. И по рации не связаться — не достает.

— Ясно, — подводит итог В.И. — Теперь я знаю, кто ввел чрезвычайное положение. Считай, что ты не жилец, а в отделе…

В комнату вваливается Медведь.

— Серия вторая: «Плейшнер возвращается».

Адмирал успевает выскользнуть в дверь.

Медведь с трудом контролирует свои действия, не говоря уже о высказываниях, и некоторое время ограничивается нечленораздельными звуками и междометиями. В качестве артикля через слово — вторая буква алфавита.

— Что — «в отделе»?

— На твое счастье, пока ничего.

— Скажите спасибо, что я человек воспитанный, — выдыхает Медведь. — А то имели бы вы бледный вид и макаронную походку. У кого есть закурить? — Он не может отдышаться после поездки на городском транспорте. Медведь не просто зол, он свиреп, как раненый кабан. — Дешевых прошу не предлагать. Ничего нового, мужики? — Только «чепешность» положения удерживает его от расправ, экзекуций, массовых «эпизоотий». Употребление последнего термина, как и слов «тромбофлебит», «сальмонеллез», «перманентная денудация», — признак ухода в пограничную зону сознания, вызванного крайним возбуждением.

В.И. протягивает «Кэмел».

— Это же верблюд! Верблюдов не курю! — Медведь недовольно сопит, но сигарету берет. — Для Абрам Семеновича.

Так и не выразив наболевшее, удаляется, гордо неся сигарету на ухом.

— У-у, кот Возилио! — улыбается Олег.

Несмотря на объявленное чрезвычайное положение, в Управлении третьи сутки расслабуха и спокойствие. Объекты брошены на произвол судьбы, наружка мотается по городу в свободном поиске. Пришла шифровка: повысить бдительность, усилить контроль за объектами жизнеобеспечения… Обычный текст, переписанный с аналогичных, направляемых в Управление перед общественно-политическими мероприятиями. Ничего существенного из него не почерпнешь. В нештатной ситуации умный опер (если он действительно умный!) поступает единственно правильным образом — занимается своими делами.

Особенно, когда ничего не происходит.

В Управление привозят листовки от Белого дома. Среди них — подготовленная обществом «Мемориал».

«Граждане Москвы! Опасность нависла над нашим городом и нашей страной! Опасность нависла над Президентом России, избранными нами народными депутатами. Все на защиту Б.Н. Ельцина и Верховного Совета России!

Все к Краснопресненской набережной, дом 3!

Каждый час дорог!»

Очередной день проходит без происшествий, ничего не изменяется и к вечеру. Поскольку сверху нет никаких команд, народ потянулся по домам. Наиболее дисциплинированные предусмотрительно заглядывают в кабинеты начальства. В.И. неопределенно пожимает плечами. На всякий случай, дабы не тащить людей из дома, В.И. оставляет несколько человек для подстраховки. Рефлекс. К вечеру поступает команда: «Оставаться на местах до особого распоряжения».

В кабинете В.И. единственный в службе видеомагнитофон крутит «Белое солнце пустыни». Вот уже пятый час красноармеец Сухов гоняет басмачей. Рекорд Гиннесса по числу просмотров в один вечер. Бобины вертятся без сеансов и передышки. Народу нравится герой, тем более что за державу сегодня обидно особенно.

Двери всех кабинетов нараспашку. Народ беспрерывно дымит сигаретами, не прячась и не маскируясь от пожарников. Кто-то, приладив приемник к оконной ручке, слушает последние новости из Белого дома. Насколько дико звучит то, что они все сейчас слышат. Сводки из райотделов коренным образом противоположны. В районах, кроме Краснопресненского, тишина и покой.

Московская область погружена в традиционную спячку. И если бы не приказ сверху, в половине горотделений и дежурных не было бы. Страсти, страсти… Гордыня, суета. Грехи тяжкие!

Кто-то дремлет на диване, отвернувшись к стене, кто-то, не теряя времени, шьет дела, переписывает описи, не догадываясь о том, что не пройдет и двух-трех дней — и придется эти дела тащить в «крематорий», как называют в Управлении печь для уничтожения секретных документов. Но печи не хватит на всех, и костры из документов будут гореть прямо на земле, в старых металлических бочках, просто на листах жести. И покроется Лубянка пеплом сгоревших дотла бумаг.

Менее активные режутся в шахматы. Удары по кнопкам часов становятся угрожающими.

В.И. — резкие скулы, ввалившиеся глаза — отрешенно смотрит в слепое окно.

Узнав поближе этого человека, Олег поразился уникальному соответствию между его внешним и внутренним состояниями. Внешне интеллигентен — той интеллигентностью, которая отличает людей, добившихся всего своим трудом и головой, — и тем не менее прост, слово «демократичен» не подходит, потому что оно более вычурное, искусственное. Доступен? Да. Причем, доступность естественная, отличающая человека, который работает, а не делает вид, что работает.

Семья простая, рабочая. В.И. поступил в МВТУ имени Баумана и окончил его в годы наивысшего ажиотажа вокруг этого вуза. Однако по складу характера — гуманитарий в чистом виде. Читает все. Раньше всех переступая порог конторы, он традиционно приносит свежие новости, с невероятной скоростью извлеченные из основных газет. При этом обладает удивительной способностью читать именно те, в которых содержатся сенсации дня. По такому же принципу — то есть интуитивно — их и покупает. Состязаться с В.И. в эрудиции бессмысленно. Любой соперник будет смят и посрамлен.

Три четверти получки уходит на книги. О самой библиотеке судить сложно хотя бы потому, что количество приобретаемой литературы и широта ее тематики анализу не поддаются. Где умещаются все его приобретения и где хранятся… В общении мягок, но под этой мягкостью скрывается жесткий хребет, который делает В.И. несгибаемым и резким, если кто-нибудь попробует испытать его на прочность.

Язык острый как бритва. Имеющие интуицию держатся от него подальше, не давая повода для колкостей. Авторитетов для В.И. не существует. Даже с большим начальством держится на равных, не «ложась» под него и не заискивая.

— О чем задумался, шеф?

— Да ни о чем особенном, брат. Нас тут большое начальство на совещание собирало.

— Ну? — Хоть какая-то свежая информация.

— Прибежали в избу дети. Сели. Ждем. За руководящим столом — никого. Десять минут сидим, двадцать… Тишина. Удивительная тишина, будто на столе лежит покойник. Потянулись покурить — один, другой, третий. Наведались к дежурной службе. И у них информации ноль. Только по телеку программа «Время». В общем и целом — тишина. Стали обратно по кабинетам рассредоточиваться. Шифровку читал?

— Нет.

— Прочитай вслух, может вдвоем одолеем.

— Целиком?

— Как сможешь.

— Тогда отсюда:

«ГКЧП функционирует менее двух суток, в связи с чем было бы, разумеется, преждевременным ожидать немедленных результатов осуществления провозглашенных программных целей. Приняты лишь первоначальные меры по их реализации.

Судя по поступающей информации, в ряде мест предпринимаемые ГКЧП экстраординарные и твердые действия воспринимаются неоднозначно. Подавляющее большинство трудящихся, как видно из полученных писем, телеграмм, телефонных звонков, поддерживают ГКЧП, выражают надежду на стабилизацию ситуации, скорейший вывод страны из тяжелейшего кризиса…»