Кровь, золото и помидоры (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович - Страница 23

— Вам Гас, — вытирая слёзы, сквозь смех проговорил Франческо, — пора начать привыкать к вашему новому нанимателю, кстати вы ведь так и не познакомились? Перед вами сеньор Витале Дандоло, которого вы думаю лучше знаете под прозвищем Венецианец.

Челюсть у поэта окончательно отвисла и пришла в себя, вместе с его параличом, лишь спустя десяток секунд. Он выдохнул и улыбнулся.

— Фух. Ну тогда я спокоен, — признался он, забирая у меня виолу, — если это сеньор Венецианец, то всё нормально. Про вас столько слухов ходит, что научиться играть на инструменте, просто посмотрев как делаю это я, думаю действительно для вас пустяковое дело. Но вынужден тоже вам признаться сеньор Витале, что и звучание мелодии, и ваше пение, просто завораживающее. А о чём сама песня? Я не понял ни слова.

Пришлось ему рассказать, что впрочем с удовольствием послушали и оба старика.

— Так, с музыкой стало понятно, так будете играть первую часть вашего выступления, — произнёс я, — давайте теперь я расскажу вам историю, слова и песню к которой вы придумаете нам до завтра.

— До завтра? — удивился он.

— Да, а чтобы вам лучше думалось, поспрашивайте слуг сеньора Франческо насчёт меня и моей привычки пить чай. Думаю, это здорово вас простимулирует.

Он вздрогнул и опасливо на меня покосился, но промолчал.

— Так вот первая часть истории, которую вы поведаете миру, — продолжил я несмотря на его выражение лица, — королева Ингеборга Датская свою девственность потеряла со своим братом Кнудом VI, который чтобы скрыть это кровосмешение быстро выпихнул её из дворца, выдав замуж за вашего простодушного короля Филиппа. Чтобы скрыть то, что она не невинна, принцесса во время брачной ночи лежала словно римская статуя, и от холода её глаз, нужный орган у короля не встал. Утром же, она всем кругом рассказала, что лишилась девственности с ним и поэтому стала настоящей королевой Франции. Ингеборга очень красивая и невинная с виду, так что ей тут же все поверили, набросившись с обвинениями на короля. Он пытался отбиться от них, доказывая, что это обман, но народный гнев был такой, что его в конце концов принудили помириться с ней, разведясь со второй королевой. Попав обратно в королевскую кровать, Ингеборга снова обманула его, вложив в свой женский орган пузырь рыбы, наполненный кровью, и с помощью него так хитро обманула короля очередной раз, что даже он поверил в то, что ошибся и на самом деле она и правда всё это время была девственна. Вот только, если бы не случилась небольшая оплошность и её не застукали за ночь до этого, в постели с одним из королевских поварят, с которым она весьма весело проводила время, якобы являясь при этом девственницей.

Лица всех троих вытянулись, по мере моего рассказа, а под конец все трое ошарашенно переглядывались между собой. Первым не выдержал трубадур, с возмущением в голосе спросив:

— М-м-м, сеньор Витале, а можно поинтересоваться? Насколько правдива эта весьма мерзкая история? Я правда не очень люблю короля, который весьма плохо отнёсся к моему творчеству, но я люблю Францию и не позволю, чтобы нас обманывала и использовала в своих целях какая-то датчанка.

— От самого первого слова, до последнего, — не моргнув и глазом соврал я, ведь в историю я вплёл столько правды, что уже отличить её ото лжи будет невозможно. Если признавать одно из этого, то нужно будет признавать и другое.

Лицо Гаса Брюле потемнело от гнева, он низко мне поклонился.

— Я ваш должник сеньор Витале. Не знаю, как вам стала известна эта история, но я обязан рассказать её всем. Завтра я предоставлю вам слова и музыку.

— Это ещё не всё, уважаемый Гас, — улыбнулся я, — есть ещё вторая часть этой песни, где описаны и другие постыдные поступки королевы. Развлечение с поварёнком были лишь самым лёгким её прегрешением. Сидя в замке, она прикидывалась бедной несчастной овечкой, посылая письма всем королевским домам Европы, и даже Папу смогла обвести вокруг пальца! Вот только на самом деле, её наряды не уступали королевским, при её дворе жили подпевалы которые помогали ей обманывать людей, а также она весьма вольно развлекалась с замковой стражей, забыв о всяких приличиях.

— Это очень тяжёлые обвинения сеньор Витале, — тяжело задыхаясь, сказал он, — меня могут за это и повесить.

— Ну, если вы прославитесь первой частью, думаю вряд ли до этого дойдёт, — я пожал плечами, — а чтобы добавить вам размышлений, я прикажу привести вам один документ, который дам лишь прочитать, но не взять с собой. Там, при трёх свидетелях, одним их стражей замка, к сожалению ныне покойным, описывается всё то, что происходило в бане замка, где развлекалась королева.

Его взгляд остекленел.

— Если я действительно его увижу, то мои слова сеньор Витале будут жалить людские сердца не хуже стрел, — сказал он, — я с трудом представляю себе, как можно быть такой женщиной. У меня просто нет слов.

— Дьявол коварен, особенно в женском обличии, — я деланно пожал плечами.

— Да и дорогой Гас, вы не будете не один, — дополнил меня, до этого молчавший сеньор Франческо, — с вами отправятся во Францию и далее во всю Европу, ещё тридцать менестрелей, вам нужно главное сочинить слова и музыку для них. Мы сделаем всё, чтобы об этой действительно гнусной истории услышали, как можно больше французов и других честных людей.

Тот, даже не ответив, и горестно качая головой, направился вслед за слугами.

— Витале, я только сейчас наконец понял, что ты задумал, — тяжело роняя слова, произнёс Франческо, — это же ужас, что будет происходить в городах и деревнях! Если взбунтуется вся Франция, поняв, что её обманули, королеве повезёт, если ей просто отрубят голову. А над королём, будет потешаться вся Европа! Ты уверен в том, что это правда?

— Я тому живой свидетель сеньор Франческо, — признался сеньор Бароцци, — сейчас тоже понимаю, почему сеньор Витале позвал меня на ваш разговор. Могу поклясться своей бессмертной душой, я видел, как королева совокуплялась с одним из помощников повара замка, я лично зарезал его на её кровати.

Франческо изумлённо на него посмотрел и покачал головой.

— Если ты раньше это знал Витале, то почему только сейчас решил обнародовать, да ещё и таким образом? — поинтересовался он.

— Так было нужно для дела, — просто ответил я, — и оно касается Святого престола.

— Да, дела, — погрустнел он, — теперь я не сомневаюсь, что король примчится умолять Агнесс о прощении.

— Я повторяюсь, но я дал вам сеньор Франческо время, и оно ещё есть, пусть и немного, — жёстко ответил я, твёрдо посмотрев на него, — сейчас герцогиня уязвимая и мало кому интересная по Франции женщина, разве, что только кроме своей родни, но всё мгновенно изменится, если она снова станет королевой.

— Всё верно, — согласился он, — значит ты готов даже расторгнуть помолвку с Марией, если я женюсь на Агнесс?

— Забрав у вас одну дочь, я не хочу претендовать и на вторую, — просто ответил я.

— Это очень благородно Витале, — покачал он головой, — даже не знаю, как принять такую жертву.

— У вас есть время сеньор Франческо, пока наш трубадур со своими собратьями, с полными кошельками наших денег и горящими взглядами, не разнесут слова правды по всей Европе. Думаю после этого, количество желающих пообщаться с опальной королевой, увеличится в разы.

Он покивал, признавая правдивость моих слов.

— Хорошо, я стану настойчивей, но в то же время не буду сильно на неё давить, — признался он, — твоя матушка обещала мне свою помощь, ей тоже небезразлично судьба Агнесс, с которой она подружилась за это время. Думаю настало самое время, ею воспользоваться.

— Тогда если на этом всё, то встречаемся с вами здесь завтра, как только наш поэт созреет? — спросил я, поднимаясь из-за стола.

— Да, я пришлю гонца, — ответил он и повернулся к сеньору Бароцци, — спасибо тебе старый друг, за правду.

Тот пожал плечами и мы попрощавшись, покинули дом Бадоэр, каждый уплывая на своей лодке. Дом Бароцци за последний год, не без моей помощи конечно, воспарял из пепла, словно феникс. Захваченные ценности на войне сеньором Пьетро и доля самой Паолы при работе на меня, были таковыми, что она отказывалась по настоянию мужа бросать работу и посвятить себя дому. Ей нравилось заниматься тем, чем она сейчас занималась, и это становилось по признанию старого сеньора Бароцци частой причиной скандалов в их доме. Я его «успокоил», сказав, что если его наследник будет таким идиотом, что расстанется с Паолой, я лично приложу усилия найти ей достойную пару в моём роду. Он лишь покачал головой, сказав, что попробует всё же сам решить эту проблему. Просить меня о чём-то, ему крайне не советовал сеньор Франческо, объясняя это тем, что результат выполнения мной просьбы, может быть совсем не таким, каким его представлял просивший. Я лишь улыбнулся над такой тонкой шуткой своего компаньона.