Во все Имперские. Том 4. Петербург (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 23

Людоед пнул этот серп, отбросив его от меня, чтобы я не смог завладеть оружием.

Дядя тем временем одной стремительной комбинацией зарезал насмерть двух друзей масона-консерватора, одному он снес голову, а другому выпустил кишки.

Людоед бросился на меня, намереваясь забить меня ногами, но я схватил с пола кстати оказавшийся рядом стальной поднос официантки и резко пробил им людоеду по коленям, явно переломав их.

Людоед по-звериному взвыл от боли. Я перекатился, выхватил у людоеда серп и вогнал его противнику в пузо.

В лицо мне брызнула кровь людоеда, ощутимо вонявшая дерьмом. То ли потому что я вскрыл содержимое кишок людоеда, то ли потому что его кровь имела такой аромат от природы.

Шаманов встал на ноги и бросился на ощупь на дядю, из-за поврежденных глаз мой кореш все еще ничего не видел.

Дядя легко уклонился от этой атаки, а потом провел захват и сунул Шаманова головой в иллюминатор, высадив при этом стекло:

— Отдохни, парень.

Плохо, очень плохо.

Голова у меня болела невыносимо, дышать становилось тяжело, распоротая в двух местах серпом рука немела… Еще пара секунд — и я вырублюсь.

Я все еще лежал в партере, но кое-как пополз по деревянному полу. Тяжелые шаги кованых сапог дяди приближались:

— Куда ползешь, племянничек? От судьбы не уползешь. В последний раз спрашиваю. Будешь со мной сотрудничать? Пойми уже, баронет. Или ты мой друг, или ты труп. Третьего варианта нет.

Но третий вариант вдруг появился прямо передо мной. Я увидел стоявшего на коленях давителя магии, которого все еще крючило от моего мощного удара в живот. Рядом с ним валялись окровавленные осколки пивного бокала, того самого, которым дядя раскурочил глаза несчастному Шаманову.

Я схватил самый крупный осколок, собрал остатки всех моих сил и бросился на давителя магии. Тот попытался остановить меня кулаком, но я ушел от удара, а потом вскрыл осколком противнику сонную артерию.

Потом я бросился на врага, от которого все еще фонило какой-то чистой тьмой, пожиравшей всю магию в округе, обнял давильщика магии и покатился с ним в обнимку по полу.

Мы ударились о столик, который упал и накрыл нас обоих, помешав уже подошедшему дяде зарубить меня серпом.

Я для верности парой ударов осколком бокала превратил горло давителя магии в кровавую кашу. Давитель всхлюпнул, меня залило потоками его крови, так что мой мундир теперь стал полностью красным.

Глаза мага подернулись пеленой, давитель был мертв.

В ту же секунду я ощутил прилив сил, как будто с моей шеи сдернули невидимую удавку. Я физически ощутил, как заживает моя растерзанная рука, как срастаются кости головы, как возвращается магия.

Но к дяде магия тоже вернулась, несколькими заряженными аурой ударами серпа он разрубил в щепу прикрывавший меня стол. Когда стол был уничтожен, я узрел дядю, с серпом в руке и объятого мощью желто-синей Нагибинской ауры. У меня когда-то тоже была такая, пока моя аура не стала фиолетовой после того, как мой организм перестроился на Лунную магию.

— Хочешь драться магией? — улыбнулся мне дядя, — Ну давай попробуем, почему нет.

— Давай, — буркнул в ответ я, поднял руку и скастовал стену огня, заклинание, впитанное мною у Огневича.

Из моей ладони родился огненный столп и стремительно рванул на дядю. Дядя заорал, как раненый зверь, его объяло пламя.

Серебряный серп в руке дяди на глазах расплавился, дядя повалился на пол и, продолжая орать, заметался.

Я вскочил на ноги и осмотрелся.

В ресторане теперь уже никого не было, кроме меня, дяди, людоеда, Шаманова, который кое-как вылезал из иллюминатора, и трупов на полу. Еще один маг в мундире полицейского генерала, то ли слишком пьяный, то ли слишком любопытный, так и остался сидеть за своим столиком довольно далеко от нас и с интересом наблюдал за сражением.

Хорошо хоть на смартфон не снимает, и на том спасибо.

Людоедов тем временем со странным выражением наслаждения на своей гадкой роже вынул из собственных кишок серп, который я ему туда вогнал. Рана на животе людоеда на глазах полностью затянулась.

Вот такой стремительной регенерации я, пожалуй, у магов до сих пор еще не видел.

Людоедов с наслаждением облизал серп, покрытый кровью, кусками его собственных кишок и дерьмом, а потом активировал свою бледно-розовую ауру и рванул на меня.

Я сорвался с места и бросился этому чудовищу наперерез.

Поднырнув под его серп, я сжал в кулаке шприц, предназначавшейся дяде, и, стараясь случайно не задеть Людоедова иглой, пробил ему кулаком в пузо. Прямо в то место, где у моего противника только что зияла жуткая рана. Второй рукой я кастанул на людоеда заклинание, которое пока еще ни разу не использовал.

Это заклинание я впитал у Пыталовой, которая мучила меня во время допроса. Как я помнил, оно должно было вызывать лихорадку, боль и полуобморочное состояние, потому что отключало эндорфины.

Заклинание успешно прошло, я ощутил это, хотя никаких визуальных эффектов и не было, ибо Пыталовская аура была невидимой. Вот только это была стрельба мелкой картечью по медведю. Мое заклинание просто ухнуло в глубины организма Людоедова, никак тому не повредив.

Судя по всему, у этого монстра мозг настолько сломан, что запытать его заклинанием невозможно. Ну или ублюдок просто наслаждается собственной болью.

А боевые заклинания, которые я навпитывал у других магов, у меня тем временем закончились…

Людоедов пошел в контратаку.

Бил он слишком уж размашисто, гад был живучим, но вот с координацией и реакцией у него имелись явные проблемы. Я уклонился еще от двух ударов серпом, а потом провел подсечку и повалил людоеда на пол.

Дядя тем временем перестал пылать, он лежал среди раскуроченных тарелок, весь обугленный и что-то бормотал. Шаманов наконец-то отрегенил свои изрезанные глаза и уже бежал мне на помощь.

Поваленный людоед не осилил встать, но отгонял меня, вертясь на полу, как волчок, по-звериному скалясь и размахивая своими заряженными бледно-розовой аурой ножищами. Ножищи у него были, судя по всему, размера пятидесятого, не меньше.

Шаманов подбежал к Людоедову с другой стороны и уже намеревался вырубить тварь ударом кованого сапога в лицо. Но людоед вдруг поднял руку и совершенно неожиданно для меня кастанул в Акалу какое-то заклинание.

В воздух взметнулась серебристая вспышка магии, не имевшая ничего общего с розовато-мясной аурой самого людоеда. Заклинание стремительно ударило Шаманова и сбило эксимоса с ног. На моих глазах нижняя часть тела Шаманова обратилась в чистый хрусталь.

Акалу тяжело повалился лицом в пол, его нижняя часть тела звякнула, ставшая стеклянной нога Шаманова с громким звоном разбилась.

Это еще что за дерьмо?

А, ну конечно.

Этот людоед же подобен мне, он тоже умеет поглощать чужие заклинания и потом их воспроизводить. Вот только, в отличие от меня, заклинания он поглощает, пожирая желудки мертвых магов. А по словам куратора, Людоедов вместе с моим дядей вырезали клан Стекольниковых. Судя по всему, вот это заклинание, которым людоед только что остеклил моего друга, именно Стекольниковым и принадлежало.

— Аааа, ноги… — заорал Акалу, безуспешно пытаясь достать Людоедова кулаком, ибо верхняя часть тела Шаманова под заклинание не попала.

Но Людоедов уже вскочил с пола.

Я бросился на него, раскрутившись в полете и надеясь провести свой фирменный летучий маваши-гери, но Людоедов перекатился, так что моя атака пришлась на очередной столик, который я развалил в труху.

Людоед тем временем поднял руку и кастанул еще одно заклинание, на этот раз в меня.

Аура вокруг руки людоеда теперь была Нагибинская — желто-синяя, её ни с чем не перепутаешь.

Я не поверил своим глазам.

Заклинание попало в цель. Через секунду я с ужасом осознал, что почти полностью ослеп. В ушах у меня стоял невыносимый шум, я утратил остатки координации и осел на пол, руки и ноги меня больше не слушались.