Норби (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 35

Оставалось развести руками.

Нужный камень я приметил еще вчера. Интересен он тем, что в незапамятные годы кто-то по неизвестной надобности вколотил в него большой железный штырь.

– Нить Ариадны? – Мухоловка улыбнулась. – Да вы романтик, мсье Корд!

Клубок прочной бечевки лежал в портфеле поверх всего прочего.

– Уж какой есть, – вздохнул я, затягивая узел. – Кстати, это вам.

Фонарь, если верить продавцу, предназначался для спелеологов. Вот они точно романтики.

– Включайте!

Белый луч разрезал тьму, и я поспешил прикрыть дверь. Экскурсия уже далеко, нас определенно не хватились. Значит, можно доставать иную карту, на этот раз нарисованную мною лично.

– Мисс Фогель! В невидимок я не верю, однако наша работа действительно превращает людей в параноиков. Поэтому предлагаю поговорить там, где нет ничего, кроме камня. Мертвецов тут никогда не было, в этих галереях разрабатывали известняк. Чуть дальше есть подземный зал, в нем тихо, сыро и совершенно безопасно. Я указываю направление, вы светите под ноги. Имейте в виду, тут полно камней и всякого хлама. Карта у меня, бечевка станет дополнительной гарантией. Диспозиция понятна?

Она, кажется, хотела возразить, но я решительно кивнул.

– Вперед!

И глубоко вдохнул стылую подземную сырость.

Мы шли плечо к плечу, белый луч фонаря скользил по мокрым камням, где-то вдали слышался голос падающих капель. Клубок бечевки я держал в руке. Пальто я расстегнул еще в городе, теперь настала очередь пиджака. Одна пуговица, вторая, третья.

Анна Фогель молчала, думая о чем-то своем. То, что придется идти в катакомбы, она заранее не знала. Сюрприз так сюрприз! Встретились у метро, и там ее обрадовал.

Экскурсовод, которому хорошо заплачено, будет молчать.

– Скоро зал, – проговорил я, не жалея голос, чтобы распугать тишину. – Надеюсь, тут не слишком мрачно?

– На Серебристой дороге страшнее, – эхом отозвалась она. – А тут… Вы правы, мистер Корд, только камень и сырость.

Белый луч утонул во тьме, проход резко расширился, и я удовлетворенно кивнул. Пришли!

– Тут и поговорим, мисс Фогель.

Портфель – на землю, на осклизлый сырой камень.

– Дайте фонарь. Спасибо! А теперь я покажу вам нечто очень интересное. Взгляните сюда!

Луч ударил в стену. Мухоловка повернулась.

– Вот тот камешек, острый, похожий на звезду.

Ствол пистолета коснулся ее затылка. «Руби», испанский, девять патронов.

– Если дернетесь, это будет последним, что вы увидите в жизни. Проверять не надо, лучше поверьте на слово.

Она негромко рассмеялась.

– А вы действительно романтик!

Я отошел на шаг и выстрелил. Пуля скользнула по камню, высекая искры.

– Пиджак! – велел я, когда подземное эхо стихло. – Сначала снимаете, затем кидаете подальше. Не пытайтесь выхватить пистолет, все равно выстрелю первым.

Ткань с негромким шумом упала на камни.

– Теперь отойдите на шаг и упритесь руками в стену.

Обыскивать женщин еще не приходилось, и я постарался представить, что передо мною манекен с витрины.

– Не останавливайтесь, мистер Корд, – посоветовала она, – мне уже нравится.

Проигнорировав, я положил фонарь на землю и вернулся к портфелю. Еще один моток бечевки, самой прочной, что нашлась в магазине.

– Повернитесь и протяните руки вперед.

Когда я убедился, что запястья прочно связаны, то взял фонарик и посветил вперед. Деревянный ящик оказался там же, где и был вчера, точно посреди зала. Оставалось взять Мухоловку за плечо и отконвоировать в нужном направлении. Ящик был стар и грязен, поэтому я без особых терзаний накрыл его своим пальто.

– Садитесь, мисс Фогель. У вас такое, насколько я помню, именуется потрошением. Приступим?

Она вновь рассмеялась.

– Вы дилетант, мистер Корд. Подсказать, как это делается?

Я вспомнил фотографии из ее досье. Обычно жертвы пропадали без следа, но один труп швейцарской полиции удалось найти. Судья в Монтане присудил бы ее к электрическому стулу, даже не заглядывая в кодекс.

– Кстати, мистер Корд, зачем вы солгали, что женаты? Настолько опасаетесь женщин? Клыки вампира на моей коже. Я помотал головой, отгоняя невольную оторопь.

– Мисс Фогель! Подобную тактику я знаю, но никогда не рекомендую агентам. Дилетант действительно может сорваться и пристрелить вас на месте вместо долгого вдумчивого допроса. Но я не дилетант. Пытать людей – занятие мерзкое и совершенно противоестественное, даже если от этого зависит твоя жизнь. Но иногда не бывает выбора.

Душная тропическая ночь, лесная поляна, догорающий костер. Взвод попал в окружение, и нам очень нужно, чтобы пленный партизан заговорил. Я не самый опытный и не самый безжалостный, зато хорошо знаю испанский. Школу заканчивал в Сан-Диего, куда отец перевез семью, надеясь найти приличную работу. Первыми испанскими словами, которые довелось выучить, были «Morir, perro!»[27]

– Вероятно, вам тоже это объясняли, Сестра-Смерть. Не претендую на ваши лавры, но поговорить со мной всерьез вам все-таки придется.

На этот раз она замолчала надолго. Я не торопил. Наконец, послышался равнодушный голос.

– Скажите, что именно вас интересует. Отвечу, как смогу.

– «Смогу» не годится, – вздохнул я, жалея, что вообще покинул Вашингтон. – Объект должен сообщить не то, что может, а то, что знает.

– Да, именно так мне и объясняли, – тихом эхом отозвалась она.

Я присел на камень и пододвинул портфель поближе.

Жужжание, наконец, прекратилось, и Антек облегченно вздохнул. Внутри странной белой капсулы было все-таки страшновато. Да еще эти провода с присосками-пиявками, которые именуются «датчиками». Его словно положили на противень и сунули в печь злой ведьмы из Пряничного домика. Когда жужжит, еще ничего, но если гудеть начинает.

Крышка беззвучно отъехала, и бывший гимназист не выдержал – улыбнулся. Не испекли!

– Вот и все, – над ним склонилось лицо профессора. – Как видите, больно не было.

Для того, чтобы попасть в капсулу, пришлось подниматься на лифте. Возле двери с вполне понятной надписью «Medical laboratorium», ему на миг стало страшно. В лаборатории не лечат, там лягушек потрошат.

Синяя пижама лежала на стуле. Антек поспешил одеться, радуясь, что Мары здесь нет. В подобном виде появляться перед ней не хотелось. Тем временем странный швед раскладывал на столе длинную белую ленту, покрытую извилистыми линиями. Что они означают, бывший гимназист даже не пытался понять.

Фамилию профессора он запомнил правильно, имен же оказалось целых два, что не редкость в Швеции. А вот профессором Оскар Стефан Сторсон не был. Как пояснил он сам, профессора преподают в университете, лекции студентам читают. А он исследования проводит, следовательно, просто доктор наук.

Хоть и не профессор, а все равно похож, почти как на иллюстрациях к Жюлю Верну. Вроде Паганеля, только успевшего в армии послужить и получить звание как минимум сержанта. А то и повоевать.

Открылась дверь, вошла Мара. Оскар Стефан Сторсон встал.

– Забирайте вашего подопечного, фройляйн, фройляйн Мара. Мне нужно подумать.

То, что девушку зовут иначе, Антек уже понял. «Фройляйн Мара» – чтобы он, случайный гость, лишнего не узнал.

– Герр Сторсон, – решился он. – А что со мной? Я. Я себя неплохо чувствую.

Швед покачал головой.

– Напрасно бодритесь, герр Антек. Синяки и царапины можно не считать, но у вас тяжелейшая черепно-мозговая травма. Сколько раз за последние дни сознание теряли? Про утраченную память даже говорить не буду. То, что вы при этом умудряетесь бегать, прыгать, стрелять и обаять девушек, является совершенно необъяснимым научным парадоксом.