Трактир «Ямайка» - дю Морье Дафна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/65
• Следующая

Начинался отлив. Море опустело; стало еще холоднее. Огонь, горевший на вершине скалистого утеса, потускнел. Он по-прежнему приплясывал на ветру и кривлялся, как старый шут, сыгравший злую шутку. Небо посветлело, бросив серый отблеск на воду. Поначалу разбойники, занятые добычей, не замечали наступления рассвета. Джосс Мерлин первым поднял вверх голову, глубоко втянул воздух и повернулся, внимательно оглядывая совсем уже четкие контуры скал. Он крикнул, приказывая всем замолчать, и указал рукой на небо.

На миг грабители заколебались, с сожалением посматривая на обломки корабля, которые покачивались на волнах, словно еще надеясь на спасение.

Затем, как по команде, они повернулись и молча побежали к лощине. В утреннем свете их лица выглядели серыми и испуганными. Они слишком замешкались и увлеклись добычей. Рассвет наступил быстро и неожиданно, грозя изобличить преступников. Мир пробуждался ото сна, власть ночи кончилась.

Джосс Мерлин стянул с Мэри мешковину и рывком поднял ее на ноги. Поняв, что она совсем ослабела и не может держаться на ногах, он в ярости выругался, поглядывая на скалы, которые с каждой минутой становились все светлее. Затем наклонился, ибо она вновь опустилась на землю, поднял ее и взвалил как мешок себе на плечи. Голова Мэри болталась, руки безжизненно повисли. Джосс сильно сдавил ей ободранный бок, и боль распространилась по всему ее застывшему от сырости и холода телу. Так он бежал с ней по прибрежной полосе до спуска в лощину. Его сообщники в панике уже забрасывали последние тюки на спины ожидавших их трех лошадей. Их движения были поспешными и неловкими, вели они себя как невменяемые. Трактирщик же, от волнения вдруг совершенно протрезвев, не менее беспорядочно командовал ими, громко чертыхаясь и бранясь через слово.

Карета застряла в песке еще при въезде в лощину, и все попытки вытянуть ее ни к чему не привели. Это непредвиденное осложнение лишь усилило панику.

Кое-кто полез вверх по тропе, забыв обо всем – только бы унести ноги.

Дневной свет был их врагом, укрыться от него легче было в одиночку – залечь где-нибудь в канаве среди зарослей колючего кустарника, а не толпиться на дороге. На побережье, где все друг друга знают, любому покажется подозрительной большая группа незнакомцев, тогда как какой-нибудь одинокий браконьер или бродяга-цыган может незаметно пройти и скрыться от чужих глаз.

На дезертиров, полезших наверх, обрушился град проклятий тех, кто оставался внизу и пытался вытащить карету. Потеряв голову, они рванули карету на себя с такой силой, что она завалилась набок, а колесо разлетелось вдребезги. Эта неудача повергла разбойников в полное смятение. Часть их бросилась к телеге, брошенной выше по дороге, другие побежали к лошадям, без того уже нагруженным поклажей. Те, кто еще повиновался вожаку, подожгли карету – она была серьезной уликой против них всех.

Тут завязалась драка из-за телеги. За нее каждый готов был перегрызть другому глотку. Они кусались, рвали друг друга ногтями, били и резали острыми камнями, осколками стекла. Полилась кровь. Трактирщика и разносчика Гарри, который единственный среди этого сброда остался верен своему вожаку, оттеснили и прижали к телеге. Оба, на чем свет стоит, кляли взбунтовавшихся сообщников. Те же, охваченные страхом перед погоней, которой днем им было не миновать, смотрели теперь на Джосса Мерлина как на смертельного врага, ставшего причиной их неудачи. Кумир был развенчан.

Преимущество, однако, было у тех, кто имел пистолеты. Первый выстрел Джосса не попал в цель, и пуля вошла в противоположный склон лощины.

Воспользовавшись этим, один из нападавших ударил Джосса острым камнем по лицу, задев глаз. Тогда Джосс выстрелил в упор ему в живот. С истошным криком тот согнулся пополам и рухнул в грязь. Тем временем разносчик Гарри всадил пулю еще в одного из нападавших. Из его горла фонтаном брызнула кровь.

Бросив истекающих кровью, бьющихся в смертельной агонии раненых, растерянные и перепуганные бандиты кинулись в панике бежать прочь по извилистой дороге, подальше от своего бывшего главаря. Телега досталась трактирщику. С дымящимся пистолетом в руке он стоял, опершись на ее край. Из его поврежденного глаза струилась кровь.

Оставшись вдвоем, он и разносчик не стали терять время, быстро побросав добычу на телегу. Потом перенесли туда Мэри. На телеге был навален разный хлам, по большей части бесполезный. Все, что могло представлять ценность, осталось на берегу. Но они не рискнули вновь отправиться туда. Время ушло, да им было и не унести всего вдвоем.

Двое застреленных мародеров так и остались лежать на земле возле телеги. Живы они были или нет – разбираться было некогда. Их тела тоже являлись уликой, от которой следовало избавиться. Разносчик Гарри перетащил их к горевшей карете. Огонь полыхал вовсю, и от кареты уже мало что осталось – торчало лишь одно колесо над обуглившимися кусками дерева.

Джосс Мерлин запряг последнюю оставшуюся лошадь. Он и разносчик молча взобрались на телегу. Щелкнул кнут, и телега тронулась.

Лежа на спине, Мэри наблюдала, как по небу ползут низкие облака.

Наступило утро, сырое и хмурое. Все еще слышался шум моря, который становился все глуше и тише. Казалось, волны израсходовали всю свою неистовую силу и теперь нехотя отступают от берега. Ветер тоже стих. Высокие травы, росшие по крутым склонам лощины, стояли не колышась. В воздухе пахло сырой землей и турнепсом. Серые облака постепенно слились в одну сплошную тучу. Заморосил дождик, мелкие капли падали девушке на лицо и руки. Со скрипом проехав по разбитой колее, телега повернула направо и выехала на более ровную, покрытую гравием дорогу. Она вела на север между изгородями из живого кустарника. Издалека, через зеленые луга и распаханные земли, неожиданно донесся веселый перезвон колоколов. Как странно было слышать их в это страшное утро.

И вдруг Мэри вспомнила, что сегодня Рождество.

Квадратное оконное стекло показалось ей знакомым. Оно было больше, чем в карете, и перед ним выступал карниз, а по стеклу шла трещина, которую она хорошо помнила. Напрягая память, Мэри смотрела на нее, удивляясь, почему дождь больше не сыплет в лицо и не дует ветер. Движение тоже прекратилось.

Первой мыслью было, что карета остановилась, снова натолкнувшись на крутой склон в лощине, и что это обстоятельство и судьба заставят ее снова пройти через все, что с ней один раз уже произошло. Она выберется из кареты через окно, упадет и сильно ушибется. Поднявшись по извилистой тропинке, вновь натолкнется на разносчика Гарри, спрятавшегося в канаве; на сей раз у нее уже не хватит сил противостоять ему. Внизу на береговой полосе разбойники ожидают прилива, а гигантскую безжизненную черную черепаху-корабль несет и увлекает в морскую бездну.

Мэри застонала и замотала головой из стороны в сторону; краешком глаза она заметила возле себя выцветшую коричневую стену и ржавую головку гвоздя, на котором некогда висела какая-то табличка. Она лежала в своей постели в трактире "Ямайка".

В этой ненавистной ей комнате, столь холодной и тоскливой, она, по крайней мере, хотя бы чувствовала себя защищенной от ветра, дождя и рук разносчика Гарри. Здесь не слышно было шума моря, И гул прибоя больше не тревожил ее. Если бы в этот миг за ней пришла смерть, то стала бы желанной гостьей. Мэри была морально раздавлена, и лежащее на постели тело не принадлежало ей. Она не хотела больше жить. Потрясение, которое ей пришлось испытать, лишило ее сил. Она чувствовала себя тряпичной куклой. Слезы жалости к себе наполнили ее глаза.

Над девушкой склонилось чье-то лицо, и она съежилась, вдавив голову в подушку и вытянув вперед руки, протестуя и защищаясь. Перед глазами стояли распухшие губы и сломанные зубы разносчика.

Но тут ее ладоней коснулись чьи-то ласковые руки, и Мэри увидела робкий взгляд покрасневших от слез голубых глаз. Это была тетя Пейшнс. Они крепко обнялись, ища в этой близости успокоения. Тут Мэри дала волю чувствам и залилась слезами. Выплакавшись, она почувствовала себя лучше, на сердце полегчало.

• Предыдущая
• 41/65
• Следующая