По ту сторону горизонта - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 65
- Предыдущая
- 65/76
- Следующая
— Ну, хватит, — оборвал Феликс, — ты свое доказал. Это был четверг. Но нет смысла обращать внимание людей на такие мелочи.
— Но должен же я их поправить, когда они ошибаются!
Феликс ушел от этой темы, однако подумал, что Теобальду, когда он станет постарше, может понадобиться умение в совершенстве владеть оружием.
Сельскую жизнь Гамильтон полюбил, хотя поначалу она его не привлекала. Если бы не Великое Исследование, в котором он продолжал принимать участие, Феликс мог бы всерьез увлечься садоводством. Он пришел к выводу, что вырастить сад таким, каким хочешь его видеть — дело, способное удовлетворить потребности души.
Согласись на это Филлис — он и все праздники проводил бы здесь, возясь со своими растениями. Однако у нее выходных было куда меньше: едва Теобальд подрос достаточно, чтобы у него появилась потребность общаться со сверстниками, Филлис вернулась к своей работе, устроившись в ближайший воспитательный центр. Поэтому, когда выпадал свободный день, ей хотелось сменить обстановку — чаще всего устроить пикник где-нибудь на берегу.
Из-за работы Феликса они должны были жить неподалеку от столицы, однако Тихий океан лежал чуть дальше чем в пятистах километрах к западу. Это было восхитительно — упаковав ленч, добраться до побережья с таким расчетом, чтобы хватило времени вволю поплавать, долго, лениво, с наслаждением поваляться, а затем перекусить.
Феликсу хотелось понаблюдать за реакцией мальчика, когда тот впервые окажется на морском берегу.
— Ну вот, сын, это и есть океан. Как он тебе нравится?
Теобальд хмуро уставился на прибой.
— Хорошо, — неохотно согласился он.
— А что не так?
— Вода. Она как будто больная. И солнце должно быть там, а не с этой стороны. И где большие деревья?
— Какие большие деревья?
— Высокие, тонкие, с такими кустами наверху.
— Хм-м-м… А чем тебе не нравится вода?
— Она не синяя.
Гамильтон вернулся к Филлис, которая растянулась на песке.
— Ты не можешь вспомнить, — медленно проговорил он, — видел ли когда-нибудь Бальди стерео королевских пальм — на берегу, на тропическом берегу?
— Насколько я знаю, нет. А что?
— Постарайся вспомнить. Не показывала ли ты ему такую картинку, объясняя что-нибудь?
— Уверена — нет.
— А что он читает? Нет ли там каких-либо плоских иллюстраций?
Она порылась в своей превосходной и хорошо организованной памяти.
— Нет, я бы это помнила. И никогда не показала бы ему такой картинки, не объяснив ее.
Произошло это еще до того, как Теобальд пошел в воспитательный центр, а значит все, что он видел, он мог видеть только дома. Нельзя было, разумеется, гарантировать, что ему не попался на глаза отрывок из новостей или какой-либо другой программы, однако самостоятельно включать приемник он не умел, а ни Гамильтон, ни Филлис ничего подобного не помнили. Все это было чертовски занятно.
— Что ты хотел сказать, дорогой?
Гамильтон вздрогнул.
— А? Нет, ничего. Совсем ничего.
— Какого рода «ничего»?
Он покачал головой.
— Слишком фантастично. Я просто задумался.
Вернувшись к мальчику, Феликс попытался вытянуть из него побольше подробностей, силясь докопаться до истины. Но Теобальд не разговаривал. Он даже не слушал отца — о чем и заявил без обиняков.
Много позже произошло событие, при сходных обстоятельствах так же насторожившее Гамильтона, но — на этот раз он смог несколько приблизиться к разгадке. Они с сыном плескались в прибое — до тех пор, пока совсем не выбились из сил. Вернее, устал Феликс, что составляло большинство — при одном голосе против. Потом они валялись на песке, предоставляя солнцу высушить кожу, а вскоре ощутили легкий зуд от налета соли — как это всегда бывает после морского купания.
Феликс почесал Теобальда между лопатками — в самом недоступном месте — отметив про себя, сколько сходства у ребенка с котенком, даже в той сибаритской повадке, с какой он воспринимает маленькое чувственное удовольствие. Сейчас Теобальду нравилось, что его ласкали, однако секундой позже он может стать столь же высокомерным и холодным, как персидский кот. Или наоборот — может решить свернуться калачиком.
Гамильтон перевернулся на живот. Теобальд оседлал его и они поменялись ролями. Феликс и в себе ощутил некоторое сходство с котом — это было так приятно! И вдруг он заметил, что происходит нечто весьма любопытное и почти необъяснимое.
Когда представитель рода людского по реликтовой обезьяньей привычке оказывает любезность ближнему, почесывая его — сколь бы восхитительным ни было ощущение, этот человек никогда не попадает именно туда, где чешется. С приводящей в бешенство бестолковостью тебя чешут то выше, то ниже — но никогда, никогда, никогда! — не там, где надо. И это продолжается до тех пор, пока ты сам в безысходном отчаянии чуть не вывихнув руку, не дотянешься наконец до нужного места.
Феликс не давал Теобальду никаких указаний; он вообще уже почти засыпал, разморившись на солнце и млея от ласки сына. Но внезапно очнулся — он был потрясен тем, что Бальди умудрялся чесать именно там, где чесалось.
Точнехонько там. Стоило зуду проявиться в каком-то определенном месте, как мальчик накидывался на него и почесывал до тех пор, пока неприятное ощущение не исчезало.
Это следовало обсудить с Филлис. Гамильтон встал, подошел к жене и рассказал ей о своих наблюдениях, предварительно предложив сыну побегать по берегу («Но в воду — только по щиколотки!»).
— Попробуй сама, — закончил он свой рассказ. — Он может это делать. В самом деле может.
— И хотела бы, да не могу. Прости, но я все еще первозданно свежа и чиста и потому столь вульгарных потребностей не испытываю.
— Филлис…
— Да?
— Кто может чесать именно там, где у другого чешется?
— Ангел.
— А если серьезно?
— Сам скажи.
— Ты знаешь это не хуже меня. Этот ребенок — телепат!
Они оба посмотрели вдоль берега — на маленькую, угловатую, чем-то занятую фигурку.
— Теперь я знаю, как чувствует себя курица, высидевшая утенка, — тихо сказала Филлис; она быстро поднялась. — Я отправляюсь в воду за солью и дам ей на мне высохнуть. Я должна во всем этом разобраться.
- Предыдущая
- 65/76
- Следующая