По ту сторону горизонта - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 30
- Предыдущая
- 30/76
- Следующая
Как-то раз Гамильтон видел Смита — несколько минут в выпуске новостей. Говорил пришелец из прошлого с варварским акцентом и был облачен в свой древний костюм — мешковатые панталоны, названные его собеседником «брюками-гольф». и бесформенное вязаное одеяние, покрывавшее торс и руки.
Но все это ни в малейшей степени не подготовило Гамильтона к получению письма, имевшего к Дж. Дарлингтону Смиту непосредственное отношение. Суть послания, начинавшегося традиционным «Приветствую», сводилась к тому, что отправитель его, назначенный Институтом исполнять обязанности временного опекуна Дж. Д. Смита, просил Гамильтона оказать любезность и уделить час своего драгоценнейшего времени его подопечному. Никаких объяснений не приводилось.
В нынешнем своем смятенном состоянии Феликс вначале решил это послание проигнорировать. Но затем он сообразил, что такой поступок не будет соответствовать его прежнему поведению. Что ж, он посмотрит на этого варвара — из чистого любопытства.
В тот момент Гамильтон не был ничем занят и потому, позвонив в Институт и разыскав автора послания, договорился о немедленном визите Смита. Вспомнив о романтическом интересе своего друга к человеку из прошлого, он позвонил также и Монро-Альфе.
— Мне показалось, что вы захотите встретиться со своим примитивным героем.
— Моим героем?
— По-моему, именно вы живописали мне, из какого буколического рая он прибыл.
— Ах вы об этом! Произошла небольшая путаница в датах. Смит из тысяча девятьсот двадцать шестого. Автоматика, похоже, уже начала тогда отравлять культуру.
— Значит, вам неинтересно повидать его?
— Нет, пожалуй, взглянуть все-таки стоит. Это был переходный период. Возможно, Смит еще успел увидеть собственными глазами что-нибудь из старой культуры. Я приеду — только могу немного опоздать.
— Вот и хорошо. Долгой жизни, — и Гамильтон отключился, не дожидаясь ответа.
Смит явился точно в назначенное время — и один. Одежда на нем была уже современная, но хорошим вкусом не отличалась. Вооружен он не был. При виде его повязки Гамильтон на мгновение заколебался, но затем решил обращаться с гостем как с равным: он почувствовал, что в подобных обстоятельствах дискриминация могла обернуться жестокостью.
— Меня зовут Джон Дарлингтон Смит, — представился визитер.
— Польщен вашим посещением, сэр.
— Ну что вы! Так любезно с вашей стороны…
— Я ожидал, что с вами кто-нибудь будет.
— А, вы имеете в виду мою няньку, — Смит мальчишески улыбнулся. Гамильтон подумал, что гость моложе его лет на десять — если не считать веков, проведенных в стасисе. — Я начинаю осваивать ваш язык, и для самостоятельных поездок мне этого вроде хватает.
— Похоже на то, — согласился Гамильтон. — Тем более, что в основе и там и тут — английский.
— Это не так уж трудно. Хотел бы я, чтобы язык оказался моей единственной трудностью.
Гамильтон пребывал в легком недоумении: как обращаться с гостем? Проявлять интерес к личным делам незнакомца было бы не этично и даже небезопасно — если имеешь дело с вооруженным гражданином. Но этот парень, казалось, нуждался в дружеской откровенности.
— Что вас беспокоит, сэр?
— Многое. Но все это трудно объяснить. Здесь все по-другому.
— Разве вы не ожидали, что все здесь будет иначе?
— Я ничего не ожидал. Я не ожидал попасть… в теперь.
— Да? А я считал, что… Неважно. Вы хотите сказать, будто не знали, что входите в стасис?
— И знал, и не знал.
— Что вы этим хотите сказать?
— Ну… Вы могли бы выслушать пространную историю? Я рассказывал ее тысячу раз и знаю, что, если попытаться сокращать — ничего хорошего не выйдет. Ее просто не понимают.
— Говорите.
— Мне придется начать издалека. Я окончил Восточный универ весной двадцать шестого и…
— Вы — что?
— Ну вот! В те времена школы…
— Виноват. Лучше рассказывайте по-своему. Обо всем, чего я не пойму — спрошу потом.
— Может, так оно и впрямь лучше. Так вот, мне предложили хорошую работу: торговать облигациями — один из лучших домов на Стрит. Я был довольно хорошо известен — целые два сезона защитник в американской сборной.
Гамильтон сдержался, но сделал в уме по крайней мере четыре зарубки.
— Это большая честь для спортсмена, — торопливо пояснил Смит, — вы поймете. Но я не хочу, чтобы вы подумали, будто я был бездельником-футболистом. Конечно, братство мне помогало немного, но каждый полученный мною цент был заработан. И в летние каникулы работал. И я учился. Специализировался я на рентабельности производства. Образование получил неплохое — организация производства, финансы, экономика, торговля… Работу я и вправду получил потому, что меня выдвинул Грантленд Райс — я имею в виду, что футбол помог мне обрести известность, — но я надеялся стать находкой для любой фирмы, которая меня наймет. Пока понятно?
— Конечно, конечно.
— Это важно, поскольку имеет прямое отношение к тому, что случилось потом. Не скажу, что я уже зарабатывал свой второй миллион, но все было вполне прилично. Гладко продвигалось. В ночь, когда это произошло, я отмечал приятное событие: сбагрил пакет Южно-Американских республик…
— А?
— Облигаций. Хороший повод задать пирушку. Дело было субботним вечером, и все начинали с обеда и танцев в загородном клубе. Так уж повелось. Поприглядывался к девочкам, подходящей не нашел, а потому танцевать не стал — отправился вместо этого в гардероб раздобыть выпивки. Швейцар там приторговывал понемногу — надежным людям.
— Это напомнило мне… — Гамильтон вышел и секундой позже возвратился со стаканами и закуской.
— Спасибо. Тамошний джин был — чистый самогон, но обычно довольно надежный. Только, похоже, не той ночью. Или, может, мне следовало все же пообедать. Как бы то ни было, вскоре я обнаружил, что прислушиваюсь к спору, который завязался в одном из углов. Разглагольствовал один из этих салонных большевиков — может, у вас еще сохранился этот тип? Накидывайся на что угодно — лишь бы респектабельно и прилично.
Гамильтон улыбнулся.
— Знаете, да? Вот он из них и был. Не читал ничего, кроме «Америкой Меркьюри» и «Юргена», но все знал и обо всем судил. Я человек без предрассудков и тоже это читал, да только верить не обязан. Я еще и «Литерари дайджест» читал, и «Таймс» — куда они отродясь не заглядывали. Так вот, он поносил администрацию и предсказывал, что страна вот-вот полетит к чертям… развалится на кусочки. Ему не нравился золотой стандарт, была противна Уолл-стрит, и он считал, что мы должны списать военные долги. Я заметил, что кое-кому из наших членов клуба, кто посолиднее, вся эта болтовня надоела. И я ввязался. «Они, — говорю, — брали ведь кредиты, не так ли?» Он усмехнулся — скорее даже оскалился: «Вы, полагаю, голосовали за него?» «Разумеется, — ответил я, хотя это было и не совсем точно, потому что на самом деле я не успел зарегистрироваться — дело-то было в самый разгар футбольного сезона. Но не давать же ему безнаказанно скалиться на мистера Кулиджа! — А вы, полагаю, голосовали за Девиса?» «Не угадали, — отвечает он. — За Нормана Томаса». Ну, тут я завелся. «Послушайте, — говорю, — таким, как вы, место только в красной России. Может, вы еще и атеист? Вам посчастливилось жить в самое великое время и в самой великой стране. В Вашингтоне у нас администрация по-настоящему знает свое дело. Мы вернулись в первоначальное состояние и собираемся его сохранить. И нам не нужно, чтобы вы раскачивали лодку. Мы вышли на уровень непрерывного и неограниченного процветания. Поверьте, не стоит продавать Америку задешево!» Я заработал настоящий взрыв аплодисментов. «Похоже, вы верите в то, что говорите», — замечает большевик. «А как же, — отвечаю, — я ведь работаю на Уолл-стрит». «Тогда с вами бессмысленно спорить», — он махнул рукой и гордо удалился.
- Предыдущая
- 30/76
- Следующая