Мироходец - Абби Линн - Страница 37
- Предыдущая
- 37/61
- Следующая
– Зачем мы летим в Эфуан? Чтобы вернуть меня домой?
– Не будь смешным. – Девушка давно ждала этого разговора, но все равно оказалась не готовой к нему.
– Почему нет? Ведь я сделал все, о чем ты меня просила. Он считает меня своим братом, я слушаю Камень слабости и вспоминаю то, чего никогда не помнил, даже не мог знать…
– Да, – согласилась Ксанча, – он возвращается к реальной жизни. Впервые за два с половиной столетия Урза отошел от своего рабочего стола и занялся изобретательством. Все это благодаря тебе, благодаря Мишре.
– Великий Авохир! Я не хочу быть похожим на этого хладнокровного убийцу. И Урза такой же. Их всегда больше занимали бездушные механизмы, чем живые люди. Когда вы оба называете меня Мишрой, мне хочется покончить с собой! Единственное, что меня сдерживает, это… ты.
Юноша замолчал и уставился на горизонт. Справившись с собой, он продолжал:
– Он даже не обратил внимания на мою просьбу соорудить парочку боевых механизмов и отправить их в Эфуан Пинкар. Вы ведь так заняты судьбами Базерата и Морверна!
– Ошибаешься. Что, по-твоему, мы везем?
– Сколько раз вы уже бывали в Базерате? Семь? Восемь? – ответил вопросом на вопрос Ратип.
– Шесть, и ты мог бы путешествовать с нами. Это ведь и твоя война тоже.
– Нет! Да если бы я и пошел сражаться, то уж точно не за какие-то там рыбачьи поселки!
– А чем жители этих «рыбачьих поселков» хуже эфуандцев?! – взорвалась Ксанча.
В шаре повисла тишина. Оба спутника избегали смотреть друг на друга. Но не прошло и часа, как Рат снова заговорил, правда уже гораздо спокойнее.
– Урза сказал тебе, что мы везем?
– Нечто, что станет нашими глазами и ушами. Мы выясним, что собой представляют фирексийцы, поселившиеся в Эфуане, и узнаем, как с ними можно справиться.
– Мы и так знаем, что они среди краснополосых, а те делают всю грязную работу за шраттов. Когда мы прибудем в Пинкар, я хочу отвести тебя в храм Авохира и во дворец Табарна, чтобы ты сказала мне, есть ли там фирексийцы. Может быть, наш король уже наполовину машина, как Мишра. – Юноша помрачнел. – Как-то раз Урза разговаривал через меня со своим братом, и тот сказал, что нельзя больше допустить, чтобы живую плоть заменяли механизмами. Знаешь, что ответил Мироходец? Он сказал всего лишь одно слово – «галька».
Ксанча непонимающе взглянула на собеседника.
– Да, да! Мы будем повсюду раскидывать камни, которые изменят цвет, если их коснется фирексиец! – Ратип сдвинул брови. – Так мы узнаем, действительно ли мои враги проникли в Доминарию.
У юноши очень хорошо получалось передразнивать голос и гримасы Урзы. Ксанча улыбнулась, а Рат, напротив, сделался серьезным и продолжал:
– Великий Авохир! Какая осторожность! Не понимаю, зачем убийце совесть? Во время Войны Братьев они изобретали и использовали подземные капканы и чертовы колеса, а не какую-то там гальку.
– Он не хочет повторять прошлых ошибок. – Ксанча оправдывала Урзу теми же словами, которые выводили ее из себя на протяжении многих столетий. – Но он слушает тебя так, как никогда и никого не слушал. Дай ему время.
– Сколько эфуандских деревень сгорит за это время?
Ксанча не стала отвечать, решив подождать, пока гнев юноши остынет и он будет способен спокойно продолжать разговор.
Тем временем стемнело, взошла луна, и Ксанча опустила шар на краю небольшой рощи. Пора было устраиваться на ночлег. Ратип попытался помочь развести костер, но они еще не были готовы разговаривать спокойно, и, перехватив выразительный взгляд Ксанчи, юноша отправился побродить среди деревьев.
Вскоре все было готово, и девушка отправилась на поиски спутника. Рат сидел на стволе поваленного дерева. Подойдя ближе, Ксанча почувствовала, как в ее груди глухо вибрирует волна раздражения: щеки юноши были мокрыми от слез. Тритоны тоже когда-то умели плакать, но поняли, что это ничего не меняет в их жизни, и перестали.
– Ужин готов.
– Я не голоден. – Ратип вытер лицо рукавом рубахи и поднял глаза к небу.
– Ты сердишься на меня?
– Морская звезда восходит выше луны. Праздник Урожая закончился.
– Берулю. – Посмотрев в небо, Ксанча увидела крупную желтую звезду и назвала ее по-аргивски. – Примерно через неделю она станет видна из нашего дома.
– Мне исполнилось восемнадцать. – Ратип снова вытер лицо и отвернулся.
– Это какой-то особый возраст? – видя состояние спутника, девушка пыталась говорить как можно мягче.
– Вы с Урзой не живете по календарям. Для вас каждый следующий день похож на предыдущий… Я забыл, когда у меня день рождения. Наверное, он был три или четыре дня назад. В прошлом году я отмечал его с семьей. Мама пожарила утку, братик подарил мне медовый пирог, а отец – «Философию» Саппулана. Шратты сожгли ее. А может, это были краснополосые…
– Ты тоскуешь по семье?
– Уходи. – Ратип отвернулся, его спина сотрясалась от рыданий. Ксанча коснулась плеча юноши, но он сбросил ее руку. – Уйди… Пожалуйста.
– Я буду у костра, а позже приду за тобой. Это дикие края, Рат, а ты не… – Она никак не могла подобрать нужного слова.
– Что «не»? Недостаточно умен? Или недостаточно силен? Небессмертный, нефирексиец? Знаешь, кто я? Я раб!
Спорить с ним в таком состоянии было бесполезно, и Ксанча направилась к костру.
– Приходи, – сказала она напоследок. – Я обещаю молчать.
Сдержать обещание оказалось совсем нетрудно. Появившись возле костра, Ратип тут же завернулся в одеяло и лег к спутнице спиной. Ксанча не могла сосчитать, сколько одиноких ночей было в ее жизни, но эта показалась ей самой длинной.
Впрочем, с утра юноша заговорил первым.
– Как только мы доберемся до Пинкара, я пойду во дворец Табарна, – решительно заявил он.
Честно говоря, Ксанча надеялась на более мирное начало дня.
– Мы, кажется, договорились, что ты подождешь в гостинице, пока я раскидываю гальку по городским улицам. Твоя задача – помочь мне найти логово шраттов в окрестных деревнях.
– Знаю, но я все равно пойду во дворец, – настаивал юноша. – Любой эфуандец имеет право говорить со своим королем. И если он еще человек, я расскажу ему правду.
– А если нет? – спокойно отхлебнув холодного чаю, спросила Ксанча. По опыту общения с Урзой она знала, что ни логика, ни истина ничего не значат в разговоре с сумасшедшим. Прежде всего надо дать ему возможность высказаться.
– Тогда они убьют меня, а тебе придется сообщить об этом Урзе. Может быть, тогда он начнет хоть что-нибудь делать!
Ксанча поперхнулась чаем, представив, как она сообщит такую новость Мироходцу.
– Ну уж нет. Давай представим, что ты все-таки остался в живых. Какую правду ты предложишь своему королю?
– Я скажу, что эфуандцы должны прекратить убивать друг друга. Расскажу, что творят краснополосые.
– Очень смело. Но, боюсь, Табарн и сам знает, что вытворяют его наемники под видом шраттов.
– Не может быть… – Голос Ратипа звучал уже не так уверенно. – Если он еще на троне, если он еще человек, то он думает так же, как все: во всем виноваты религиозные фанатики.
Ксанча допила чай и, поставив кружку на землю, внимательно посмотрела на юношу.
– Предположим, что ты прав. Король еще во дворце и не знает, что среди его наемников есть фирексийцы, понятия не имеет, что эти головорезы разоряют народ… Так вот, скажи мне на милость, если правитель королевства не знает о том, что творится в его землях, то кто же тогда знает? Или существует кто-то, кто «помогает» ему пребывать в полном неведении?
Ратип побледнел и отшатнулся.
– Нет! – скорее просил, чем отрицал он. – Только не Табарн!
– Остается надеяться, что король лишился только своего тела, но еще не успел продать Фирексии свою душу. А пока я не узнаю, где и под каким видом скрываются фирексийцы, обещай мне не ввязываться в неприятности.
На рассвете шестого дня путешественники пересекли городскую стену столицы Эфуан Пинкара. Пустынные улицы, стражники у ворот дворца, мужественно борющиеся со сном. Ксанча рискнула пролететь над резиденцией Табарна, чтобы получше рассмотреть расположение построек на случай, если ей все-таки придется туда проникнуть. Несколько заспанных слуг возились у конюшен, поваренок спешил на кухню, в дверях которой высокий седой повар придирчиво выбирал овощи, принесенные в этот ранний час торговками.
- Предыдущая
- 37/61
- Следующая
