Безликий и Чудовище (СИ) - "Atyra Rommant" - Страница 42

— Поднимай! — На мгновение взгляд девушки остекленел. Она повернулась к куче стекла на полу, подошла к ней и нагнулась.

Всё произошло за секунду. Кошмар всё-же оказался реальностью.

Грубые, холодные, пропахшие спиртным руки схватили несчастную жертву под её пронзительные крики, развратные губы уже начали своё дело, и под всю эту какофонию дверь громогласно захлопнулась. Пасть адского монстра проглотила свою добычу.

Тут же на плечо остолбенелого мальчика легла чья-то костлявая рука. Это была хозяйка. Она не стала ничего говорить, но её взгляд явственно дал понять, что мальчику следует просто забыть об этом и не вмешиваться в то, чего он не в силах изменить. Да Агний и без неё это знал… Всё-таки не раз он сталкивался с подобным на своей практике… Но каждый раз в нем просыпалось ощущение чего-то неправильного и… мерзкого.

И да, ещё у хозяев была дочка. Темноволосая, похожая на фарфоровую куколку в нарядном платье с плюшевым зайчиком в руках девочка передвигалась исключительно с помощью стула с привинченными к нему колёсиками, который госпоже смастерил какой-то умелый прислужник. Каждое утро, после одевания, девочку усаживали на этот широкий, с удобными подлокотниками, стул, привязывали к спинке тугим кожаным ремнём — чтобы госпожа не соскользнула — и до вечера катали её, куда она потребует своим визгливым голоском, который гудел, как свист сломанной дудки, при любом поводе. Каталась госпожа в этом кресте не потому, что её драгоценные ножки не должны соприкасаться со столь грешной землёй, а потому, что она вообще ими двигать не может. И вот, она, беспомощной и забытой игрушкой, предпочитает, подобно своему родителю, отыгрываться на всех остальных.

Но это всё банальности. На четвертый день пребывания Агния в новом доме ему показами, на взгляд мальчика, истинное сокровище этого дома. Это был полярный лев… При виде этого фантастического зверя у Агния тут же в голове мелькнула объёмная иллюстрация из детской книжки, которую он мельком видел у детей одного из своих прошлых хозяев. И пусть цвета ночного неба шерсть гигантского животного свалялась, словно старая швабра, яркие звезды на ней блестели перезрелыми ягодами, на изъеденном язвами и клещами животе проступали ребра, ярко-голубые глаза практически не открывались из-за гноя на них — всё равно вид его завораживал, и, естественно, наводил тоску. Ощущение грусти от созерцания этого бедного льва подкрепляло ещё и то, что у него не было обоих задних лап. И это было не от рождения. Они были отрублены. Самым причем жестоким и варварским способом. Передвигался лев с помощью двух палок, которые приматывали к обрубкам его ног заплесневелой верёвкой, и то только тогда, когда полумёртвого кота подсоединяли к барабану специальной печи. Зверь ходил по кругу, а жар по трубам равномерно и регулируемо разносился по всему дому. По легенде, что чертежи этого чудо-агрегата хозяину пожаловал сам король за то, что первый не стал оказывать новому правителю сопротивление при его восхождении на трон. Но сейчас не об этом.

Естественно, все рабочие часы льва, проводимые им под тяжестью креплений барабана в невыносимо душном помещении, сопровождались криками, бранью и постоянными побоями, которые иной раз наносились так, страху ради. А зверь молчал. Молчал тогда, когда его били. Молчал тогда, когда на него кричали. Молчал тогда, когда насекомые в очередной раз выедали его изнутри. Молчал тогда, когда вездесущая хозяйская дочка, дергая кота за его немногочисленные опаленные усы, в очередной раз резала всем в округе уши своим пронзительным визгом. Молчал тогда, когда маленький уголёк падал прямо под лапы, обжигая их до пузырей. Молчал даже тогда, когда подвыпивший смотритель случайно не так нацепил на него крепления и в итоге льву пришлось целых пять часов наворачивать круги лишь с одной функциональной ногой. Круг за кругом… Круг за кругом… Круг за кругом… День за днём… Год за годом… Словно заводная игрушка… Не живая. Ничего не чувствующая. Безмозглая дребедень…

Однажды выдался особенно напряженный денёк. За день до этого Агний почувствовал легкое недомогание, которое могло бы быть первым признаком простуды. Мальчик долго не мог заснуть. На утро уже чувствовавшего морозец под кожей толком-то не поспавшего и не поевшего мальчика тут же выпнули в кочегарню таскать уголь. Крики, суета, слабость в ногах, удушающий запах пота в несусветно жарком помещении с неистовой силой давил на черепную коробку, грозясь размножить её вовсе. Лёгкие горели огнём. Весь мокрый, точно после добротного душа, Агний задыхался под тяжестью нескольких мешков, царапавших охолоделую от голода спину. Лязг железа жадно пережёвывал уши. В очередной раз кто-то пробежал мимо и толкнул мальчика в сторону. Тот потерял равновесие и обессиленно грохнулся на пол, прямо около застывшего на месте тоже от истощения льва. Один из мешков, что Агний нёс на своей спине. порвался, весь уголь высыпался и разбежался по полу. Раздосадованный Агний, скрипя зубами, глянул на столь не кстати подвернувшуюся животину и, вместив в эту короткую фразу всё своё негодование, прорычал:

— Чего встал, скотина тупая? А ну пошел!

Раскаяние пришло буквально через минуту. С одной стороны — мальчик сам устал не меньше льва, и имел право на выражение своего негодования. Но с другой… Разве этот зверь заслужил такое? Что он ему сделал? Да, конечно, Агний это сказал случайно. Что в этом такого? Все кричали — и он закричал. Верно ведь? Но… Оправдание не лечило. Оно лишь заставляло всё глубже и глубже врываться в себя. Нет, нету ему оправдания. Есть лишь правда — он мог сдержаться, и не сдержался.

К вечеру у мальчика выпало несколько свободных минут. Провёл он их, естественно, на свежем воздухе. Благо, ему выпала такая редкая возможность. После той адской бани, в которой он пробыл почти четырнадцать с лишним часов, сухой садик под знойными лучами заходящего солнца показался ему раем небесным.

К слову, в садике располагался пруд. Небольшой такой, метров двадцать в диаметре, не больше. Через неопределённое время, которое весь вонявший из-за покрывавшего всё его худое тело липкого высохшего пота Агний провёл в смиренном сидении на гнилой доске, мальчик начал неосознанно бросать камни в этот пруд. Стоит отметить, что сварившаяся всмятку голова Агния к тому моменту настолько устала, что уже просто отказывалась давать себе отсчёт в своих действиях. Его в это время совершенно не волновало то, что его могут найти и отругать. В то время его разум, напоминавший застрявшую в болотной трясине телегу, больше был занят тем, как бы заставить гальку подпрыгивать на воде. Время шло, у мальчика получалось всё лучше и лучше. Разумеется, такой талант не смог остаться без зрителей. Им стала хозяйская дочка, которая непринуждённо следила за маленьким рабом из-за потрескавшейся гипсовой вазы. Иногда парализованная ниже таза хозяйка позволяла себе путешествовать на своём незамысловатом транспорте без помощи прислуги. Передвижение осуществлялось с помощью старой отцовской трости, и передвигалась девочка в одиночестве более чем уверенно, видимо понимая, что в любом случае отдуваться из-за неё придётся служебной черни.

Наконец, под писклявый скрип колёс ездового стула, девочка, с задранным к верху длинным носиком, подъехала к Агнию.

— Кхэм — кхэм.

Раб будто проснулся от неожиданности. Он тут же выпрямился и встал в по стойку смирно. Камень, который, как и прочие, готовился отправится на дно прудика, остался в руке мальчика.

— Дай. — Чётко и твёрдо выдала госпожа, глядя на Агния из-под насупленных бровок. Агний не сразу понял, что от него требуют, но уже в следующее мгновение хозяйка без всяких церемоний поддалась вперёд, вытащила из рук опешившего слуги камень и, со словами «Ты не правильно!», бросила камешек в воду. Разумеется, особо далеко он не пролетел.

— Дай ещё. — В том же приказном тоне сказала хозяйка.

— Г-Госпожа, но вы же… — Попытался возразить Агний, и сам же поразился своей дерзости.

— Дай ещё! — С нажимом на каждый слог выдавила девочка, будто она строгая учительница, пытавшаяся в сотый раз вдолбить что-то нерадивому ученику.