Безликий и Чудовище (СИ) - "Atyra Rommant" - Страница 11

— Ты извини за небольшой беспорядок, не ждал гостей.

— Да ничего. — Вздохнул Агний в ответ, освобождая затекшие и покрасневшие пальцы от ноши. Имир тем временем уже умывал руки и готовился к «реанимированию» несчастных птах.

— Так-с, а теперь будешь мне помогать. — С этими словами парень прошел к своему рабочему столу, достал из небольшого выдвижного ящика что-то походящее на железный поднос и водрузил его на стол.

— Так-с, — снова начал птичий врач, надевая на лицо повязку из белой стерильной ткани-а теперь неси мне во-о-он ту, синенькую! — И он со стула указал на одну из клеток, на ручку которой был повязан синий платочек. Не долго думая, Агний осторожно взял вместилище раненого дитя неба и понес на обследование.

— Так сколько у тебя там хозяев было? — Не оборачиваясь на мальчика спросил Имир.

— Пять.

— Пять? За сколько лет? — Агний вопроса не понял.

— Ч-Что?

— Лет тебе сколько?

— Одиннадцать. — Ответил наконец Агний, поставив клетку на рабочий стол.

— Хм-м-м… — Протянул задумчиво юноша. — Моему младшему брату тоже одиннадцать… Будет. В следующем месяце. — Говорил он это не сводя глаз с блестящего в свете позолоченной лампадки скальпеля, по которому слегка водил большим пальцем одной из рук, будто проверяя его наточенность. Создавалось даже отчасти такое впечатление, будто разговаривает Имир с ним, а не с мальчиком, стоящим по левую руку.

— Ладно. — Скальпель отправился на своё место к остальным инструментам, точно послушный тигр в клетку.

— Ну-с, как я понял по твоему опыту работы — руки у тебя из того места растут, так ведь?

— Ну… Д-Да, работаю хорошо.

— Хах, верю на слово, всё-таки сомневаюсь, что Искури стала бы защищать лодыря. Ты не обижайся, я в хорошем смысле… — Руки с закатанными рукавами потянулись к клетке, скинули с неё ткань и невероятно трепетно и аккуратно вынули оттуда очаровательную птичку, которая уже начала рассматривать всё окружение глазками-бусинками, в которых, казалось, отражалось весеннее озеро в ночи, и отрывисто мотала головкой из стороны в сторону.

-’От она, моя летунья! — Имир уложил несчастное существо спиной вниз на холодный поднос. Птичка жалобно чирикнула, видимо еще не понимая, что этот непонятный человек с маской на носу будет с ней делать.

Как только птица оказалась в лежачем положении Агний понял, что с ней не так — у неё отсутствовало сразу несколько пальцев на лапках. Даже не надо было быть прирожденным ветеринаром чтобы увидеть, что ранки обработаны просто наспех.

— И кто их так калечит, это-ж надо! — Имир уже принялся за работу, а Агний просто стоял в стороне и ощущал легкое покалывание в животе, будто это он сейчас лежит на этой блестящей и холодной поверхности и его же сейчас и обследуют, настолько было велико волнение за эту птичку.

— Эту, наверное, тоже так сразу выпустить не удастся, ей протезы нужны, а у меня при себе их нету. Придется её домой везти. — Агний в ответ лишь учтиво угукнул.

Прошло еще несколько минут, которые всё неспешно тянулись и тянулись, будто прогуливались по какой-то неописуемо тихой и дарящей блаженное чувство покоя аллейке, с которой всё никак не хотели уходить. За это время чувство волнения за это несчастное пернатое существо в Агние успело утрамбоваться, да и сама птичка чувствовала себя намного увереннее, чем было до этого. Имир был явным мастером этого дела и точно знал, что надо делать.

В один момент, разминая уже успевшую затечь шею, Агний оказался лицом к потолку и… замер. Над головой у него раскинулся бескрайний звездный купол, со всеми его созвездиями, недостижимыми галактиками, метеоритами и прочими тайнами. Сначала изумленному мальчику, которого еле удержали ноги при виде этого бесконечного простора, в который в любой момент можно будто бы упасть, показалось, что крыши никакой и в помине нет, но потом всё-таки осознал, что это лишь карта. Живая и точнейшая карта космоса, которая схватывает и проецирует здесь движение и изменения каждого его объекта.

Именно в этот момент Агний наконец-то осмелился задать вопрос, который терзал его уже далеко не маленький промежуток времени.

— А-А что это вообще за место?

— Это? Это палатка, в которой я…

— Д-Да нет же! Вообще ВСЁ это! Этот город, эта земля…

— А-а-а… — Протянул Имир, на секунду откинувшись на спинку стула, на котором он сидел, не сводя при этом глаз со своего пациента. — Мы называем эту землю «Ковчегом». Это отдельная от королевства земля, где король Бальтазар не имеет власти. Когда-то наш с братом учитель заключил с царем сделку. Она заключалась в том, что некоторое пространство отделяется от общих владений и будет существовать самостоятельно, при этом ни мы, ни войско Бальтазара не имеем права атаковать друг друга. Хотя… Он не смог бы на нас напасть, даже если бы решил нарушить этот договор.

— А почему?

— «Ковчег» существует в тайне ото всех, даже от короля. Никому неизвестно, где он находится, и заодно его защищает очень сильная магия, которую также наложил наш учитель. Именно поэтому мы никого и не впускаем, и не выпускаем. Ну, кроме тебя, разумеется. Но в любом случае, в родные края тебя, парень, больше не выпустят.

— Н-Но там же… — У Агния опять задрожал голос. — Т-Т-Там же, с-снаружи, ост-тались тоже люди! Они же тоже ни в чем не виноваты, они тоже заслуживают спасения!

— Ох, ну прости, пацан. — Имир вздохнул и безучастно пожал плечами, будто констатировал очевиднейший и неизменимый ничем на свете факт. — Такова жизнь. Кто-то спасается, кто-то нет, здесь мы ничегошеньки поделать не можем. Я бы на твоём месте радовался бы лучше. Ты просто не представляешь, как тебе повезло!

Имир говорил еще что-то, но мальчик его уже почти что не слышал. Его охватило колкое чувство чего-то неправильного и несправедливого. Что это вообще значит, «кто-то спасается, кто-то нет»? Да, ему повезло, крупно повезло, но такое везение выпадает одному из миллиона. А как же все остальные? Как же та мать, дети которой тянули свои маленькие, грязные и исхудалые ручонки через прутья решетки к единственному лучику спасения, которое никогда их не одарит своим взором? Как же все те несчастные люди, которые вынуждены терпеть голод, побои, издевательства и унижения только ради того, чтобы вернуться в свой грязный угол сегодня живыми и в здравом уме? Почему кому-то светит возвращаться к себе домой вечером по тихим чистым улочкам, без пьяниц и маньяков за каждым углом, к своей чистой, сытой и опрятной семье, сытно есть и ложится на мягкую и свежую кровать, чтобы провалиться в объятия нежных снов, а кому-то светит лишь смерть морозной ночью под дверями какой-то таверны или борделя, лежа в грязной луже под хохот жирных безнаказанных уродов, которые творят всё, что им только заблагорассудится только потому, что им повезло оказаться на одной из верхних ступеней пищевой цепи этих каменных джунглей, на вершине которой, точно древний кровожадный бог, восседает Бальтазар, облизывая окровавленные клыки заостренным языком? Почему? На этот вопрос ответа не было…

Когда Агний с Имиром вышли из скрытого от посторонних глаз шатра в, казалось бы, самой обычной каменной стене, над городом уже сгущались сумерки. Плавное трехцветное марево растеклось по небу, как опускающаяся кулиса, провожающая отыгравшее в очередной раз свой спектакль солнце, яркие лучи которого еще играли где-то на западе, обвивая горизонт в светлое кольцо.

— Хочешь посмотреть, над чем они там работали? — Имир слегка ткнул локтем мальчика в бок. Тот, не долго думая, согласился.

Пришли они к какому-то сравнительно небольшому, но очень красивому строению, похожему на норку дикого животного прямо посреди обширной площади, выложенной красивой мозаикой из полупрозрачных камушков. Все оно волнообразно переливалось самыми различными оттенками. Но самое главное — они светились. Будто все стены этой «норки» были в загорающихся разными цветами лампочках, но вот когда Агний подошел поближе — он был изумлен еще больше. Это были не лампочки, а цветы! Плавно-плавно они то раскрывались, то закрывались, и каждая фаза этих двух процессов заставляла лепестки светиться разным светом.