Медный гамбит - Абби Линн - Страница 5
- Предыдущая
- 5/80
- Следующая
Те же сплетники утверждали, что Король Хаману выпустил секретный декрет запрещающий Лаг, хотя и не знал, что это такое. Король, говорили они, пообещал очень неприятную смерть тем, кто торгует им.
Джоат не верил ни в одну, ни в другую сплетню: король-волшебник никогда не выпустит секретный декрет о мнимом элексире; и безусловно он не нуждался ни в каких извинениях, когда избавлялся от тех, кто ему не нравился: любая смерть от рук Хаману была невообразима неприятна. И тем не менее какая-то зараза текла через Урик. Народ морил себя голодом, сходил с ума и умирал с черным языком во рту.
— Никогда раньше не было так трудно убить их, — прошептал студент, изучающий магию, довольно сильно побитый, но в остальном целый, опять садясь за свой стол и собирая пергаментные свитки. — Если это Лаг, в него что-то добавлено. Что-то изменилось.
Страшное слово, еще более страшное, чем сам Лаг: изменение.
Невозможно представить себе, как кто-то говорит Королю Хаману: твоей магии едва хватило для того, чтобы убить умирающего от голода человека, и вообще в Урик проникло что-то такое, что может дать человеку силу Мастера Пути и способность сопротивляться магии.
Волшебник мог бы заставить труп рассказать свою собственную историю. И это наверняка будет сделано. Король-волшебник имеет свои собственные способы получить от мертвых все, что он хочет, и, быть может, наказать их, но даже Король Хаману не сможет ничего извлечь из мозгов безумца.
Впрочем, если не удастся поговорить с трупом, он мог бы послать за этим смешно-выглящим студентом, который и высказал эту малоприятную идею…
— Павек! — крикнул белобрысый темплар, указывая на стол.
Но Павек уже исчез, и только качающиеся нити бус на входе в таверну подсказывали, что он убежал как ошпаренный. Темплар бросился в переулок вслед за ним. А Джоат бросился к столу, беспокоясь, не надули ли его. Но нет. Хотя на столе не было ни пергаментных свитков, ни записной книжки, но две старые, грязные керамические монеты были на своем обычном месте. Джоат сунул их в свой кошелек, висевший на поясе, под фартуком. Потом он снова пошел по таверне, предлагая посетителям заплатить за выпивку, и заодно попросил, чтобы кто-нибудь отнес труп на кладбище. Они выбрали одного эльфа и оставили труп на его попечение.
Джоат вернулся в свой бар, боль в его голове почти уравновешивала боль в боку. У него, вероятно, сломана пара ребер — это все пройдет сам собой за десять дней, или за двадцать. Когда тебя бьют в драке, то у тебя есть некоторое преимущество, если ты дварф. Он нырнул под стойку из ребер мекилота и достал мешок, в котором его жена хранила порошек, которым она посыпала десны внучат, у которых резались зубы. Если добавить немного воды и быстро намазать, Дыхание Рала делает просто чудеса с такой болью, которая слишком велика, чтобы не обращать на нее внимания, но недостаточно серьезна, чтобы идти к костопаву или целителю.
Павек услушал свое имя, а потом еще и поток ругательств. Не страшно, он слушал кое-что и похуже, поэтому он даже не замедлил шаг, уверенный, что никто всерьез не собирается бежать за ним. Темплары не действуют без приказов, и Нанк, белокурый Дознаватель с испорченными зубами, не успеет получить сегодня ночью новые приказы. Нанк был не так плох, для Дознавателя, и совсем не глуп. Он догадался, что Павек собирается делать, и дал ему возможность сделать это в одиночку. Будет не так то много славы в его ночной работе, чтобы еще разделить ее с кем-то другим.
Таможня упиралась в один из тех немногих кварталов, дома которых не были отстроены с того времени, когда гладиаторы из Тира ворвались в город. Может быть и случайно, но сейчас сломанные здания буквально кишели жильцами, естественно незаконными. Некоторые скрывались от кредиторов или темпларов, другие только временно скатились на дно жизни, но для большинства из них этот квартал был последней остановкой перед дорогой на кладбище. Они были слишком бедны, чтобы их можно было ограбить, и слишком отчаялись в жизни, чтобы рисковать ограбить кого-либо другого.
Павек состановился рядом с кучей булыжников. Он вскинул голову и поглядел на звезды, чтобы в точности определить свое положение по отношению к Берлоге Джоата, потом вспомнил первый крик, крик умирающей женщины.
Павек почти не сомневался, что безумец убил ее перед тем, как ворваться в Берлогу: время подходило, сумашедший мог убить любого, вставшего у него на пути, и скорее всего, учитывая его безумие, он жил в этом квартале, заполненном отбросами города.
Мостовые здесь были еще более предательские, чем любой из жителей квартала. Оставив свой металлический кинжал в ножнах, Павек пошел вдоль улицы, внимательно глядя под ноги, чтобы не наткнуться на разбросанные по улице камни и остатки плиток.
Согласно декрету Короля Хаману, Урик был квадратным городом. Предполагалось, что улицы пересекаются под прямыми углами, но в этом квартале бедноты не обращали внимание на приказы короля. Старые улицы были завалены упавшими стенами, а новые пробивались через руины там, где можно было пройти.
Павек опять сориентировался на местности и вновь обдумал свой план. В сущности это была не его работа. Он был стражником в таможне: третий разряд. Регулятор третьего разряда гражданского бюро, который проводил свои дни заботясь о том, чтобы никто не забрал хранящиеся на таможне товары без соответствующего разрешения. У него не было права притащить труп к некроманту на допрос, или заниматься загадкой Лага.
Но он успел заметить в глазах безумца отблеск огня, горевшего у того в мозгу, пока он сам сползал по стенке Берлоги, и он видел лицо женщины, перекошенное ужасом.
Найти убитую женщину, найти немного ответов о Лаге — вот и весь его план. Урик был единственным домом, который у него был, и ему совсем не нравилась мысль, что он вскоре будет переполнен сумашедшими, особенно Мыслеходцами, почти неуязвимыми для магии. Павек был лицом к лицу с Королем Хаману только один раз за всю своя жизнь, когда получал свою первую желтую одежду. Он мог бы поклясться, что нет ничего на свете более страшного, чем его король, пока не увидел, как пятеро темпларов направили заклинание огненного меча на сумашедшего с черным языком, но тот не превратился в кучку золы.
Наконец Павек нашел то, что искал: женщина лежала на спине, наполовину в темноте, наполовину освещенная слабым светом звезд, одна нога подсунута под другую, шея зверски сломана и вывернута так, что ее лицо упиралось в землю. Павек осторожно вытащил ее полностью под свет звезд; его руки задрожали, когда он вернул ее голову в нормальное положение. Ее лицо было одним из тех, которые безумец должен был сохранить в памяти. Бюро некромантии будет довольно: внезапная смерть — живая в один удар сердца, мертвая в следующий — эти волшебники с мертвым сердцем получат полезные ответы на все свои вопросы.
Павек закрыл ей рот и глаза, потом закрыл собственные, ожидая пока его перестанет тошнить, а ведь потом ему еще придется взять ее на плечи и потащить в обратно, в главную гражданскую контору.
Из тени рядом с ним послышался шаркающий звук: кто-то шел по песку и сломанным плиткам мостовой в кожанных сандалях, но звук был слабый, не похоже, что его оставлял взрослый. Павек ринулся вперед, схватил в охапку мальчишку-человека и вытащил его для свет, чтобы получше рассмотреть.
— Оставь ее в покое! — прорыдал мальчишка, безуспешно молотя его своими маленькими кулачками.
— Я не могу. Она была убита. Возникают вопросы, на них нужно ответить. Человек, который сделал это, не сможет помочь. Он потерял свой ум прежде, чем его убили.
Мальчишка обмяк в руках темплара, как если бы вся его сила ушла в потоки слез. Павек подумал, что понимает его. Он сам никогда не знал своего отца. Мать делала для него все, что было в ее силах, и купила ему кровать в темпларском приюте для детей когда ему было пять лет. Он никогда не видел ее после этого, но заплакал во весь голос, когда ему сказали, что ее тело нашли около основания самой высокой стены квартала. Именно клок ее черных волос Павек носил под кожаной рукояткой своего стального ножа.
- Предыдущая
- 5/80
- Следующая
