Медный гамбит - Абби Линн - Страница 20

• Предыдущая
• 20/80
• Следующая

Но у второго из бандитов череп оказался покрепче. Он громко завыл и Павек обнаружил себя в центре внимания всей банды. Шестеро людей, четверо юнцов и две девицы, крепкие, хотя и худые — но не чета взрослому мужчине, который тренировался дважды в неделю со своими товарищами-темпларами и специально подобранными гладиаторами.

Не чета тому темплару, которым Павек когда-то был, но трудный бой для того раненого беглеца, которым он стал.

Они быстро заметили его слабое место. Павеку пришлось больше отбивать удары, направленные в его больной локоть, чем бить самому. Но когда ему удавалось как следует приложиться своим кулаком с булыжником или ногой, юный бандит падал и оставался лежать. Он постепенно выбил их всех из переулка, но не слишком быстро: проклятые идиоты все повернулись спинами к малышу-вору, который, будучи не таким тупым, как они, успел удрать.

Павек почти громко выругался, когда увидел убегающий силуэт мальчишки: малец уносил с собой его жизнь, но какое-то чувство честной игры, которое он даже не подозревал в себе, заморозило его язык. Тем временем одна из девиц вытащила очень плохо выглядящий нож-клык. Она достала им локоть Павека издали. Когда он не стал отбивать ее удар и даже не обратил на него внимания, она решила, что наверно лучше попробовать ударить его прямо в сердце. Павек отбил ее нож в сторону, потом ударил ее прямо в рот одним мягким, быстрым движением левой руки. Над его рукой брызнула кровь. Он надеялся, что это была ее кровь, потому что было такое ощущение, что его локоть обнажился, а крик боли, раздавшийся в ночи, был его криком.

Может быть бандиты решили, что он зовет на помощь, может быть они осознали, что малец сбежал, и они только напрасно тратят время в никому не нужной схватке. Как бы то ни было, они бросились из переулка, таша своих раненых за собой. Несколькими ударами сердца после этого раздались крики, потом громкие, тажелые шаги и у входа в переулок вспыхнули факелы, осветив серно-желтую одежду.

Милосердие Короля Хаману — его вой привлек внимание темпларов. Но, увидев его лоскутья и камень, они решили, что нет необходимости спасать жалкого нищего и повернули обратно. Наконец-то ему повезло — и именно тогда, когда боль стала настолько сильна, что он приветствовал бы даже смерть.

Павек не был приспособлен для жизни бандитом — по меньшей мере если есть другие возможности. Он больше не собирался ограбить двенадцать несчастных бедняков в эту ночь, и в никакую другую тоже. Он не собирался завтра возвращаться на эльфийский рынок, чтобы купить Дыхание Рала. Он не собирался больше договариваться с друидами о заклинаниях из архивов.

Он собирался умереть на грязных улицах Урика.

О Великий и Могучий Король Хаману — сделай это быстро.

Одна штука все еще оттягивала кошелек Сасела: его медальон темплара. Павек смог написать заклинание на глиняном черепке, сжал его в своей правой, хорошей рукой и теперь мог призвать магию короля-волшебника. Простое исцеляющее заклинание было гарантировано любому темплару, когда он впервые получал свою желтую одежду и медальон. Благодаря своим поискам в архивах Павек знал много неизвестных новичкам форм заклинания. Но король Хаману неохотно делился своей магией, как впрочем и всем, что принадлежало ему. А если он почувствует незнакомый, неразрешенный вызов, он пойдет по следу и не успокоится, пока не доберется до его неудачливого источника.

Но для Павека больше не было будущего. Павек развязал завязки кошелька и взял медальон в руку. Тот уже нагрелся и…

— Ты тот самый.

Он подумал, что это голос Короля Хаману и уронил медальон. Тот запрыгал по камням и оказался у ног маленького вора, который совершенно неожиданно вернулся к месту своей неудачи и последующей удачи.

Мальчик подобрал его и внимательно осмотрел в лунном свете.

— Ты тот самый, — сказал он более уверенно. — Ты вернулся. Это ты забрал ее тело.

— Тот самый? Какое тело? — Павек попутался вырвать медальон из рук мальчишки, но промахнулся.

— Ты тот самый, которого ищут. Они говорят, что ты стоишь двадцать золотых монет. Это из-за нее? Из-за моей мамы или из-за моего отца?

Мальчик показался Павеку знакомым. Сначал он попытался отождествить его с тем юным курьером, который дал ему милостыню у внутренних ворот, но потом он заглянул в память поглубже и нашел там этого мальчишку, из-за чьих несчастных родителей началось его стремительное падение вниз. Внезапно его колени ослабели и он чуть не упал.

— И из-за них и не из-за них, пацан, но это неважно. Отдай мой медальон обратно и проваливай. Как только я использую его, здесь будет не протолкнуться из-за людей в желтом.

Мальчик намотал шнур медальона себе на запястье. — Что ты сделал с ее телом?

Павек заметил остатки старого костяного стула, который однако выглядел так, как будто может выдержать его вес. Он дохромал до него и ухитрился усесться на него раньше, чем упал. — Я принес ее в бюро, мальчик. Я хотел узнать, почему она умерла.

— Лаг. — Парень последовал за ним к закопченому стулу, болтая медальоном на шнурке.

— Да, — кивнул Павек. — Лаг. Теперь я знаю. Хотел бы я не знать этого.

— Что случилось с ее телом, когда эти с мертвым сердцем закончили с ним?

— Я не знаю. — Павек потянулся было за медальоном, но потом его рука замерла на полдороге. Его умирающий, горящий в лихорадке ум играл с ним в странные игры. Перед его взглядом стоял не этот мальчишка, которого он видел несколько недель назад — он видел самого себя в тот момент, когда они сказали ему, что Сиан мертва. Сопровождать ее тело на кладбище было самой важной вещью в его жизни. Его рука упала. — Кладбище, я думаю. Они не хранят тела; это ложь, когда мы говорим, что храним тела простонародья. Мы лжем, чтобы они подчинялись. — Что касается Элабона Экриссара, Павек на самом деле не знал, говорить ли о нем, но потом решил, что нечего грузить парня еще и Элабоном Экриссаром. — Я слышал, как она говорила о тебе: Зерв, не так ли?

— Звайн, это южное имя. Он не был моим настоящим отцом.

— Ты поступил очень умно, когда убежал отсюда несколько минут назад. Теперь будь опять таким же умным. Отдай мне мой медальон и беги отсюда со всех ног. — Павек протянул свою руку.

Звайн посмотрел на руку и на медальон. — Как твое имя, великий?

— Никакой я не «великий». Павек, просто Павек, или однорукий Павек, или Скоро-Станущий-Горкой-Золы-Павек. Уходи, малыш.

— А, так ты хочешь умереть?

— Я собираюсь умереть; моя рука полна гноя и яда. Я уже выбрал место и время: прямо здесь, прямо сейчас.

— Ты не обязан умирать, Просто-Павек. Я могу спасти тебя. И мы будем в расчете.

— Ты можешь спасти меня! Только если ты переодетый великий жрец, Звайн. — Очередной удар страшной боли сделал юмор Павека острым и колючим. — Ты только мальчик, маленький мальчик. Спасайся сам; отдай мне медальон и уходи.

— Я знаю… я знаю людей, которые помогут тебе, если я их попрошу.

Павек пришурился и задумался. Мальчик сказал двадцать золотых монет, а не десять. Может быть кто-то научил его читать. Может быть это была ошибка. — Кого ты знаешь?

— Не могу сказать. Не могу даже отвести тебя прямо к ним. Но они помогут, клянусь. Я возьму тебя к себе домой. Там ты будешь в безопасности. Я дам тебе кровать и еду. Это тебе поможет в течении дня.

И может быть он уже будет мертв — то, что парень предложил, звучало слишком хорошо, чтобы в это поверить, но Павек все-таки встал на ноги и побрел за мальчиком в ночь.

Воздух был холоден, как лицо Павека и наполнен запахами, которые он не мог идентифицировать. Левая рука, котороя разрывалась от боли, насколько он мог вспомнить свое последнее впечатление, сейчас была спокойна. Он смог пошевелить пальцами без боли, ощупал большим пальцем руки кончики остальных, но когда он попытался поднять или согнуть левую руку, он встретил неодолимое сопротивление: его локоть, казалось, был запечатан в камень.

• Предыдущая
• 20/80
• Следующая