Бандитская россия - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 20

Этот сын городского головы одного из уездных городов Пензенской области, доучившийся до 3-го класса духовной семинарии, отличался крутым характером и о своих злодеяниях рассказывал с цинизмом. Его шайка состояла всего из пяти человек, которые боялись своего атамана даже скованного наручниками. Сашка был приговорен к повешению, но амнистия, последовавшая к 300-летию дома Романовых, заменила это наказание тюремным заключением. Из тюрьмы Семинариста освободила февральская революция. Но вместо того, чтобы отправиться на фронты Гражданской войны, он поехал в Москву, где собственноручно убил тех, кто свидетельствовал против него на суде, и, сколотив новую шайку, принялся за старое.

В 1920 году Сашка Семинарист был расстрелян: такие отчаянные головорезы были не нужны даже большевикам. В исправительных учреждениях находилось достаточное количество уголовников, готовых на сотрудничество с новой властью. Уничтожив архивы царской полиции, большевики оказали преступному миру неоценимую услугу. Советскому уголовному розыску пришлось всё начинять заново.

Но это уже совсем другая история…

…А вот был ещё такой случай!

«Вежливость - главное оружие вора». Эта крылатая фраза героя Евгения Леонова из «Джентльменов удачи» не так уж нелепа, как это может показаться на первый взгляд. Как известно, воры, мошенники и прочие злоумышленники, будучи в основной массе своей неплохими психологами, во все времена умело играли на человеческих слабостях и устоявшихся людских привычках. Взять, к примеру, нашу с вами привычку выглядеть, особенно в публичных местах, опрятно и аккуратно. Абсолютно естественное желание, не правда ли? Но именно на нем в начале прошлого века и играли питерские воры-карманники, получившие в своей среде название «чистильщики». Они действительно «зачищали» своих жертв, однако делали эго отнюдь не в современном, жаргонном понимании этого глагола. Никакой крови - исключительно вежливый подход.

Для того чтобы опустошить чьи-либо карманы, чистильщики намечали себе на улице прилично одетого человека и незаметно пачкали его сзади истолченным мелом, дабы со стороны это смотрелось как случайно появившееся пятнышко.

Затем один из воров, играя роль случайного прохожего, очень вежливо указывал потенциальной жертве на испачканное пальто. Если человек сразу не обращал внимания на сей конфуз, то через пару минут на его пути «случайно встречался» уже другой вор, который также предлагал помочь избавиться от пятнышка на спине. В какой-то момент, поняв, что в одежде действительно что-то не так, жертва соглашалась принять помощь. Дальше - дело техники. Вор предупредительно доставал загодя заготовленный носовой платочек и старательно чистил запачканное пальто до тех пор, пока не вытащит из карманов жертвы кошелек или часы.

С установлением советской власти чистильщики как особая воровская каста практически самоликвидировались - клиент пошел все больше недоверчивый, да и «калош не носящий». Однако отдельные криминальные личности периодически пользовались проверенным «вежливым» методом. В январе 1936 года столичная «Правда» писала о задержании воров-рецидивистов Розенцвейга и Мейера, специализировавшихся на кражах портфелей у кассиров, получавших деньги в банках. В какой-то момент эти два гаврика облюбовали Дзержинское отделение Сбербанка и принялись высматривать, с какими портфелями являются туда кассиры. Наметив жертву, воры купили точную копию портфеля, набили его бумагами и пришли в банк. Вскоре туда явился и выбранный ворами кассир. Пока тот получал деньги и складывал их в портфель, один из воров незаметно для кассира вымазал рукав его пальто вазелином, а другой вслух посочувствовал: «Гражданин, вам кто-то плюнул на пальто». Кассир полез в карман за платком и на долю секунды убрал руку с портфеля. Этого оказалось достаточно, чтобы злоумышленники подменили портфель.

Впрочем, в своем деле «вежливые воры» вполне могли обходиться и без вспомогательных средств. Например, незадолго до начала Первой мировой войны в Петербурге работала шайка воров, использовавших в своей профессиональной деятельности немудреную легенду «извиняйте, обозналися!». Выбирая жертву, как правило находившуюся в состоянии легкого подпития, они набрасывались на человека и принимались его всячески обнимать, лобызать и похлопывать по плечу. Соответственно, не забывали и о карманах. Затем недоумевающему человеку приносились самые искренние извинения: мол-де, простите, господин хороший, не за того вас приняли.

Господин хороший извинял, а по прошествии некоторого времени обнаруживал пропажу бумажника.

А вот компашка киевских карманников облюбовала для демонстрации своих вежливых манер трамвайные остановки около крупных городских рынков. Всякий раз, когда очередная торговка-мешочница со своими «кутулями», изрядно наторговав, возвращалась домой и пыталась втиснуться на заднюю площадку трамвая, откуда ни возьмись на помощь ей спешили двое услужливых молодых люди. И пока один помогал торговке занести в вагон её крупногабаритное имущество, другой ловко подрезал кошелек с дневной выручкой.

Надо сказать, что трамвай как «место работы» всегда пользовался особой популярностью в среде карманных воров. Неудивительно, что вопросы, касающиеся работы общественного транспорта, отслеживались ими с неподдельным интересом. В феврале 1915 года газета «Саратовский листок» опубликовала курьезную и совершенно невероятную по нашим временам заметку, озаглавленную «Ходатайство воров». В ней говорилось о том, что на имя харьковского губернатора Д. И. Багалии от местных карманных воров поступила «характерная петиция», в которой те просят городского голову не увеличивать числа вагонов трамваев. «Пока скопляется публика у остановок, пока в вагонах давка - жить ещё можно, при увеличении же вагонов публика разредится, и тогда прощай кошельки. Мы люди семейные, а по обстоятельствам военного времени карманы у обывателей тощи, и ежели теперь живем кое-как, то что с нами будет тогда? Надо и об интересах карманников подумать. Мы тоже обыватели». Соответственно, «петиция» эта была покрыта подписями вроде «Санька Студень», «Ванька Кривой» и т. д.

О том, как отреагировал господин Баталия на столь вежливую просьбу представителей «профсоюза ручного труда», история, к сожалению, умалчивает.

(БАНДИТСКАЯ РОССИЯ СОВЕТСКОГО РОЗЛИВА)

Свобода, свобода,

эх, эх, без креста…

Практически ни один советский фильм про революцию семнадцатого года не обходился без эпизода, в котором опьяненная ветром свободы толпа освобождает из тюрем политзаключенных, а вместе сними на волю выходят уголовники - убийцы, налетчики, воры-рецидивисты. И вот уже их кургузые пиджачки в талию и кепки-капитанки - непременные аксессуары бандитского форса того времени - мелькают среди солдатских шинелей, матросских бушлатов и студенческих тужурок…

Идея всеобщей амнистии пришла в головы членам Временного правительства ещё в марте 1917 года. По замыслу Керенского, это был высший акт социальной справедливости, «открывающий путь к обновлению и светлой жизни и для тех, которые впали в уголовное преступление». Но оказавшиеся на свободе уголовники не оправдали надежд Александра Федоровича: они моментально сориентировались в новых условиях, после чего страну захлестнула небывалая доселе волна преступности. Словом, как говорили в Одессе, «блатные тут же скикали, что вместе с революцией пришли золотые для них времена».

А потом наступил октябрь 1917-го.

Власти революционного Петрограда первыми столкнулись с полным беззаконием и разгулом уголовного беспредела: газетные сводки того времени пестрели сообщениями об убийствах и грабежах, разгромах съестных лавок, налетах на ломбарды, гостиницы, акционерные общества. Вчерашние буржуи боялись выходить на улицы, да и рядовому обывателю в родном городе жилось в ту пору, мягко говоря, не слишком комфортно. Что уж там говорить об остальных, если однажды в центре Петрограда, на улице Шпалерной средь бела дня раздели знаменитых большевиков - Урицкого и Стучку.