Мир-о-творец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 46

– Великое княжество Литовское – это Русь. Добрая половина Королевства Польского – тоже Русь. А меня касается все, что касается Руси. И твоя смерть ввергнет эти земли в хаос и Смуту. У тебя нет ни дочери, ни сына, ни брата, ни племянника. Ни одного законного наследника. Или ты думаешь, что вот эти, – кивнул он на магнатов, – не вцепятся друг другу в глотки, в борьбе за власть?

– Вцепятся, – криво усмехнувшись, ответил Сигизмунд.

И в глазах его блеснуло что-то очень нехорошее. Из-за чего Андрей даже подумал, будто бы он целенаправленно к этому вел.

– А вы что думаете? – спросил Император магнатов. – Хотите Смуту? Хотите, чтобы все против всех дрались?

– Дурные может и хотят, – ответил Андрею Иванович Вишневецкий, брат хорошо знакомого Палеологу Дмитрия, с которым тот ходил в поход супротив крымских татар.

– Дело скверное, – согласился с ним еще один магнат. – А что ты предлагаешь?

– Иоанн Васильевич по крови не только Рюрикович и Палеолог, но и Гедеминович. Его пращурка – Софья Витовновна, дочь самого Витовта. Посему я предлагаю следующее. Сигизмунд официально объявляет своим наследником и приемником Иоанна, как в Великом княжестве Литовском, так и в Королевстве Польском. Ежели до самой своей смерти у него иных природных наследников не появится.

– А если я откажусь? – спросил Сигизмунд.

– То я тебя убью и предложу Сейму избрать на царство Иоанна.

– А ежели не справишься?

– К Смоленску идет подкрепление – второй легион. С ним – точно управлюсь. Да и припасы там свежие, включая добрые ядра для кулеврин османских. Мне их в Туле изготовили в нужном количестве. И картечи доброй, сиречь дроба.

– Хм. А если Сейм откажется? – не унимался король.

– А зачем ему отказываться? Если Иоанн станет монархом Литвы и Польши, получив в вассальную зависимость Пруссию и Ливонию, то объединит в единый кулак невероятную силу. Ежели потом еще и унию подписать да общий Сейм утвердить, наравне с общим войском и казной – Священная Римская Империя станет выглядеть на фоне этой махины бледной тенью.

Никто ничего не ответил.

Все молчали. Лишь переглядывались.

– Не нравится?

– Почему сразу не нравится? – возразил один из магнатов.

– А чего ты не желаешь стать наследником Сигизмунда?

– А мне это зачем? – усмехнулся Андрей. – Я – Император. Да и Египет стоит не завоеванный. Дел невпроворот. А приняв наследование мне тут у вас придется застрять. Судя по всему – надолго. Иоанн к тому бардаку, в котором вы живите, привычный. У самого такой же. А я порядок люблю. Не… Мне это не нужно. Да и как воссоединить Русь в этом случае? Воевать с Иоанном? Не хочу. А у него наследник есть…

– Ты знаешь, что это не я посылал убийц? – неожиданно спросил Сигизмунд.

– Конечно. Курфюрст Саксонии получил деньги от людей Султана Сулеймана и наняв поляков, что жили в его владениях, пытался что-то изобразить. У меня записано и сколько ему занесли, и сколько раз да что именно он делал.

– Ты так спокойно об этом говоришь? Неужели не хочешь отомстить?

– Я уже направил письмо Императору с просьбой разобрать поведение Курфюрста на Рейхстаге. – криво усмехнулся Андрей. – Учитывая тот факт, что он исповедует сатанизм лютеранского толка, полагаю, его ничего хорошего не ждет.

– Император занят в Швейцарии.

– Ради такого куша он швисов наймет с потрохами. Всех. Тем более, что я слышал, будто они согласились на учреждение своего патриархата. Под обещание выступить всеми возможными силами против сатанистов севера. Будьте уверены – в нижних германских землях скоро будет весело. Чем, кстати, можно будет воспользоваться. Разве вы не желаете освободить Поморские земли славян от гнета германцев? – криво усмехнулся Андрей. – Али не ведаете, что Любек это старая славянская Любица, Бранденбург – Бранибор, да и Берлин – старый славянский город, сохранившийся в неискаженном виде. Ибо берл или бирл означает болото на древнем западном наречие.

Снова тишина.

– Про Померанию и Мекленбург, что под пятой Императора – и речи нет. Там трагедия. Тем более, что там засели клятые сатанисты. Не так ли?

Магнаты стали нервно хихикать, продолжая переглядываться.

Масштаб мышления и планов Андрея Прохоровича их удивлял, пугал и… вдохновлял. Что-то прикинув в голове они быстро сделали выводы. Аж глазки их загорелись! Ведь не требовалось большого ума, чтобы понять – оба легиона возрожденного Рима примут в этом мероприятии самое деятельное участие. И это обнадеживало. Воевать с Андреем выглядело куда интереснее, чем против него. Особенно в ситуации, когда в руки могла попасть весьма недурная землица в более теплых и тучных местах, да еще и добро заселенных.

В общем – разговор сразу пошел на лад.

Андрей не требовал наказать виновных за нарушение Божьего мира. Он считал достаточным отторжение земель по Днепру Иоанну и назначения его наследником Сигизмунда. Законным. Как родича. С признанием сего магнатами и Сеймами.

Могло быть хуже.

Сильно хуже.

Считай – отделались легким испугом.

Причем встречно он предлагал выгодное и верное дело. Да еще под весьма благородным соусом. Пограбить соседей, особливо отжимая при этом их землю, что в глазах феодальных элит и так само по себе дело благородное. Однако тут на горизонте замаячило нечто большее и куда как интересное…

Час болтали в центре поля.

Ударили по рукам.

После чего продолжили уже в Вильно. Даже составив акт, который следующим утром разослали по всей земле литовской и польской. Оповещая о том, что произошло. За подписью Императора, Короля, магнатов, свидетельствующих о том, и ряда духовных лиц.

– Ну и химеру же я леплю… – едва слышно буркнул себе под нос Андрей. Он стоял у ночного окна и наблюдал за звездами в дали. Пьянка по случаю прекращения войны завершилась. И он был одним из немногих аристократов, что еще стоял на ногах.

– Химеру? – спросил Сигизмунд, который довольно тихо проходил мимо. Изрядно пьяный, но удивительно тихий и цепкий во внимании. Привычка. Он все-таки в окружении «сказочных тварей» рост, при которых бдительность требовалась совершенно нешуточная.

– Личная уния Польши, Литвы и Московской Руси выглядит странно. Понятия не имею, что из нее получится. Поляки ведь брыкаться станут, бороться за первенство. Постоянные конфликты с остальными будут.

– А ты так убежденно говорил…

– А как еще должен говорить правитель? Иначе кто тебе поверит? – улыбнулся Андрей. – Если получится впихнуть в этот союз Богемию, будет славно. Она уравновесит поляков, быть может. Равно как и западные славяне, которых я предложил отбивать.

– Зачем тебе все это? Зачем ты это делаешь? – икнув спросил Сигизмунд.

– Потому что могу, – ответил Палеолог, еще шире улыбнувшись.

– И все?

– Многие знания – многие скорби. Не пытайся узнать то, что ты не сможешь вынести.

– Но ты же узнал.

– Узнал? – усмехнулся Андрей.

– Мне говорили, что ты вырвался из ада, а это…

– Кто? – перебил его Палеолог.

– Ну…

– Я никогда об этом никому не рассказывал. Да и не мог, ибо это чушь! Кто тот дурень, что распускает обо мне столь гнилые слухи? Плюнь ему в лицо!

– Но… – растерялся Сигизмунд. – Тогда как?

– Шаг в темноту. За горизонты бытия – путь во тьму. Откуда нет возврата. Да! Я умру. Для всех живых людей. Уйду. В пустоту… Шаг в темноту. И закрывается одна дверь, но ту, что предназначена лишь мне, я найду, открою и переступлю. За черту. На свое счастье или на беду[13]…

– Не понимаю. Ты ведь умер. Разве оттуда можно вернутся?

– Я умер для людей. Людям показалось, что я умер. На самом деле я оставался жив… и был всегда жив… Но оставим это. Все равно я обсуждать эти вопросы не в праве…

1560 год, 20 июля, чуть севернее Колы

Купец стоял рядом со штурвалом галеона и подставлял лицо солнечным лучам. Было приятно. Удивительно приятно. Свежесть морского ветра самым дивным образом переплеталась с теплотой летних солнечных лучей. Порождая некое чудо. Не жарко. Не холодно. Не сухо. Не мокро. А в самый раз. Этакий идеал.