Американский демон (ЛП) - Харрисон Ким - Страница 45

— Конечно, но если бы ты позвал без причины, и кошмар не был достаточно страшным, чтобы заполнить его, баку съел бы тебя. Клянусь, родители иногда бывают такими жестокими. Ты думаешь, может быть, реальность такова, что баку пожирал душу ребенка?

— Какая ужасная, ужасающая мысль, — сказал Трент, но его хмурый взгляд сказал, что он обдумывает это. — Зерно истины в сказке, — пробормотал он, закрывая книгу и бросая ее в стопку. — Напомни мне положить это на запертую полку. Я не буду читать это девочкам.

— Нет проблем. Я дам тебе копию сказок для девочек, которые мне читала моя мама. — Я подвинулась, чтобы освободить ему место, когда он откинулся назад. — Давай посмотрим, что мы знаем, — сказала я. — Гленн сказал, что баку укрывается в течение дня в реальном человеке, которого они еще не могли определить. Демоны сказали почти то же самое, — сказала я, стараясь не упоминать имя Ходина. — Если бы мы могли идентифицировать хозяина, мы, возможно, смогли бы остановить баку, поймав в ловушку того, кто достаточно глуп, чтобы принимать его. — Хозяин, который был в опасности, если верить Ходину. Но я не была уверена, что мне было все равно, если этот человек умышленно посылал баку убивать людей.

— Нам нужен список тех, кто хочет смерти демонов. — Снова Трент наклонился вперед, на этот раз за печеньем, и я сдвинулась на несколько футов вниз по дивану, устав от его движений вверх и вниз. — Это довольно длинный список.

— Нет, если проверишь, кто может знать о баку. — Дерьмо на тосте, это, вероятно, был кто-то из списка рождественских открыток Трента. Сидя почти боком на диване, я ковыряла крекер. — На кого нацелился Баку пока? Где здесь логика?

Кивнув головой, Трент разломил печенье на части, чтобы добраться до начинки.

— Обычные люди.

— Для начала, — согласилась я. — Затем это поразило Ала. В какой-то степени меня. Возможно, баку пытался найти Ала, а остальные встали на пути. — Трент посмотрел на меня с беспокойством, и я заерзала. — Или, может быть, он был слаб после длительного захвата, и ему нужно было набраться сил, прежде чем сразиться с врагом, который знал, как с ним бороться. Дали сказал, что он пожирает душу, оболочку за оболочкой, что подразумевает, требуется время, чтобы полностью уничтожить кого-то, прежде чем он сможет завладеть им.

Ладно, это был Ходин, а не Дали, и я посмотрела на его кольцо, когда сделала глоток кофе.

— Оболочку за оболочкой? — спросил Трент напряженным голосом. — Ты уверена, что это были его точные слова?

Смущенная не только своей ложью, но и тем, что Трент не поймал меня на этом, я кивнула. Но я не хотела признавать, что это был Ходин. Я не боялась его смертельных угроз. Нет, это было то проклятое чувство родства, рожденное из разных, но одинаковых испытаний, которое держало мой рот на замке. Я знала его, его желание принадлежать и страх, который сопровождал это. Рейчел, ты, черт возьми, дура.

— У душ есть оболочки? — спросила я, когда Трент встал и подошел к одной из своих застекленных книжных полок.

— Я бы назвал их слоями, но, да. — Трент стоял ко мне спиной, когда отпирал шкафчик ключом, спрятанным на полке рядом с ним. — Можно видеть это по тому, как развиваются девочки. Почти с каждым днем их эмоции становятся все более сложными, но начинались они очень просто. Дай мне секунду, — тихо сказал он, открыл дверь и просмотрел корешки небольшого раздела, похожего на тематические книги. — Думаю, это оно, — сказал он, выбрав одну книгу из ближайших к началу, снова закрыл и запер шкаф. — Это один из дневников моей мамы, — сказал он, вернувшись и сев рядом со мной.

— Я думала, она была генным инженером, — сказала я, наши головы склонились над пожелтевшими страницами, заполненными аккуратным почерком. Теплое чувство принадлежности шевельнулось, когда тепло нашего тела стало единым целым, и слабый трепет пробежал по мне. Трент был кем угодно: наркобароном, политиком, филантропом, хладнокровным убийцей, изучал магию и науку одновременно. Это был Трент, который мне нравился больше всего, нацеленный на решение проблемы, которую не могли решить другие, где его навыки сочетались так прекрасно, что это было почти преступлением.

— Так и было. — Трент уверенно пролистал страницы. — Но ей пришлось отказаться от своей карьеры после того, как она вышла замуж за моего отца. Это были шестидесятые, и чем более состоятельным ты был, тем больше тебе приходилось приспосабливаться. Она потратила много времени на восстановление утраченной эльфийской магии. Они называли это хобби. Хобби, — сказал он с явным отвращением. — Она работала усерднее, чем кто-либо из моих знакомых, и получила за это нулевую оценку.

— Мммм. Я рада, что мы живем в более просвещенные времена, — сказала я, оценив, как пахнет Трент, когда он возбужден. Корица и сахар. Как печенье.

Не обращая внимания на мои мысли, Трент продолжал перелистывать страницы.

— Она вела дневник с того дня, как начался Поворот, и до самой смерти. Я прочитал их все по крайней мере дважды, чтобы вспомнить ее. О моих братьях и сестрах, пока они не умерли, много чего есть — в основном хорошего; о моем отце — в основном плохого; о ее лошадях — все радостное.

Мои глаза проследили за слабыми морщинками, которые теперь пересекали его лоб. Я и забыла, что у него когда-то были старшие братья и сестры.

— Мне жаль, — сказала я, и он слегка улыбнулся мне, прежде чем вернуться к тексту.

— Она не очень часто упоминает в своем дневнике о своих занятиях магией, что заставляет меня думать, что где-то может быть еще один набор таких. — Его губы сжались в том, что, как я догадалась, было старым раздражением. — В первую очередь она была ученым. Не могу поверить, что она не записала все. Этот вот был через несколько лет после того, как она вышла замуж. — Медленно его улыбка исчезла, когда он перевернул страницу, пробежав пальцем по аккуратному курсиву. — Квен работал на моего отца даже тогда. Думаю, она была бы рада узнать, что у Квена маленькая девочка, названная в честь демона, рожденного ведьмой.

— Меня, — сказала я, притягивая его ближе, желая, чтобы у нас было больше таких вечеров, как этот.

— Вот оно, — сказал он, и я посмотрела вниз.

— Мое сердце болит, — прочитала я вслух, когда Трент промолчал. — И теперь, когда я могу спать, я не могу. Агнент ушел, и это причиняет мне боль больше, чем я хочу признать. Возможно, было бы легче, если бы я знала, что произошло, но он ушел, и осталась только боль. — Волнение пробежало по мне, когда я подняла глаза, но Трент все еще читал. — Это звучит как проклятие забвения. Кто такой Агнент?

— Понятия не имею, — коротко ответил он. — Он не упоминается ни в одном другом томе. Ладно, это то, что я действительно хотел, чтобы ты увидела.

Он перевернул страницу, и я склонилась над текстом.

— Проснулся оттого, что Агнент проделал дыру в стене. Он потянул линию во сне, — я заколебалась, подавляя вспышку страха, — но он казался нормальным, если не считать того, что боялся заснуть. Он говорит, что чувствует себя так, словно его съедают заживо, оболочку за оболочкой. Так устал. Не спал несколько дней. Квен и Кэл встречаются с кем-то, кто говорит, что знает, в ком эта штука спит. Он не позволит мне пойти с ним. Он рыцарственный осел.

— Кэл — мой отец, — сказал Трент, отвечая на мой первый вопрос. — Сокращение от Каламак. Ему никогда особенно не нравилось его имя.

— Какое? — подсказала я.

— Такое же, что и у меня.

Я кивнула, вроде как вспомнив что-то подобное, когда я просматривала его досье ОВ три года назад.

— Думаю, мне бы понравилась твоя мама, — сказала я, проводя пальцем по ее словам. — Эй, некоторые страницы вырваны.

— Ты тоже это заметила, — решительно сказал Трент, но на самом деле это был не вопрос. — «Оболочка за оболочкой» как бы застряла у меня в голове. В то время это не имело никакого смысла.

— Сейчас это тоже не имеет особого смысла, — сказала я. — Ты ведь понимаешь, что это значит, верно? Твоя мать помогла поймать баку в семидесятые годы. Боже, как часто эта штука ускользает? — Я потянулась, чтобы завладеть дневником, но Трент убрал его и закрыл, его настроение было мрачным. — Она говорит, как? — спросила я, когда он встал и пошел, чтобы снова убрать его.