Дартмур (СИ) - Раш Элли - Страница 9

— И ты решила, что я, Шам Дейвил, на неё поведусь? — струны ярости затянули свою привычную мелодию.

Почувствовав это, Эванс потянулась прижаться к нему.

"Нет, блять. Не трогай! Тебе же хуже".

Оттолкнув её, саданул по двери, вылетая в коридор.

Расслабился, называется! С таким же успехом мог дальше накидываться виски.

Эффект был бы гарантирован.

— Шам! Постой, — Мими, стуча каблуками, пыталась его догнать. — Подожди, Шам!

Всхлип отскочил от каменных стен.

Студенты сидят в своих башнях, напиваются в последний день свободы. Никто случайно не попадёт под горячую руку.

— Возвращайся в комнату, — бросил Дейвил, не оборачиваясь и не замедляя шаг.

— Шам!

Злость прокатилась по натянутым нервам. Развернулся, предупредительно выставив указательный палец.

— Иди в комнату, Мими, — тихий голос вибрировал, проникая под кожу.

Подействовало отрезвляюще. Дальше испытывать его терпение просто опасно.

— Прости, — простонала она с глазками подбитого щенка.

Странное облегчение накрыло, видя удаляющуюся фигуру с поникшими, вздрагивающими плечами. Стук каблуков постепенно становился тише, а Дейвил не двигался с места.

Запустил пальцы в волосы и посмотрел в окно.

На темном небе проступили звезды. Серебристый месяц рассеивал бледный свет.

Можно было отреагировать спокойно. Пропустить мимо ушей. Какая разница, что думает Эванс? У неё в голове мысли надолго не задерживаются.

Прикрыл глаза, вбирая в себя тишину. Надеясь наполниться ей до краёв.

На обратной стороне век отпечатался застывший пустой взгляд. Тонкие черты лица в обрамлении волос, как у него. Хочет увидеть в её глазах хоть что-то живое. Отчаянно верит найти там прежние искры. Сияющие, наполненные жизнью. Но в них ничего нет.

Болезненная пустота, выкручивающая, заламывающая руки. Когда хочется выть. Трясти за плечи, орать в лицо, умолять почувствовать, узнать.

Бессильная ярость опускает сети, вынуждая смотреть сквозь. Застилая глаза отчаяньем и ненавистью. К себе, к отцу, и к ней, что позволила это с собой сотворить.

Нет, хватит!

Тряхнул головой, словно мысли могли вывалиться через уши и оставить в покое. Пока снова не заползут обратно.

Прохлада коридора сменилась резким теплом гостиной.

Камин зажжен, в воздухе витает сладковатый аромат. На каминной полке резанул взгляд стеклянный феникс. Журнальный стол возле дивана занят чайником, ополовиненная кружка стоит рядом с "Магическим вестником".

Какого хера?

Уют сжал когтистыми лапами подобно извращённой пытке.

Ноги приросли к полу, зацементированные давящим ощущением неправильности.

Фоукс опиралась ладонью на стол и что-то торопливо записывала. Короткие шорты облепили узкие бедра, щедро демонстрируя стройные ноги. Левая коленка потерлась о правую, притягивая внимание. За свободной футболкой угадывалась тонкая талия. Волосы свесились вперёд под наклоном головы, скрывая лицо.

Дернувшись, она выпрямилась и развернулась.

Взгляд пробежался по Дейвилу, будто не веря.

Да, он действительно стоял и… рассматривал?

Оценивал отброса?

Нет, это даже не смешно. Там нечего оценивать.

— Ты что, разглядывал меня?

Новая волна раздражения поднялась из глубин.

Он? Её?

Сегодня день массового отупения?

— Что у тебя разглядывать, Фоукс? — он слегка наклонил голову влево. — Где задница? Где грудь? Где соблазнительные губы?

Он видел, как каждое слово задевает, раскурочивает что-то внутри неё. Потому что это правда. Ничего привлекательного в ней нет.

Кулаки сжались, на хмуром лице девушки мелькнула решительная тень.

— Задница, к которой ты никогда не прикоснёшься и грудь, которую ты никогда не увидишь, — она покрутилась, показывая то, о чём говорит.

Вздернутый подбородок, искренняя ненависть в глазах.

Чистые, незамутнённые эмоции, как наркотик.

"Да, Фоукс, доводить тебя одно удовольствие".

— Не успокаивай себя. Не поможет, — издевательски хмыкнул, направляясь к лестнице.

— Урод, — прозвучало достаточно тихо, но среди тишины гостиной, заполненной лишь треском поленьев в камине, слышалось громом.

Пальцы сжали перило до отрезвляющей боли. Оттолкнувшись, он в несколько шагов оказался рядом с говорливой сукой.

Она сцепила зубы, не отступив ни на шаг. Взгляды сошлись в немом поединке.

— Лучше бы тебе заткнуться, отброс.

Он знал отражение своих глаз в данный момент. Слишком часто видел сжимающиеся шеи, слышал внезапное заикание, стоило ему посмотреть именно так.

В ноздри, помимо тошнотворного запаха чая, ввинтился аромат кокоса и чего-то сладкого. Отступил на шаг, морща нос, надеясь вдохнуть чистый воздух.

— И убери эту вонь отсюда, — указал на стеклянный прозрачный чайник на столе.

Брови Фоукс приподнялись. Проследив взглядом за его рукой, она… расхохоталась.

Чёртова сука.

— Это липовый чай. Он меня успокаивает, — пояснила, будто ему не похер, о чём он и сказал.

— Мне плевать, он воняет. Что ты тут вообще устроила?

Переливающаяся фигурка красно-оранжевого феникса скользнула в широкую ладонь. Блики огня играли на стеклянных перьях, создавая эффект свечения изнутри.

Торопливый топот шагов за спиной смешался с возмущением.

— Поставь на место, Дейвил!

Он отвёл руку наверх и в сторону, уловив движение сбоку. Пальцы мазнули по воздуху и бессильно сжались. Лицо Фоукс горело не хуже огня в камине.

— Ценная вещица? — два пальца потрясли фигурку.

Выдох сорвался с губ девушки от обманного "сейчас уроню".

"Зачем тогда поставила ее здесь, раз она тебе так дорога? Прятала бы в своей норе, вместе с отвратным чаем"

— Отдай, пожалуйста, — процедила она, с усилием проталкивая слова сквозь зубы.

— Настолько? — надменно поразился Дейвил. — Проверим порог её ценности. Что готова сделать ради неё?

Натянутость её фигуры доставляла почти маниакальное удовольствие. Он впитывал эти ощущения, запирал в сундук, чтобы иметь возможность прикоснуться к ним снова. В те частые моменты, когда чувствовал себя пустой оболочкой. Телом, действующим и живущим на рефлексах.

Звери внутри него притаились, замерли в ожидании сигнала к атаке.

"Давай, Фоукс. Протестуй. Выпусти свою ярость. Дай насладиться ей".

В янтарных глазах горела злость. Сияла лихорадочным блеском.

В них отражались самые настоящие эмоции, неприкрытые, голые. И это подняло из живота необычную эйфорию. Как после кристаллического дурмана, который он один раз попробовал и потом проклял тех, кто его придумал.

— Ты не можешь по-другому, да? Обязательно надо быть конченой сволочью?

Из голоса исчезло то протестное настроение, звеневшее в нём минуту назад. Блеск в глазах сменился тусклым огнём… чего? Отчаяния? Смирения?

"Нет, блять. Не смей! Не смей напоминать о ней".

Слишком живы в памяти глаза, всегда лучившиеся теплом при взгляде на него. Когда смотрела она, всё остальное становилось незначительным и незначащим, потому что только бесконечная нежность, направленная к нему, имела смысл.

Острые когти прошили внутренности, заставляя как в чертовом кино на повторе видеть медленное, отчаянно медленное затухание всего: тепла, любви, жизни. Глаза остались — зелёные, как у него, с жёлтыми вкраплениями и тёмными прожилками. Осталась оболочка, которую он с детства знал как свою мать. Но его матери в ней уже не было.

Отрешённый голос выдернул из болезненных воспоминаний в гостиную. Жар от камина припекал ногу.

Полено затрещало, и сноп искр почти долетел до его штанины.

— Давай, — тонкая кисть мазнула по воздуху. Будь он более густым и осязаемым, осталась бы полоса. — Делай что хочешь. Я не стану перед тобой унижаться.

Фоукс отступала спиной вперёд, пока говорила. Их взгляды будто зацепились крюками, безрезультатно пытаясь рассоединиться.