Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 141

— Нуму! Нуму! — пронзительно заверещало из-под одеяла, куда я запрятал проклятую штуку с глаз долой; пришлось достать ее. Маска злобно клацнула клювом и объявила. — Ты должен явиться к Железному господину немедленно!

Я обмер; первой мыслью было — бросить все и убираться отсюда как можно скорее! Но пальцы будто приклеились к лакированному дереву. Сколько я не пытался стряхнуть с лап зачарованную личину, у меня не получалось; а она все твердила: «Немедленно. Немедленно. Немедленно!» Так и пришлось подыматься в покои Эрлика. Только у самого порога эта штука отлипла от шерсти; но двери уже расступились, и я не решился повернуть назад.

Вместо этого я шагнул в темноту.

Она была осязаемая, холодная и влажная, оседающая на языке и ноздрях солоноватым налетом. Внутри сновали течения — кружились, завихрялись, бились о стены и незаметно тянули меня за собою, к месту, где мрак был гуще всего. Я попытался остановиться или хотя бы замедлить движение, но ничего не вышло; тело казалось почти невесомым. А может, то, что лежало на дне черного омута, было куда тяжелее меня? Такое тяжелое, что сам мир проседал под его весом? Даже тени оторвались от предметов и плыли вокруг, как клочья травянистых водорослей, все в одну сторону — к постели Железного господина. Наконец я сам, согнувшись и отдуваясь, схватился за ее край, как за камень, выступающий из бурных вод.

Бог лежал неподвижно поверх одеял и покрывал, даже не сняв дневную одежду. Я решил, что он спит, но тут костлявая ладонь выпросталась из-под ткани и коснулась моего локтя; когти на ней были длинными и толстыми, покрытыми зеленоватыми пластинками хрусталя. Я отшатнулся, но Железный господин и не пытался удержать меня; вместо этого он дотронулся до горла. Поняв намек, я как можно мягче надавил на указанное место подушечками пальцев: под кожей перекатывалось что-то острое и твердое.

Я не взял с собой инструменты, но в стороне от кровати кто-то уже разостлал кусок плотной ткани с петлями, в которых были закреплены иглы, лезвия, и крюки. Рядом нашлись и масляные плошки, и шарики белого хлопка, и моток шелковых нитей, а еще бутыль мутного стекла и блюдо, заполненное чем-то вроде бурых и белых зернышек ячменя… Приглядываться я не стал; вместо этого зажег один из светильников, прокалил над огнем узкий нож и сделал неглубокий надрез на шее лха; приготовился промакивать кровь, но ее почти не было. Среди волокон бледных розоватых мышц переливались крупные кристаллы. Некоторые пустили корни прямо в трахею — они и доставляли больному главное мучение. Один за другим я вытянул их; но, когда щипцы обхватили последний самоцвет, заколебался. А что, если не выдергивать камень, а вогнать поглубже? Удастся мне то, что не получилось у Зово? Так я спасу шанкха… и кто знает, скольких еще!

— Прижечь… бутыль, — прохрипел Эрлик. Опомнившись, я схватил сосуд, откупорил горлышко и щедро плеснул содержимое на рану. Мясо зашипело; кожа пошла волдырями; Железный господин скривился, но потом вздохнул с облегчением и обмяк, растянувшись на постели. Я уже собирался уйти, когда Стена расступилась, и в спальню вошел Утпала.

— А! Ты не один! — сказал он, заметив меня. — Что ж, тем лучше. Пусть все знают. Я не буду исполнять твой приказ, Уно.

Железный господин с трудом приподнялся на локте, разглядывая незваного гостя; из его поврежденного горла выходил тихий, свистящий шум — будто ветер просеивали через решето.

— И это не все. Я не дам тебе осуществить задуманное: если надо, я свяжу Падму, Камалу и Пундарику по рукам и ногам, но не позволю им помочь тебе! То, что ты задумал… Казнить тысячи невиновных — это не справедливость. Это бойня.

— Утпала, прошу, — просипел лха почти жалобно. — Подумай, как они опасны для нас. Я только хочу защитить…

— Не лги! — крикнул великан, припечатывая кулаком одну из масок на стене. Та разлетелась вдребезги; ее собратья задрожали, как живые, — некоторые даже сорвались с крюков и повалились на пол. — И не надоело самому?.. Признай уже: тебя не заботит ни наша безопасность, ни правосудие, ни даже месть. Только собственная шкура! Не шанкха ты боишься, а своей судьбы!

И Утпала указал на блюдо, полное испачканных в крови кристаллов.

— Ты не знаешь всего.

— Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь! Вокруг тебя не одни слепцы и дураки. Мои вороны летают ночью — я видел шенов, ползающих по Стене в час Крысы. Нехбет рассказывала мне о пропадающих на дороге в Бьяру; Падма — о тех, кто исчез в самом городе. Я до последнего не хотел верить, что это правда, что все делается по твоему приказу. Но теперь — как я могу сомневаться?

Выпученные глаза Утпалы вдруг обратились на меня.

— Ты! Ты знаешь, зачем ему эти шанкха? Их не повесят, не четвертуют, нет! Их принесут в жертву! — толстый палец ткнул в сторону Железного господина. — Ему! Убийство Шаи — только удобное оправдание для этой мерзости. Уно, не ты ли сам его подстроил?.. Ведь он знал о тебе правду; всегда знал, что ты такое на самом деле, и пытался втолковать нам, пока мы малодушно отворачивались!

Пока Утпала говорил, Железный господин сел в кровати, запрокинув подбородок, уперевшись затылком в стену.

— И что же я такое? — недобро спросил он.

— Пиявка!

Утпала раздулся грозовой тучей. Его пудовые кулаки сжимались и разжимались; вены вздулись на лбу и шее; брови топорщились, как наставленные на врага копья. Он был по-настоящему страшен, но Ун-Нефер только засмеялся, а потом встал с постели, распрямляясь. Зеленовато-белое свечение окружило его голову. Сначала едва заметное, оно быстро расширялось, превращаясь в настоящий нимб, один-в-один как на тханка. Словно полная луна, он лег на лопатки лха; бледные лучи били сквозь веки и губы, будто сквозь прорези в маске. И Утпала, хотя и превосходил Железного господина и ростом, и шириной плеч, все же попятился, прикрывая глаза растопыренными пальцами.

— Я бог, — сказал Эрлик. — А вы пыль. Бесполезная, ничего не стоящая грязь. Усвой уже, Уси: если бы у тебя было то, что мне нужно, я бы просто взял это. Вот так.

Он повел пальцами, и великан упал на колени, сжимая виски. Рот Утпалы широко раскрылся, но крика я не услышал — вместо этого череп наполнил треск и грохот, нарастающий, приближающийся, как стадо разъяренных садагов.

— А если бы ты мог помешать мне, я бы убил тебя. Вот так, — Ун-Нефер вытянула лапу с алмазными когтями, схватил Утпалу за горло и поднял, как пушинку. Тот задергался в воздухе, пытаясь вырваться, но лха сам отшвырнул его прочь, брезгливо, будто мешок с отбросами. — Ни мертвый, ни живой ты мне не нужен. Убирайся и будь благодарен за милосердие твоего бога.

Держась за ребра, Утпала поплелся прочь; мы остались одни. Сияние погасло. Железный господин сразу как будто уменьшился в росте и почти упал на кровать. Его била крупная дрожь.

— Не я один догадался, — заметил я, вертя в лапах маску, — что это не просто казнь.

Бог молчал; но по движению зрачков я видел, что он следит за мною.

— И ты не так неуязвим, как хотел бы. Что, если Утпала предупредит шанкха?

— Пускай! Можешь и сам пойти к ним. Да, да, иди. Я не буду останавливать тебя. Спаси своих друзей, но учти, что тогда я возьму кого-нибудь другого. Горожан, или строителей, или послушников в лакхангах. Ему все равно.

— Мы все только пыль, так?

— Не будь таким же дураком, как Утпала… или Луньен. Я не злодей, Нуму; я просто делаю то, что необходимо. Посмотри! — Ун-Нефер кивнул на окно: там, далеко за пределами города, извивался каменный хребет, то вспыхивая в лунном свете, то ныряя в серую дымку. — Со дня на день Стена будет готова. Во время Цама ее механизмы будут приведены в движение. Восемь почжутов и восемь белых женщин Палден Лхамо уже начали посты и очищения; и я тоже должен быть готов… к концу. И тогда все, что было… все эти жертвы… будет не напрасно.

— Что ж, закончи, что начал. А потом гори в аду, ты, самозваный бог!

Я выхватил маску из-за пояса и, размахнувшись, швырнул ее прочь; послышался хруст и жалобный, пронзительный писк, будто закричало живое существо. Но я отвернулся и, не оглядываясь, вышел из покоев Железного господина.