Таракашка (СИ) - "Липа-малина" - Страница 12

— Рома! — крикнула Варя, чувствуя приближение скорого рукоприкладства.

Пятифан, проигнорировав девочку, громко схаркнул в оконный проём деревянного домика.

— Короче, — он натянул шапку обратно так, что раскравневшиеся уши остались торчать на морозе, — Если ебанём не мы, то ебанёт нас.

Ромка задрал голову к кривоватому дощатому потолку. Один из брусков как-то слишком выделялся на фоне остальных. Варя думала, что это так мальчишки заделали дыру в крыше, но тут Пятифан протянул руку в сторону Бяшки:

— Гони сечку.

Бурятёнок, пришедший в себя, выудил из кармана свой складной ножик, которым обычно пользовался в творческих целях. Рома стал усиленно ковырять лезвием в несуразном куске фанеры. Железные гвозди один за одним падали на пол, издавая негромкий лязг.

Варя в непонятках посмотрела на Бяшку, но по его сосредоточенному лицу быстро отсекла — он знает, что происходит.

— Это слиском, на, — твёрдо заявил Бяша, сдвинув брови к переносице. В голосе мальчика не было и ноты обиды на главаря, словно он напрочь забыл о стычке. Отходчивый.

— А кони двинуть не слишком? О Таракашке подумай, если за свою жопу не боишься.

— Да что происходит? — Варя и так была на пределе сил после вырванной ночки, а тут ещё и какие-то загадочные телодвижения.

Доска наконец поддалась и Ромка одним рывком отодрал её от потолка. На пол рухнули ошмётки древесины и… Варя прикрыла рот ладошкой, поражённо глядя на лежащий перед ней пистолет. Совсем не игрушечный. Увесистый, с коричневой рукоятью, поблёскивающий исцарапанным железом.

— Батин травмат, — Пятифан поднял пистолет и покрутил его в руках, в шутку прицеливаясь в окно. Он так небрежно им орудовал, что Шиляева встрепенулась и по инерции ухватилась за рукав Бяшки. Бурятёнок как-то неловко двинул рукой. Если бы Варя не была так занята рассматриванием оружия, она бы заметила, что Бяша намерено касается её ладони пальцами.

— Ты всё-таки воруешь у отца? — всё, что смогла выдавить рыженькая.

— Никогда Ромка ницего не крал, на, — вступился Бяшка.

— Правду говорит. Только травмат. Если бы не забрал у него — не жили бы ни я, ни мать, — Пятифан опустил дуло и проверил предохранитель, — Пора запустить пару пуль по этой адской коробке.

— Ты всерьёз думаешь, что гараж можно… Убить? — Варя поморщила носик и переносица заболела с новой силой.

— Гараж — нет. А того, кто сидит внутри — возможно. Надолго запомнит этот урок, — Ромка сунул травмат за резинку спортивок и накрыл его олимпийкой.

Варя с Бяшей переглянулись. Им — детям, которым непосчастливилось видеть чёрный гараж, — идея Ромки показалась сверх сумасшедшей.

— Ром, это уголовщина, — Варя попыталась возвать к рассудку мальчика, но Пятифан был непреклонен.

— Лучше на нарах, чем в могиле.

Естественно, никто бы не стал судить двенадцатилетнего мальчика. Ответственность легла бы на опекунов. Если к Ромкиному отцу девочка не испытывала сочувствия, то от мысли о его доброй матери у Вари сжалось сердце. Рыженькой пришлось просто понадеяться на то, что у мальчишки хватит ума не использовать настоящее оружие не при каких обстоятельствах вообще.

Пятифан заметно осмелел и вернул себе прежнее настроение:

— Встать смозешь? — Бяшка подставил девочке плечо и помог подняться. Ноги не болели, а вот голова трещала по швам.

— Лёд приложи, — гоготнул Ромка, указывая пальцем на нос Шиляевой.

«Ах ты мстительный подонок» — Варя презрительно сощурилась.

Теперь пришёл её черёд выпалить: «Да всрался мне твой лёд!», но вообще-то… Холод был бы очень к месту. Переносица свербела и пекла, словно её жарил летний зной. Рыженькая мужественно терпела боль.

Солнце поднялось над кронами сосен и осветило берег реки. За выходные вода покрылась прозрачной коркой льда уже полностью, переливаясь в лучах. И вновь лес потерял свою враждебность. Наоборот, стал притягивать, манить, словно предоставляя открытую ладонь с горстью сладостей.

Мальчики проводили Варю до дома.

— Там мой нож валяется, — Ромка кивнул на калитку, — Оставь себе.

Девочка кивнула. Осторожность не помешает.

— А вы куда?

Бяшка открыл было рот, но Пятифан осадил его властным взглядом:

— Таракашкам знать не положено, — процедил Рома, но тут же добавил, — Ненадолго. Слово пацана.

*

Варя зашла в дом и закрыла за собой дверь на замок и массивную щеколду. Вновь это чувство — чужая в собственном доме. С порога вейнуло запахом табака, который не успел выветриться даже с открытой нараспашку дверью. Теперь, в тепле и спокойствии, Шиляеву подкосила усталость. Девочка медленно сползла на пол, облокотившись спиной на стенку. Тело чувствовалось таким тяжёлым, словно за ночь владелица превратилась в Семена Бабурина. Какое-то мучительное равнодушие овладело Варей, душило чувством вины и одновременно предлагало выход — наплевать на все. Вообще на всё. Смерть — ну и ладно. Только родители расстроятся…

Расстроятся ли Бяшка с Ромой?

«Когда я высыпалась в последний раз?»

Девочке пришлось напрячься, чтобы дойти до ванны. Она с опаской заглянула в отражение зеркала над раковиной. На переносице зрела едва заметная горбинка и сочный багрово-синий отек. Щеки изрезаны ветвями, а челка взъерошилась, как у новородившегося птенца. Включив воду, Варя подставила ладони под теплую струю и замерла. Стоять бы так вечность. Вода ласкала пальцы, смывала грязь и кровь, которую девочка усердно пыталась оттереть с лица. Белая раковина окрашивалась то в красноватый оттенок, то в серый, а у стока образовалось мешанина из песка и воды. Умывшись, Шиляева вновь безучастно посмотрела в зеркало.

Вот он — её новый нос. Что скажет мама, когда увидит? «Такой красивый носик был — как у француженки!». Она всегда так говорила про аккуратную вздернутую Варькину тюпку. Горбинка была небольшой, но твердой. Девочка не решалась придавить ее, потому что тогда боль колола до самого затылка.

Движения рыженькой стали слишком механическими, неосознанными. Промокнула лицо полотенцем, вышла в коридор и подобрала Ромкин нож-бабочку, который он выпустил при столкновении с разгневаным отцом. Перепалка казалась такой далекой, будто прошло не меньше года. Девочка подошла к крючкам для верхней одежды, чтобы кинуть ножик в карман своей куртки и тут, в пику Вариной измученности, зазвонил мобильный.

Варя замерла, глядя на куртку, но будто сквозь неё. В отличие от недавнего, сейчас ей крайне не хотелось общаться с отцом. Девочка вытащила телефон из кармана. Вместе с ним на пол вывалился какой-то мусор, но Шиляева отвлеклась на экран мобилки.

«Папа»

Нарочно, что ли?

— Алло, — голос Вари покинули эмоции, со стороны она звучала, как автоответчик.

— Варвара, здравствуй. Позволь поинтересоваться, почему ты не в школе? — раздосадованный голос Константина Петровича никак не встряхнул выжатую до нитки дочь.

Рыженькая подняла глаза на календарь, висевший у входной двери. Понедельник.

— Мне звонила Лилия Павловна. Сказала, что ты не явилась на уроки. Это как понимать? — голос по ту сторону линии ждал ответа. А Варя посмотрела на пол, куда пару секунд назад вывалилась бумажка из кармана куртки.

Смятый комок лежал в щели ободранного паркета. Шиляева подняла его и стала крутить в пальцах. Чек? Глупости, в этой глуши не выдают чеки. Любовная записка? Еще глупее, кому Таракашка сдалась, если с ней в школе даже не общаются?

— Варвара! — строгость отца вернула девочку в реальность.

— Да, пап… Я всё-таки заболела, — Варе пришлось натуженно покашлять, хотя вышло все равно неубедительно.

— Вот как? — недоверчиво переспросил Константин Петрович, — Тогда я приеду завтра и буду тебя лечить.

— Нет! — шустро ответила рыженькая, оживившись. Дом прокурен, на кухне страшный бардак, а половина лица девчонки в синяках и ссадинах. Её до восемнадцати лет больше не оставят одну, — Я сама. Скажи только, где у нас аптечка.

— Варь, — папа тяжело вздохнул, — Ну захотела прогулять — так и скажи.