Ящик Пандоры - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 1

• 1/14
• Следующая

Роберт ХАЙНЛАЙН

ЯЩИК ПАНДОРЫ

Когда этот ящик открыт, закрыть его уже нельзя. Но вслед за роем бесчисленных Несчастий из него вылетает и Надежда.

Научная фантастика - не пророчество. Она часто производит такое впечатление, когда ее читаешь; и действительно - те, кто подвизается в этом двусмысленном жанре (каламбур сознательный, но повторять его не буду), обычно прилагают максимум усилий к тому, чтобы их истории производили впечатление реальных картин будущего. Пророчеств.

Пророчествами занимаются метеорологи, игроки на бегах, консультанты на фондовой бирже и предсказатели, читающие будущее по вашей ладони или проникающие взглядом в магический кристалл. Каждый из них предсказывает будущее - иногда точно, иногда - путаным, туманным и напыщенным языком, а иногда просто заявляя о некой статистической вероятности. Но всегда на полном серьезе произносится, что с определенной области будущего сдернут покров тайны.

Авторы научной фантастики не имеют к этому ни малейшего отношения, фантастика почти всегда расположена в будущем - или, по меньшей мере, в вероятном, воображаемом будущем - и почти неизменно глубоко озабочена обликом этого будущего. Но ее метод отнюдь не предсказание; это обычно экстраполяция и/или предположение. И в самом деле, от автора вовсе не требуется (и он обычно так и поступает), чтобы воображаемое "будущее", о котором он решил написать, состояло целиком из событий, которые почти наверняка осуществятся; его цель может не иметь ничего общего с вероятностью осуществления событий, запечатленных им на бумаге.

"Экстраполяция" для писателя означает почти то же самое, что и для математика: изучение тенденции, то есть продолжение математической кривой, пути или тенденции в будущее. Берется текущее направление, и прежний вид этой кривой сохраняется и далее. Например, если прежде тенденция имела вид синусоиды, то и в дальнейшем ее изображают синусоидой, а не гиперболой, не спиралью, и уж совершенно точно не касательной.

"Спекуляция", то бишь предположение, да автору, по сравнению с экстраполяцией, гораздо больший простор. Она начинается с вопроса "Что, если?" - и новый фактор, запущенный в систему при помощи этого вопроса, может одновременно оказаться как совершенно невероятным, так и настолько революционным, что запросто превратит прежнюю синусоиду (или любую другую тенденцию) в нечто неузнаваемо другое. Что, если маленькие зеленые человечки приземлятся на лужайке перед Белым домом и пригласят нас вступить в Галактический союз? Или же то будут большие зеленые гуманоиды, которые нас поработят и станут пожирать? Что, если мы решим проблему бессмертия? Если Нью-Йорк действительно останется без воды? Да не так, как при нынешней умеренной нехватке питьевой воды, с которой справляются столь же умеренными контрмерами, - можете ли вы себе представить, как линчуют человека, зря потратившего кубик льда? Проживая, как сейчас, в штате (Колорадо - 1965), где имеется только два вида воды, слишком мало и слишком много, мы как раз отметили окончание семилетней засухи дождиком, налившим за два часа семь дюймов воды, и каждое из этих двух природных явлений не менее ужасно, чем другое, - я испытываю ужас, смешанный с восхищением, читая "Мир Дюны" Фрэнка Херберта, "День, когда высох Нью-Йорк" Чарльза Эйнштейна и истории о наводнениях, подобных библейскому, вроде "Потопа" С. Фоулера Райта.

В большинстве научно-фантастических произведений используется и экстраполяция, и спекуляция. Возьмем, к примеру, мой рассказ "Взрыв всегда возможен". Он был написан в 1939 году, в минимальной степени дополнен для книжной публикации сразу после второй мировой войны вставкой слов вроде "Манхэттенский проект" и "Хиросима", но не переписан, и входит в группу рассказов, опубликованных под претенциозным общим названием "История будущего" (!) (это название придумал редактор, но не я!), - и явно производит впечатление пророчества.

Я отвергаю любые обвинения в пророчестве; рассказ был написан с единственной целью заработать деньги для выплат за дом и с единственным намерением развлечь читателя. Как пророчество этот рассказ не стоит и ломаного гроша - любой бойскаут-новичок может раскритиковать его в пух и прах, - но, по моему мнению, он еще сохраняет развлекательность как рассказ, иначе я не включал бы его в книгу; у меня есть профессиональная репутация, которую нужно оберегать, и желание продолжать зарабатывать деньги. Кстати, я ничуть не стыжусь последнего. Очень малая доля современного литературного наследия появилась на свет исключительно благодаря желанию "творить искусство"; большая же часть написанного, как великого, так и серенького, имеет первопричиной потребность в деньгах в сочетании с отвращением к тяжелому "честному труду" или нежеланием им заниматься. Писательство зачастую предлагает законный и относительно честный способ решения такой дилеммы.

Писатель-фантаст может иметь, и часто имеет, другие побуждения, кроме стремления заработать. Он может желать творить "искусство ради искусства", пытаться отвратить весь мир от пути, который считает опасным ("1984" Оруэлла, "Прекрасный новый мир" Хаксли; но прошу отметить, что оба произведения весьма развлекательны и каждое принесло автору немало денег), может страстно хотеть направить человечество на тот путь, который полагает для него желанным ("Глядя назад" Беллами, "Люди как боги" Уэллса), может желать поучать, развлекать или даже поражать блеском своего ума. Но писатель-фантаст - и вообще любой писатель - никогда не должен забывать о том, что в первую очередь он обязан читателя развлекать... или же снова окажется бродягой со старой котомкой за плечами.

Если он в этом преуспеет, его рассказы наверняка останутся захватывающе развлекательными еще долгие годы после того, как окажутся ложными "пророчествами". Герберта Уэллса, вероятно, можно назвать величайшим фантастом всех времен, а его самые знаменитые фантастические произведения были написаны примерно шестьдесят лет назад (то есть около 1895 года)... буквально из-под палки. Прикованный к постели чахоткой, не в состоянии удержаться на любой с трудом найденной работе, без гроша в кармане и обязанный платить алименты, он был просто обязан как-то зарабатывать деньги, и из всех доступных ему работ писательство было самой тяжелой. Он ясно сознавал (смотри его автобиографию), что должен развлекать читателя, чтобы остаться в живых, и результатом стал целый поток великолепных произведений о будущем - лучше их, пожалуй, ничего и не написано. Как пророчества все они безнадежно устарели... ну и что с того? Они захватывают современного читателя ничуть не меньше, чем в "Блистающие девяностые" или "Лиловое десятилетие".

• 1/14
• Следующая