Воронье царство (СИ) - "Ifreane" - Страница 11

— Жаль. А ведь ты мне понравился.

И не дожидаясь реакции Ривана, не дав и шанса оправдаться, молча махнул стражнику, что стоял у дверей темницы, развернулся и быстрым шагом покинул двор. Впрочем, какие тут могли быть оправдания, в голове не оказалось ни единой связной мысли. Риван лишь ощутил как похолодело нутро, когда стражник защелкнул на его запястьях кандалы, и скорее почувствовал, нежели увидел, как Раунхильд последовал за своим царем. Осознание, что пропал, совсем, бесповоротно, пришло только когда за спиной захлопнулась обитая железом дверь тесного темного каземата. В груди бешено заколотилось сердце, а мысли судорожно забились в голове. Жрец сел, скрестив ноги, на пол, устланный редкой сухой соломой, и попытался взять себя в руки, успокоиться. В глубине подземелья слышался гул отдаленных голосов, а в сыром воздухе витал едва различимый запах жженых трав. Вот бы сейчас иметь под рукой все необходимое, чтобы лично спросить у Бога-Ворона, для чего тот прислал сюда своего жреца, чего он добивался и что пошло не так? Как Корвус мог узнать? Риван всем сердцем надеялся, что к истязателям колдуна не угодили ни Арндис, ни Халь. Но кто мог выдать? Смутно вспоминалось, что офицерский состав Нигрима был в курсе о Риване, и солдаты, что впускали их в город, вот только видел ли кто его лицо да знал ли по имени? Жрец сделал несколько глубоких вздохов и решил оставить бестолковые размышления. Выберется ли он отсюда живым — вот единственный не лишенный смысла вопрос, но на него он до одури боялся узнать ответ.

По окончании ночи, что жрец провел без сна, вспоминая молитвы и слова своих наставников, ответ сам пришел в виде пары чернолатных солдат. Шагая под конвоем по ступеням наверх, Риван надеялся лишь об одном — не угодить в проклятые клетки. К короткому облегчению жреца, его провели мимо влажных от рассветной росы прутьев и направили к площади, где в первых лучах чернели ненавистные станы виселиц. Приближаясь к месту казни, Риван неистово захотел уйти на «ту сторону», предательски оставить свое тело, сбежать и не участвовать в этом похожем на кошмарный сон действии, но без трав, иглы и пера этот путь был для него закрыт. С первым шагом на эшафот на языке осел неприятный металлический привкус, со вторым в глазах постыдно помутнело. Когда палач стянул веревкой руки за спиной и накинул на шею петлю, Риван отважился посмотреть сначала по сторонам, на таких же обреченных, как и он, а затем на царский помост, о чем тут же пожалел. Рядом с Корвусом, опустив глаза, стоял тот, кто его и привез сюда, кто призван был защищать жреца. «Права была Арни о глазах-то», — с всепоглощающей тоской подумал Риван. И больше ни о чем не успел. Скрипнул люк, вырвав из легких хриплый вздох, шея воспылала огнем да наступила тьма…

========== 12. Птенец ==========

— Смотрю, братца твоего рядом нет, неужто надоел ты ему по пятам ходить?

— Халь носит дрова под навес, — почему-то оправдать брата казалось сейчас очень-очень важно, хотя в глубине души Кевин прекрасно понимал, что кузнецкому сыну до этого нет никакого дела.

Тот смотрел на Вороненка сверху вниз с неприкрытой злобой в темных глазах, один из которых, налитый кровью, венчал лиловый фингал. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, почему и от кого он его получил, и за что сейчас схлопочет Кевин. Может, и стоило дождаться, когда Халь освободится, и вместе отправиться за маслом, но идти-то рядышком, вон, соседний двор, да и как было не порадовать матушку лишний раз, быстро исполнив ее поручение. Кевин бросил через плечо тоскливый взгляд на забор из орешника, за которым виднелись стены родного дома да возвышалась новехонькая тесовая кровля — труд совместных усилий отца и брата — такие близкие и в то же время такие недосягаемые. Поднимать шум не имело смысла, как и пытаться убежать, деревенские мальчишки окружили его со всех сторон, и каждый из них был ловчее и выносливее Вороненка.

— А ты, небось, даже щепу не в состоянии поднять, да, заморыш? — задира ткнул в грудь Кевину острой палкой и скривил мину, всем своим видом показывая, что ему и касаться того противно.

Мальчик смолчал. Ему не впервой сталкиваться с унижениями со стороны соседской детворы, поглумятся да наскучит вскоре, возможно, ударят разок-другой, да, точно ударят, не упустят шанса, выловив Вороненка одного. Противиться Кевин был не в силах, но больно не хотелось еще больше падать в глазах обидчиков, потому и умолять не стал. Стоило показать, что, несмотря на слабость, он храбрый, и, возможно, однажды они зауважают его за это да перестанут ненавидеть. А пока, страшась в душе, но не подавая виду, Кевин молча смотрел на сына кузнеца, ожидая своей участи. Конечно заплачет, не сдержится, но он надеялся, что дотерпит до потом, когда найдет Халя, когда можно будет реветь, не стесняясь.

Снова укол палкой, на этот раз сильнее. Кевин отступил. В спину его тут же толкнул другой мальчишка, отчего Вороненок неловко шагнул вперед, едва не упав в дорожную пыль. За спиной загоготали.

— Ты мне скажи, почему никчемный и ни на что негодный ты, а с мордой разукрашенной хожу я? — кузнецкий сын схватил Кевина за грудки, едва не оторвав от земли, но вместо того, чтобы ударить, толкнул обратно.

Мальчишки поддержали, пинали теперь все вместе и со всех сторон, с каждым разом все сильнее и больнее, а зачинщик ещё и размахивал веткой, норовя уколоть почувствительнее да шлепнуть похлеще. Кевин держался изо всех сил, стараясь не упасть и не заплакать. Но все же оступился. И взвыл.

От пронзительного надсадного вопля, огласившего округу, обидчики в ужасе расступились и уставились поочередно то на сына кузнеца, что все так же держал в руках перепачканную пресловутую палку, то на Вороненка, что прижимал свои тонкие пальчики к окровавленной щеке. Судя по брани, на шум прибежал и Хальвард, распугав соседскую детвору.

Слезы застилали взор, порванная щека горела огнем, а юное сердце сжалось от боли и обиды. За что они так с ним, что он им сделал, почему они не оставят его в покое?! Кевин с неожиданной для себя ненавистью посмотрел вслед убегающим мальчишкам, а затем услышал, как Халь зовет матушку, чтобы помочь ему. Нет, Вороненку сейчас совсем не хотелось видеть ни брата, ни маму. Он злился, да так, что его трясло, и ему было очень стыдно за это. Кевин не хотел, чтобы семья видела его таким.

Мальчик вскочил и, прижимая рукав к щеке, что есть мочи побежал. Прочь от собственного дома, мимо двора соседки, куда так и не дошел за маслом, подальше от любопытных глаз, родных и чужих. Не сразу он понял, что ноги несут его в сторону молитвенного холма. Остановившись возле идола, у подножия которого его нашли восемь зим назад, и уставившись на черненое протравленное дерево, на искусно вырезанный лик Бога-Ворона, мальчик дал волю обиде и злости.

— Говорят, я послан тобой, говорят, я твой птенец. Так почему же ты меня сделал таким слабым и немощным?! Как я смогу помогать людям, если я даже за себя постоять не могу? — горячие слезы смешались с кровью и градом стекали по щекам Вороненка. — За что ты так?..

Кевин осекся. То ли от тягучей боли, то ли от бега вверх по склону в глазах потемнело и ему почудилось, что идол Бога-Ворона вдруг зашевелился. Мальчик в испуге протер глаза, смахивая слезы, но видение никуда не делось, небо и впрямь почернело над селом, а деревянный истукан, расправив крылья, опустил свою голову и уставил пустые глазницы на Вороненка.

— Узри, — могучий глас разорвал тишину. — Прими.

И Кевин увидел, как по бескрайнему полю боя среди мертвецов рыщут безликие тени тех, кто одним своим присутствием нарушал покой богов. Взору мальчика открылась судьба, что уготовил для него бог-отец. Он понял, что должен был сделать для своего покровителя. И пришел в ужас от этого знания. Сколько же крови ему предстояло пролить, чтобы объединить север под общим флагом и под единым богом. Сколько же жертв принести во славу Бога-Ворона. Слезы еще пуще обожгли глаза, но теперь мальчик плакал не о себе. Чужая боль опустошала душу и разрывала сердце на части. Но он знал, что иного пути не было. Иначе было не одолеть того, кто раскинул свои сети по обе стороны мироздания. И он принял. Принял дар бога-отца, частицу «той стороны», а вместе с тем словно потерял часть себя…