Наш прекрасный город - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 2

• Предыдущая
• 2/7
• Следующая

Выходя, Перкинс захватил с собой пестрые остатки располосованных комиксов и стал размахивать в воздухе бумажными лентами:

- Сюда, Китти! Сюда! Это тебе!

Смерчик спустился и, как только Перкинс выпустил бумагу из рук, сразу же подхватил ее.

- Она глотает все, что ей ни дашь.

- Конечно, - согласился Паппи. - Китти словно архивная крыса. Все бумажки прибирает себе.

- Неужели она никогда не устает? Ведь должны быть и спокойные дни.

- По-настоящему здесь никогда не бывает спокойно. Так уж на этой улице, что ведет к реке, стоят дома. Но, я думаю, она прячет свои игрушки где-то на их крышах.

Газетчик уставился на крутящуюся струйку мусора.

- Бьюсь об заклад, у нее есть газеты за прошлый месяц. Слушай, Паппи, я как-то выдал колонку о нашей службе очистки и о том, как мы не заботимся о чистоте улиц. Было бы неплохо раскопать парочку газет, что вышли примерно года два назад, - и тогда я мог бы утверждать, что и после публикации они продолжают валяться по городу.

- Зачем ломать голову? - сказал Паппи. - Давай посмотрим, что там есть у Китти. - Он тихонько свистнул. - Иди сюда, малышка, дай посмотреть Паппи твои игрушки.

Смерчик, плясавший перед ними, изогнулся, его содержимое закружилось еще быстрее. Сторож прицелился и выдернул из этой мешанины кусок старой газеты.

- Вот... трехмесячной давности.

- Попробуй еще...

- Попытаюсь, - он выхватил еще одну газетную полосу. - За прошлый июнь.

- Это уже лучше.

Прозвучал автомобильный сигнал, и старик поспешил открыть ворота. Когда он вернулся, Перкинс все еще продолжал вглядываться в столб бумажного мусора.

- Повезло? - спросил Паппи.

- Она не хочет мне ничего давать. Так и рвет из рук.

- Китти, ты капризуля, - сказал старик. - Пит мой друг. Будь с ним полюбезнее.

- Все в порядке, - сказал Перкинс. - Мы просто не были с ней знакомы. Но посмотри, Паппи, ты видишь этот заголовок? На первой полосе.

- Она тебе нужна?

- Да. Посмотри поближе - видишь в заголовке "Дью" и под ним что-то еще. Но не могла же она хранить этот мусор с предвыборной кампании 98-го года?

- А почему бы нет? Китти крутится здесь столько, сколько я себя помню. И она постоянно все тащит к себе. Подожди секунду... - Он мягко сказал что-то Китти, и газета очутилась у него в руках. - Теперь ты можешь ее рассмотреть.

Перкинс впился в листок.

- Да я завтра же буду сенатором! Ты понимаешь, что это такое, Паппи?

Заголовок гласил: "Дью вступает в Манилу". На листке значилась дата 1898 год.

Двадцать минут спустя, прикончив бутылку виски, они все еще продолжали беседовать. Газетчик не отрывался от пожелтевшего ветхого листа бумаги.

- Только не говори, что это болталось по городу без малого восемьдесят лет.

- А почему бы и нет?

- Почему бы и нет? Ну, ладно, я еще могу согласиться, что улицы с тех пор ни разу не убирались, но бумага столько не выдержала бы. Солнце, дождь и все прочее сделали бы свое дело.

- Китти очень заботится о своих игрушках. Уверен, в плохую погоду она все прятала под крышу.

- Но, ради всего святого, Паппи, не веришь же ты в самом деле, что она... Нет, тебя не переубедить. Хотя, откровенно говоря, мне не так уж важно, где она раздобыла эту штуку. Официальная версия сведется к тому, что этот грязный клочок бумаги невозбранно носился по улицам нашего города последние восемьдесят лет. Ну и посмеюсь же я над ними, старик!

Он аккуратно свернул газету и принялся засовывать ее в карман.

- Нет-нет, не делай этого, - запротестовал хозяин.

- Почему? Я возьму ее в редакцию, чтобы там сфотографировать.

- Ты не должен этого делать. Это вещь Китти, я ее только одолжил...

- Ты что, псих?

- Она рассердится, если мы не вернем ей газету. Пожалуйста, Пит, она позволит тебе посмотреть на нее в любое время, когда ты только захочешь.

Старик был настолько серьезен, что Пит задумался.

- Я боюсь, что мы ее никогда больше не увидим, - сказал он. - А у меня это будет отправной точкой для раскрутки темы.

- С твоей стороны это не совсем хорошо... История должна была бы быть про Китти. Но не беспокойся - я скажу ей, что эту бумагу терять нельзя.

- Ну, ладно, - они вышли, и Паппи что-то серьезно объяснил Китти, а затем вручил ей обрывок газеты за 1898 год. Китти сразу же подняла его на самый верх своей покачивающейся колонны. Перкинс попрощался с Паппи и двинулся к выходу, но вдруг резко повернулся, не скрывая легкого смущения.

- Слушай, Паппи...

- Да, Пит?

- Но на самом деле ведь ты не веришь, что эта штука живая, правда?

- Почему бы и нет?

- Почему бы и нет? Ты хочешь сказать...

- Ну, - рассудительно сказал Паппи, - а откуда ты знаешь, что ты живой?

- Но... да потому, что я... хотя, если разобраться... - он остановился. - Сам не знаю. Ты мне заморочил голову, приятель.

Паппи улыбнулся.

- Значит, ты понимаешь?

- Хм... Хочу надеяться. Всего, Паппи. Всего, Китти. - Он приподнял шляпу, обращаясь к смерчику. Пыльный столбик качнулся в ответ.

Шеф-редактор послал за Перкинсом.

- Слушай, Пит, - сказал он, решительно хлопнув по пачке исписанных листов, лежавших перед ним, - задумка у тебя была неплохая, но... хотел бы я увидеть хоть парочку твоих статей, написанных не в пивной.

Перкинс взглянул на лежащую перед ним газетную полосу.

Наш прекрасный город Питер Перкинс

СВИСТНИ НА ВЕТЕР

Прогулка по улицам нашего города всегда полна неожиданностей, а порой и приключений. Прокладывать путь приходится среди самого разного мусора, осколков посуды, мятых сигаретных пачек и прочих малопривлекательных предметов, которыми пестрят тротуары города. В это время в лицо нам летят сувениры в виде конфетти от давно прошедшего праздника, истлевшие листья и другая труха, которая под воздействием непогоды утратила свои первоначальный вид и не поддается опознанию. Правда, я всегда был уверен: самое тщательное знакомство с сокровищами наших улиц не может обогатить вас реликвией более чем семилетней давности...

Дальше шел рассказ о смерчике, который почти столетие таскает по улицам ставшую антикварной газету. Кончалась заметка вызовом в адрес других городов страны - могут ли они похвастать чем-либо подобным?

• Предыдущая
• 2/7
• Следующая