Люди и боги (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич - Страница 29

Мира ничего не могла понять. Каша… поел… уход… О ком речь-то? Я обязана их сыну — что за сын? Они даже имен своих не назвали!

А хозяева вели ее по коридору, и домишко стал мучительно тесным от плечистых лазурных фигур, и женщина продолжала лепетать:

— Вот тут он — лучшая комната, южная сторона. От солнышка ему становится легче… Правда, вечером снова лихорадило, он кричал. Мы позвали лекаря, чтобы сделать припарки. Ваше величество, сударь Марк так заботится о нас! Его стараниями нам хватает денег на любых лекарей!

— Меньшее, что могу, — сказал Ворон очень тихо.

— Вот дверца-то. Ваше величество точно не желает, чтобы мы разбудили?..

— Не желает, — отрезал Марк. — Будьте так добры, подождите в гостиной. Здесь очень тесно… Мы сами посмотрим, а потом вернемся к вам.

— Конечно, конечно!

— Только фонарь оставьте…

Марк распахнул дверь. Вошел командир эскорта, за ним Минерва, следом — Марк. Несмотря на открытое окно, в комнате было душно. Сквозь плотный аромат лавандовой воды пробивались запахи мочи и липкого болезненного пота. Комната представала в дрожащем свете фонаря. Она была мала и опрятна — резные стулья, столик под скатеркой, кружевные занавеси, цветок на окне. Мире сделалось жутко. Захотелось развернуться и уйти прямо сейчас, не досмотрев, не увидев.

На кровати лежал человек, укрытый простыней до самых глаз. Очертания фигуры были странны, как и звук дыхания — прерывистый влажный свист.

— К-кто это?..

Ворон отдернул простыню.

Мира зажала рот, попятилась. В глазах потемнело, комната пошла ходуном.

То же самое Мира ощущала в подвале Уэймара, когда сняла крышку с бочки с трупом. Правда, имелась разница: в отличие от Линдси, Итан был жив.

— Ш… ш… ш… — не сразу слова выбрались из горла: — Что с ним?

— Ваше величество видит. Вряд ли нужны пояснения.

— Кто… — глоток, глубокий вдох, чтоб одолеть тошноту, — кто это сделал?

— В составе агатовских войск есть подразделение — Лидские Волки. Кроме боевых качеств, они славятся умением выбивать информацию.

— З-з-зачем?

— Итан скрыл от Волков тот факт, что труп владыки не являлся трупом владыки. Вернее, попытался скрыть.

— Тьма…

Мира бросилась к открытому окну, высунулась, хватила воздуха полной грудью.

— Вы нарочно показали… чтобы меня испугать?

— И вы испугались, поскольку это действительно страшно. Но цель моя — в ином.

Марк подошел и медленно, тихо произнес:

— Итан пострадал потому, что владыка Адриан решил скрыться, а не сдаться. Обычный рыцарь может позволить себе роскошь: не сдаваться никогда, биться до последнего. Но у правителя нет такого права: его гордость оплатят своей болью и кровью простые люди — солдаты, крестьяне, агенты. Адриан бросил меня на погибель, но я отрекся от него по иной причине: ему не хватило мужества признать поражение.

Ворон взял Миру под руку и повел из комнаты прочь.

— В гостиной, ваше величество, возьмите перо и оставьте Итану записку. Скажите о главном — например, о том, как важно, чтобы Династия Янмэй сохранила престол.

28–29 мая 1775 г. от Сошествия

Арден, Ханай

Склады примыкали к рельсовой дороге. Две дюжины одинаковых длинных сараев, тянущихся вдоль пути. Из каждого склада — два выхода: на улицу города и на грузовой перрон. Палец следил за одним, Вагон — за другим. Они сидели в темноте на перевернутых ящиках и смотрели на силуэты ворот, очерченные щелями. Щели были темны, но все же светлее складского мрака: на улице светила луна. И Палец, и Вагон молчали.

Аланис умела чувствовать время. Прошло уже больше часа, а эти двое не проронили ни слова. Темень и тишина начинали давить на нее.

— Долго нам здесь сидеть? — спросила Аланис требовательно, хотя сама представляла ответ. От склада до Прощания — час пешком. Полчаса внутри, час на обратную дорогу, так что — еще часа полтора.

— Не болтай, — отрезал Палец.

— Я говорю, когда хочу.

— Нет.

Она помолчала, ища применения своему гневу.

— Вот пытаюсь понять: вы солдаты или бандиты?

— Не болтай, — бросил Палец.

— Я не с тобой говорю, а с твоим товарищем. Напомни, как тебя зовут?

— Вагон, — ответил Вагон.

— Об этом и речь. Дисциплина у вас солдатская, а клички — будто шваль из трущоб.

— Какие дали, — буркнул Вагон. — Пауль выбрал.

— Заткнитесь оба, — рыкнул Палец.

— А ты что, офицер?

— Ударю.

— Меня?..

— Тебя.

Аланис рассмеялась. Палец поднялся с ящика, подошел к ней и дал оплеуху. Несмотря на кромешную темень, попал точно по щеке. Аланис шлепнулась на пол, зашипела от ярости:

— Тебя за это уничтожат! В порошок сотрут!

Он схватил ее за шиворот и поднял одной рукой. Сказал:

— Ударю больнее.

Аланис решила не испытывать судьбу и умолкла. Для мести придет более удачное время.

Отпустив ее, Палец вернулся на свой ящик. Снова повисла долгая, унылая тишина. Было слышно, как вдалеке цокают копыта, а совсем рядом, в углу, копошится мышь. Мышиный звук особенно раздражал: каким-то он был бесконечным. Шур-шур, чок-чок, шур-шур, чок-чок. Минута за минутой. То замрет, то снова — шур-шур, чок-чок. Так тихо и вкрадчиво, будто не в углу скребет, а прямо в затылке. Подумалось: попади я в темницу с мышами, свихнулась бы за день!

— Ладно, мне нельзя, но вы-то почему молчите? Поболтайте хоть между собой.

— Запрещено, — бросил Палец. — Ударю.

Она стиснула зубы. Поднялась и стала ходить по складу. В темени это было глупое занятие: еще споткнешься о ящик и упадешь. Но сидеть часами в тишине — совсем невмоготу.

— Сядь, — рыкнул Палец.

— Я только…

— Ударю.

Ты сильно пожалеешь, тварь, — мысленно ответила Аланис и села. Ее шаги больше не заглушали мышиный поскреб. Шур-шур, чок-чок. По улице прошли люди. Без остановки проехал поезд. И стук колес, и шарканье подошв скоро затихли вдали, осталась только мышь. Шур-шур. Я бы точно сошла с ума в подземелье. Ничего нет хуже бездействия и тихих звуков!

Минуты тянулись мучительно долго, однако умом Аланис понимала: прошло лишь полтора часа. Потому она сильно удивилась, услышав снаружи стройный топот сапог. Вернулись? Так быстро?..

— Вагон, — раздался голос с улицы.

— Мы здесь.

— Отпирай.

Ворота распахнулись, и в помещение склада хлынули люди. Вбегали парами и тут же рассредоточивались, давая дорогу следующим. За полминуты все оказались внутри, и Палец закрыл за ними ворота. Они ворвались так быстро, что Аланис не успела сосчитать, но поняла одно: их стало меньше.

— Меняем план, — произнес Пауль. До сих пор Аланис слышала только пару слов из уст командира бригады, но прекрасно запомнила его голос.

— Вагон будет через десять минут, — сказал Вагон.

— Вагоном не поедем. На рельсах нас ждут.

Пауль зажег огонь и подошел к Аланис. Огонь не был факелом или лампой — лунное свечение лилось из Перста на руке командира. В этом мертвенном свете Аланис смогла разглядеть: гвардейский мундир Пауля густо забрызган кровью. Лицо — непроницаемо, без единой тени чувства.

— Что скажешь? — спросил Пауль.

— Надоело сидеть в темноте, — сказала она.

— Шутишь, — заметил Пауль и медленно раскрыл рот в улыбке: сначала показались резцы, потом клыки, потом и боковые зубы. Поймал ладонь Аланис, сделал короткое движение. Она услышала хруст и в первую секунду не поняла — что?.. Потом боль разодрала руку. Мизинец торчал в сторону под прямым углом.

Аланис сумела подавить крик. Уставилась в глаза Паулю, скрипя зубами от боли, гнева — и недоумения. Почему?! За что?!

Он повторил вопрос:

— Что скажешь?

— Сдохни, скотина!

Пауль сломал ей безымянный палец. Зажав рот рукой, она смогла вытерпеть и эту боль, только стон прорвался сквозь зубы. Отдышалась, тряся головой. Ужасней всего было непонимание: за что? Аланис помогла Кукловоду. Теперь тот должен помочь ей. Либо предать и убить — нельзя исключать этого. Но она не представляла ни одной причины для пыток!