Кот, проходящий сквозь стены - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 74
- Предыдущая
- 74/101
- Следующая
Возраст на Тертиусе – понятие растяжимое.
Квартира Ксии вначале показалась мне совсем маленькой, но почему-то все прекрасно в ней уместились, и вечеринка удалась на славу. Потом красноголовые нас покинули, а я, сильно устав, прилег на кровать в спальне. В соседней комнате, помнится, шла какая-то убийственно-крутая игра со «штрафами». Кажется, Хэйзел выходила победительницей, а Ксия проигрывала, в результате чего и, наверное, в соответствии с правилами игры она удалилась оттуда и прилегла рядом со мной. Потом то же сделала и Гретхен, использовавшая мое левое плечо в качестве подушки, поскольку на правом уже расположилась Ксия. Из гостиной донесся голос Хэйзел:
– Берегитесь и спасайтесь на верхней галактике!
Папа Шульц хохотнул в ответ:
– Молокососка! Большой удар, милая девочка, и тройной штраф. Платите!
Это было последнее из того, что я запомнил.
Что-то щекотало мой подбородок. Я медленно проснулся и медленно разлепил веки, обнаружив, что вижу перед собой самые синие из всех виденных мною глаз. Они принадлежали котенку ярко-оранжевого цвета, имевшему, по-видимому, сиамских предков. Он, стоя на моей груди как раз под адамовым яблоком, блаженно произнес: «Мур-р-р!» – и лизнул мой подбородок. Его шершавый язычок и был источником щекотки, пробудившей меня.
Я ответил: «Мур-р-р!» – и попытался поднять руку, чтобы погладить котенка, но не смог, ибо на моих плечах все еще покоились две головы, а по обе стороны вытянулись два теплых туловища.
Я повернул голову вправо, чтобы окликнуть Ксию (мне требовалось встать и посетить освежитель), но обнаружил, что то была вовсе не Ксия, а Минерва. На моем правом плече.
Я лихорадочно прокрутил в голове ситуацию, но сдался, найдя, что информация недостаточна. Поэтому вместо почтительного приветствия я одарил Минерву легким чмоком в щеку. Расценив это как приглашение, она сама меня поцеловала. Сдавленный с обеих сторон, да еще с котенком на груди, я был почти столь же беспомощен, сколь Гулливер, связанный канатами, и вряд ли смог бы достойно ответить Минерве.
Однако, как выяснилось, ей вовсе не нужны были встречные усилия. Она вполне управилась сама. И, надо сказать, сделала это талантливо! Когда она оторвалась от меня, одарив напоследок поцелуем в губы, голос с левого борта произнес:
– А мне тоже можно?
У Гретхен было сопрано, но этот голос оказался тенором. Я повернул голову влево. Галахад…
Так, значит, я лежу на одной постели со своим доктором? Нет, с докторами!..
…Когда я был мальчиком, еще в Айове, то думал – окажись я в подобной ситуации, самым верным было бы с воплем ускакать в горы, чтобы спасти свою «честь» или нечто, подразумевающееся под этим названием у мужчин. Ведь что значит понятие «чести» для девушек, совершенно понятно, и они к воплощению этого понятия относятся как к святыне (многие из них!).
Впрочем, если девица достаточно ловка и осторожна, то, даже выйдя замуж на седьмом месяце, она вполне может прослыть «честной» и «невинной», а впоследствии, как водится, станет осуждать тех, кто согрешил. А вот что касается «чести» мальчика, то это вопрос деликатный. Если он ее теряет с другим мужчиной (вернее, если их за этим застанут!), то он должен, если сможет, смотаться из Штатов, если же нет – податься в Калифорнию. Но в Айове ему места не будет.
Это внезапно промелькнуло в моем мозгу и вызвало то, что я всегда старался забыть. Во время одного из бойскаутских походов, когда я был студентом-новичком, мне пришлось делить палатку с нашим вожатым. И тогда, в темноте ночи и в безмолвии, нарушаемом лишь уханьем сов… Спустя несколько недель этот «скаутский наставник» перевелся в Гарвард, и такое больше никогда в моей жизни не повторялось. О времена, о нравы, как давно и как далеко отсюда это было! Почти через три года после этого я был призван в армию и вскоре дослужился до офицера, но никогда мне и в голову не приходило, что… «такие» офицеры не могут отвечать за дисциплину в своем полку… Что касается меня, то я никогда, вплоть до дела с «Уокером Эвансом», не подавал никому и повода для шантажа.
Я немного напряг левую руку.
– Конечно. Но будьте осторожны. На мне кто-то поселился.
Галахад последовал совету и не потревожил котика. Он это делал так же, как Минерва, не лучше, но и не хуже. Так же умело. И уж если я решился на неожиданное удовольствие, то я его вкусил! Тертиус – не Айова, а Бундок – не Гриннелл. Тут не принято заковывать в наручники за попрание давно отживших дикарских предрассудков…
– Благодарю вас, – сказал я, – и доброе утро! Не могли бы вы меня «обескошатить»? Если он останется там, где находится, я могу его затопить.
Галахад обхватил животное левой рукой.
– Это Пиксель. Разреши тебе представить Ричарда, Пиксель. Ричард, мы находимся в обществе лорда Пикселя, кошачьего кадета в резиденции.
– Как поживаешь, Пиксель?
– Мурр-р!
– Очень приятно. Но, доктор, что теперь играет роль освежителя? Мне надо туда.
Минерва помогла мне встать с кровати, обвила моей рукой свои плечи и повела, а Галахад понес мою палку. Они вошли в освежитель вместе со мной.
Мы теперь явно были не в квартире Ксии: освежитель по другую сторону спальни и гораздо просторнее, так же как и сама спальня.
И я еще кое-чему научился на Тертиусе: оборудование освежителя оказалось настолько сложным и разнообразным, что известная мне сантехника Голден Рула и Луна-Сити по сравнению со всем этим выглядела таким же примитивом, как то, что встречалось в захудалых домишках где-нибудь на задворках Айовы!
Ни Минерва, ни Галахад ни на секунду не дали мне почувствовать смущение от незнакомого оборудования. Когда я чуть было не ошибся рычажком для удовлетворения наиболее настоятельной своей потребности. Минерва просто предложила:
– Галахад, лучше продемонстрируй Ричарду, как надо. У меня же нет вашего «приспособления»!
И тот продемонстрировал. С сокрушением должен признать, что и я не был наделен таким «приспособлением», как Галахад. Внешне он очень напоминал «Давида» Микеланджело (и был не менее красив), но то, о чем идет речь, трехкратно превосходило микеланджеловское творение. Вот каков был этот Галахад!
Я никогда не понимал, почему Микеланджело – в свете его общеизвестных «отклонений» – неизменно обделял изображаемых им мужчин?
Когда мы втроем завершили все процедуры «освежения после сна», то вернулись в спальню, которая вновь меня удивила. Впрочем, я не стал тратить нервы на дурацкие вопросы о том, где мы теперь, как сюда попали, куда девались остальные, особенно та, что мне всех нужней, и кто, наконец, устраивает эти безумные игры или скачки вокруг галактик? Или и то и другое? В этой спальне одна из стен исчезла, кровать превратилась в диван, вместо отсутствующей стены появился роскошный сад, а на диване играл с котенком человек, которого я помнил по мимолетной встрече в Айове две тысячи лет назад. Правда, эта дата все еще представлялась мне весьма сомнительной. Тем более что и без нее хватало хлопот с пятью или шестью годами Гретхен.
Я уставился на прибывшего.
– Доктор Хьюберт?
– Привет! – Доктор отстранил котенка. – Подойдите-ка. Покажите мне вашу ногу!
(Чертов грубиян, воображала!) – Вы сперва посоветуйтесь с моим доктором.
Он резко вскинул голову.
– Господи! Мы что, не знаем инструкций? И без ваших рекомендаций прекрасно обойдемся!
За моей спиной Галахад мягко произнес:
– Покажите ему вашу ногу, Ричард. Если не возражаете.
– Ну, коли велите вы…
Я поднял новую ногу и почти ткнул ею в лицо Хьюберту, не дотянув лишь сантиметра до его носища.
Хьюберт успел отшатнуться, и мое движение прошло без эксцессов. Хьюберт неторопливо наклонил голову влево.
– Положите ее мне на колено. Так будет удобнее для нас обоих.
– Ладно. Валяйте.
Опираясь на палку, я стоял довольно устойчиво. Галахад и Минерва сохраняли спокойный нейтралитет, пока доктор Хьюберт изучал мою ногу, оглядывая и трогая, но вовсе не так, как (на мой взгляд) это делал бы профессионал. Я хочу сказать, что у него не было никаких инструментов, кроме глаз и пальцев. Он пощипывал кожу, царапал ее, близко склонялся к зажившему шву и, наконец вдруг ногтем большого пальца провел по подошве.
- Предыдущая
- 74/101
- Следующая
