Фермер в небе (Небесный фермер) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 5

• Предыдущая
• 5/20
• Следующая

Глава 5

Капитан Харкнесс

Знаете, что самое неприятное в космических кораблях? То, что на них воняет. Даже на "Мейфлауэре" стояла вонь, а ведь корабль был новеньким, с иголочки. Запахи масла, сварки, растворителей смешались с запахами пота и грязи сотен рабочих, которые жили на корабле, пока строили его. А теперь еще и мы добавили - из трех ракет выгрузилась целая толпа, и от нее разило так, как обычно разит от людей, когда они взволнованы и напуганы. Желудок у меня еще не пришел в норму, и этот смрад его чуть не доконал. Хуже всего, что на корабле негде по-настоящему освежиться. Простой душ - и тот роскошь. После расселения по каютам нам выдали талоны на пользование душем, по два на неделю. Это же слезы, а не мытье, особенно если учесть, что под душем подразумевалось два галлона [1 галлон = 3,785 л.] воды, которые вы имели право вылить себе на голову. Впрочем, если вам очень уж невтерпеж было помыться, вы могли поспрашивать у окружающих и купить талон у какого-нибудь грязнули. Один парень из моей каюты продавал свои талоны четыре недели подряд; в конце концов мы не выдержали и собственноручно отдраили его, очень качественно и вне очереди. Но это я уже забегаю вперед... Да, кстати, одежду тоже не сжигали. Ее приходилось стирать. Когда, мы прибыли, на "Мейфлауэре" нас чуть не полчаса разводили по каютам. Пассажиры "Дедала" и "Икара" к этому времени, по идее, должны были уже расселиться, но это только по идее. В проходах, столпилась тьма народу, а пробки в состоянии невесомости, когда не разберешь, где верх, где низ, в сто раз хуже уличных пробок, Стюардесс, способных навести порядок, на корабле не существовало; их роль выполняли эмигранты с надписями "Дежурный" на груди. Однако они чувствовали себя не менее потерянными", чем все остальные. Как в любительском театре, ей-Богу, где контролеры путаются между рядами, не в силах отыскать ваши места. Только я добрался до своей каюты и пристегнулся, как заревели сирены, а громкоговоритель завопил: - Приготовиться к старту! Десять минут! Мы замерли в ожидании. Казалось, прошло уже больше получаса, когда наконец начался стартовый отсчет. Уильям, сказал я себе, если старт с Земли был таким крутым, то этот наверняка выдавит из тебя кишки. Корабль ведь должен разогнаться и набрать скорость три мили в секунду, то есть треть миллиона миль в час! Честно говоря, у меня затряслись поджилки. Истекали последние секунды; мягкий толчок прижал меня к подушкам - и все. Я лежал и ждал. Потолок вроде на месте, пол, как и полагается, внизу, на грудь ничего не давит - все в ажуре. Наверное, первый шаг, решил я: следующий будет покруче. На потолке зажегся большой экрана и я увидел смеющиеся глаза человека в форме с четырьмя нашивками. Он был моложе капитана Делонпре. - Друзья мои, с вами говорит капитан Харкнесс. Сила тяжести, равная земной, сохранится на борту в течение четырех часов. Думаю, самое время пообедать, как вы считаете? Он улыбнулся, и я вдруг осознал, что желудок у меня в полном порядке, только совсем пустой. Капитан, конечно, понимал, что все мы, сухопутные крысы, почувствуем зверский голод, как только вернемся к нормальному весу. - Мы постараемся обслужить вас как можно быстрее, - продолжал капитан. Можете расстегнуть ремни, сесть и чувствовать себя как дома. Хочу вас предупредить только об одной вещи. Наш корабль сбалансирован таким образом, что направление силы тяги двигателя проходит точно через центр силы тяжести. Иначе мы не летели бы по прямой, а все время уклонялись бы в сторону и вместо Ганимеда могли угодить на Солнце. Мы, естественно, не хотим внезапно превратиться в шашлык, поэтому прошу вас без надобности не отходить от коек. У нас есть устройства, автоматически компенсирующие нарушения баланса, но перегружать их не следует. А потому прежде чем отойти от койки хотя бы на шаг, заручитесь разрешением дежурного. Капитан снова улыбнулся, но на сей раз улыбка была очень неприятной. - Нарушителей будем привязывать к койкам насильно, а когда корабль ляжет на курс, я сам определю им меру наказания. В нашем отсеке не было видно ни одного дежурного. Нам оставалось лишь сидеть и ждать. Я познакомился с соседями по каюте; ребята были кто постарше, кто помладше. Один из них, белобрысый семнадцатилетний бугай по имени Эдвардс - Горлодер Эдвардс - от ожидания скоро устал. Я его не виню; казалось, прошло уже несколько часов, а обедом и не пахло. Я решил, что о нас забыли. Эдвардс слонялся у двери, то и дело высовывая голову в коридор, и наконец не выдержал: - Это просто смешно! Не можем же мы так сидеть весь день! Я пойду выясню, в чем дело. Кто со мной? - Капитан не велел выходить, - отозвался чей-то голос. - Подумаешь! Что он с нами сделает, интересно? Это над экипажем он царь и Бог. Я заметил, что капитан на корабле - полновластный хозяин, но Эдвардс меня оборвал: - Чушь собачья! Мы имеем право знать, что тут творится - и имеем право на обед. Кто со мной, спрашиваю? - Нарываешься на неприятности, Горлодер, - предупредил кто-то из ребят. Эдвардс умолк; думаю, замечание его несколько отрезвило, но отступить он уже не мог. - Слушайте, - сказал он наконец, - у нас ведь должен быть дежурный, а его нет. Предлагаю: вы избираете меня дежурным, а я тащу сюда жратву. Идет? И, поскольку возражений не последовало, объявил: - О'кей, я пошел. Прошло буквально несколько секунд, и в дверях появился дежурный с большим ящиком в руках. Раздав всем по порции обеда, он обнаружил, что осталась одна лишняя. Дежурный сосчитал койки и спросил: - У вас в каюте должно быть двадцать человек? Мы переглянулись, но ничего не ответили. Дежурный вытащил список и принялся выкликать по именам. Эдвардс, понятное дело, не отозвался, и дежурный уволок его порцию с собой. Вернувшись, Горлодер увидел, как мы уплетаем обед, и поинтересовался, где его порция. Мы объяснили. - Чтоб вам пусто было! - воскликнул он. - Не могли оставить жратву, да? В хорошенькую же компанию я попал! - И снова вышел за дверь. Но далеко уйти ему не удалось. Совершенно обозленного, его привел дежурный и пристегнул ремнями к креслу. Когда мы достигли стадии ковыряния в зубах, на потолке вновь осветился экран. На сей раз на нем показалась Луна. Впечатление было такое, будто мы несемся к ней на всех парусах. Меня даже сомнение взяло: уж не пропустил ли капитан запятую перед дробью? Я улегся на койку и стал наблюдать, как растет Луна. Зрелище мне не понравилось. С каждым мгновением она угрожающе увеличивалась в размерах, пока не заполнила экран целиком; казалось, еще немного - и мы обязательно в нее врежемся. Но тут я заметил, что горы на экране бегут справа налево и вздохнул с облегчением. Наверное, капитан все-таки знает, что делает. Снова ожил громкоговоритель: - Сейчас мы идем галсами мимо Луны. Относительная скорость в точке максимального приближения составляет более пятидесяти миль в секунду, что, как вы, наверное, заметили, производит весьма впечатляющий эффект. Да уж, впечатляющий! Полминуты мы стремительно неслись мимо Луны, а потом она осталась позади. Подозреваю, что они просто снимали Луну телекамерой, но выглядело это так, будто мы нырнули вниз, резко повернулись и галопом помчались прочь. Только на такой скорости резких поворотов не делают. Часа через два камеры оставили Луну в покое. Меня сморило; мне снилось, будто я прыгаю с парашютом, а он не раскрывается. Я с воплем пробудился в невесомости, желудок подкатил к горлу. Я даже не сразу сообразил, где нахожусь. Громкоговоритель объявил: - Конец ускорения. Корабль немедленно начинает вращаться. Ну, насчет немедленно они слегка приврали; на самом деле все происходило жутко медленно. Корабль переворачивался, и то, что было прежде противоположной стеной, становилось полом. Пол с привинченными к нему койками сделался стеной, а напротив нее оказался телеэкран, ранее бывший потолком. Мы постепенно обретали вес. Горлодер все еще был привязан к койке; дежурный так засунул пряжки, что расстегнуться сам Эдвардс не мог. Он повис на ремнях, как младенец на помочах, и орал благим матом, чтоб его сняли со стенки. Вообще-то никакая опасность ему не грозила. Особых неудобств он тоже не испытывал, потому что сила тяжести была куда слабее земной. Потом мы узнали, что капитан удерживал тяготение в пределах одной трети "g", как на Ганимеде. А потому настоятельной необходимости освобождать Горлодера вроде как не было. Надо сказать, никто особенно и не спешил к нему на помощь. Мы все еще увлеченно обсуждали этот вопрос, отпуская шуточки, которые Горлодер не в состоянии был оценить по достоинству, когда появился дежурный, развязал пленника и велел всем нам следовать за ним. Так мне довелось попасть на капитанскую разборку. "Капитанская разборка" - это нечто вроде средневекового судилища, на котором сеньор единолично вершит судьбами своих подданных, решая, карать их или миловать. Дежурный, доктор Арчибальд, провел нас к капитанской каюте. В коридоре у двери сидело довольно много народу. В проеме показался капитан Харкнесс и первым вызвал Горлодера. Свидетелями были мы все, но капитан допросил только некоторых; я в их число не попал. Доктор Арчибальд доложил, что поймал Горлодера, когда тот слонялся по кораблю во время ускорения, и капитан спросил, слышал ли нарушитель приказ не отходить от коек. Горлодер заюлил, пытаясь свалить вину на всех нас, но капитан припер его к стенке, и ему пришлось сознаться, что приказ он слышал. - Ты, сынок, просто паршивец и разгильдяй, - заявил капитан. - Не знаю, какие неприятности ты накличешь на свою голову в качестве колониста, но на моем корабле можешь считать, что уже влип. - Он задумался на мгновение и добавил; - Говоришь, ты сделал это потому, что проголодался? Горлодер сказал: да, у него во рту маковой росинки не было после завтрака, а обеда, между прочим, ему так до сих пор и не дали. - Десять дней на воде и хлебе, - изрек капитан. - Следующий! Горлодер остолбенел, не веря собственным ушам. Следующий случай был аналогичным, но провинившейся оказалась дородная матрона, явно привыкшая повелевать. Она повздорила с дежурным и отправилась лично доложить об этом капитану, когда корабль набирал скорость. Капитан не стал тянуть кота за хвост. - Мадам, - проговорил он с холодным достоинством, - из-за своего ослиного упрямства вы подвергли опасности жизни всех пассажиров и экипажа. Можете что-нибудь сказать в свое оправдание? Матрона начала длинную тираду о грубости дежурного, о том, что она за всю свою жизнь не видала ничего более нелепого, чем это идиотское судилище, и прочая, и прочая. Капитан резко оборвал ее: - Приходилось вам когда-нибудь мыть тарелки? - Нет, конечно! - Прекрасно. Будете мыть посуду следующие четыреста миллионов миль.

• Предыдущая
• 5/20
• Следующая