Луна жестко стелет - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 39

• Предыдущая
• 39/96
• Следующая

– Извольте мою карточку, сэр.

Она у меня до сих пор есть. Там стояло:

Дело было трагикомическое, типичный пример того, почему туристам не следует шляться без супровода. Само собой, проводники доят их нещадно, но, с другой то стороны, а на что еще туристы сгодятся? Этот за без супровода чуть богу душу не отдал.

Забрел в харчевню, а она у стиляг что-то на манер клуба. Эта прости господи давай к нему подбиваться. Мальчики, как и положено, не вмешиваются, поскольку ее инициатива. А она ни с того, ни с сего как расхохочется и тык его кулачком под ребра. Он принял это не всерьез, как любой лунтик принял бы, но ответил на самый что ни на есть эрзлицкий способ: облапил и потянул к себе, не иначе как чмокнуть решил.

Где-нибудь в Северной Америке такое в порядке вещей, да-да. Сам много раз видел. Но Тиш, конечно, изумилась, перепугалась даже. И взвизгнула.

И шайка-лейка навалилась на мужика, отметелила. А потом решила, что «преступление» должно быть наказано. Но чтобы всё как положено. По решению судьи.

Очень похоже, трухали ребятишки. Вряд ли кто-то из них в таком деле уже участвовал. Но ихнюю даму оскорбили, а раз так, то обычай велит.

Допросил я их, особенно Тиш, и решил, что всё мне ясно. И говорю:

– Давайте подытожим. Перед нами иностранец. Наших обычаев он не знает. Он нанес обиду, он виноват. Но не намеренно, насколько могу понять. Что скажут присяжные? Эй, вы там, проснитесь! Ваше мнение?

Один из них, похоже здорово давши, отозвался:

– И-ик, виднуть!

– Очхорошо. А вы?

– Ннуу, – другой заколебался, – считаю, набить морду, чтобы в другой раз знал. Нельзя, чтоб мужики женщин лапали, или пусть этим занимаются на своей Эрзле, одно слово, бардачной.

– Разумно, – киваю, продолжаю опрос. Только один высказался за ликвиднуть. Остальные – кто за отметелить, кто за солидный штраф.

– А ты что думаешь, Слим?

– Ннуу, – вижу, он в раздрипе: с одной стороны, вся шайка его тут, девчонка тут, причем, может быть, тоже его. А с другой, остыл он и явно не хочет ликвиднуть чмура. – Отделать мы его уже отделали. Может, пускай станет на четвереньки перед Тиш, пол поцелует и извинится?

– Вы готовы это сделать, гаспадин Ла Жуа?

– Если так прикажете, ваша честь.

– Еще чего! Слушайте приговор. Во-первых, вот этот присяжный – вы-вы! – присуждается к штрафу в размере гонорара за то, что спал, а не участвовал в суде, как от него полагается. Ребята, взять его, пятерку отобрать и вышвырнуть вон.

Они это с радостью проделали. Чуток в разгрузку напряжения от того, что задумали и на что кишка тонка.

– А вас, гаспадин Ла Жуа, присуждаю к штрафу в размере пятидесяти гонконгских за пренебрежение к здравой мысли наперед изучить местные обычаи, а потом уже соваться, куда заблагорассудится. Расплата на месте.

Он внес, я принял.

– Ребятишки, в одну шеренгу становись! Вы присуждаетесь к штрафу по пятерке с каждого за несолидный подход к лицу заведомо нездешнему и не знакомому с нашими обычаями. Что не дали ему руки распускать, это в жилу. Что отметелили, тоже окей. Быстрей научится. Могли бы и вон вышвырнуть. Но разговорчики насчет ликвиднуть при явном отсутствии злого умысла – это, ребята, чересчур. По пятерке с носа. Расплата на месте.

Слим чуть не подавился.

– Ваше судейство… То есть, по-моему, у нас больше нет. По крайней мере, у меня.

– Мыслимое дело. Даю неделю сроку на оплату, а иначе обнародую ваши имена в Старом куполе. Знаете, где «Bon Ton Beaute Shoppe» возле договорного шлюза тринадцатый номер? Там моя жена хозяйничает. Заплатите ей. Заседание суда закончено. Слим, не уходи. И вы, Тиш, тоже. Гаспадин Ла Жуа, пройдите вместе с этими молодыми людьми, поставьте им по сотке со льдом за доброе знакомство.

И опять у него в глазах блеснуло что-то особенное, но приятное, почти как у профа.

– Ваше судейство, очаровательная мысль!

– Я уже не «ваше судейство». Двумя уровнями выше есть подходящее местечко, так что предложите Тиш пройтись с вами под руку.

Он поклонился, сделал руку крючком.

– Позвольте, сударыня?

Тиш разом будто подросла.

– Сэпсибоу, гаспадин. Очень приятно.

Я их специально повел в дорогое заведение, где их жуткие наряды и роспись по телу не в дугу до упора. В глаза бросались. Но сделал всё, чтобы они не стеснялись, а Стюарт Ла Жуа против моего вдвое, причем успешно. Я на всякий случай записал их имена и адреса. У Ваечки было одно ответвление, которое специально интересовалось стилягами. Они выпили, встали, поблагодарили и подались. А мы с Ла Жуа остались.

– Сударь, вы одно странное словцо обронили, – говорит он. – На мой слух странное, я имею в виду.

– Детишки ушли, так что можете называть меня «Манни», – говорю. – А что за словцо?

– Ну, когда вы настаивали, чтобы эта, скажем так, юная дама, Тиш эта, тоже денежки выложила. «Элденба», или что-то в этом роде.

– А-а, «элдээнбэ»! Это значит: «Ленчей даром не бывает». Их и вправду не бывает, – говорю, причем показываю на лозгун вдоль стены «ЛЕНЧ ДАРОМ», – иначе выпивка была бы здесь вдвое дешевле. Напомнил ей, что когда тебе что-то надо, то либо плати вдвое, либо отвали.

– Интересная философия.

– Не философия, а факт. Так или иначе, платишь за всё, что получаешь, – говорю и вентилятор на нас направляю. – Случилось мне быть на Эрзле, там у вас говорят: «Бесплатно, как воздух». А здесь даже воздух не бесплатно, за каждый вдох платим.

– Вправду? Пока что с меня не требовали, – улыбнулся он. – А то, чего доброго, я дышать перестал бы.

– Запросто могли бы нынче вечером хлебнуть вакуума. Не требовали, потому что вы уже заплатили. Как часть стоимости билета туда-обратно. А с меня ежеквартально берут, – начал было ему объяснять, как продаем и покупаем воздух у местного аэрокооператива, да решил, что слишком сложная материя. – Так что и с вас берут, и с меня.

Он с довольным видом призадумался.

– Вы правы, от экономики никуда не деться. Просто я как-то себе не представлял. Но скажите мне, Манни, – кстати, предпочитаю, чтобы меня звали «Стю», – я всерьез нынче вечером мог бы вакуума хлебнуть?

– Мало я вам влепил.

– То есть?

– Не убедил. Ребятишек ободрал начисто и еще штрафанул их, чтобы впредь мозгами шевелили. Вам влепить покрепче, чем им, не мог. А надо было, ведь вы всё это за хохму приняли.

– Ни в коем случае, сэр. Наоборот, меня потрясло легкомыслие, с которым ваши местные законы распоряжаются человеческой жизнью. Причем за такой тривиальный проступок.

Я вздохнул. С чего приступиться, когда из слов мужика видно, что ничегошеньки он по делу не понял, заранее настроен мимо фактов и даже не в курсе этого.

– Стю, – говорю. – Возьмем, к примеру, ваш случай. Никаких «местных законов» нет, так что вашей жизнью не законы распоряжались. И проступок ваш вовсе не тривиальный, просто я вам навстречу пошел, видя вашу нетянучесть. И никакое это не легкомыслие, а то мальчики оттащили бы вас к ближайшему шлюзу, запхнули бы туда и врубили бы рабочий цикл. Они очень серьезно подошли, – это же золотые парни! – и даже все свои денежки выложили за суд. И даже не пикнули, когда вышло, что приговор вовсе не тот, которого они просили. Неужто и теперь ничего не понятно?

Он улыбнулся, на щеках у него ямочки сделались, как у профа. Чувствую, нравится мне мужик.

– Боюсь, что ничего. Я словно в Зазеркалье попал. Так я и думал. Побывавши на Эрзле, немножко усвоил, как у них мозги работают. Эрзлику подай закон, чтобы черным по белому и на любой случай. У них даже есть законы насчет несоблюдения личных договоренностей. Не, вот падло буду! Будто кто-то договариваться полезет с таким, кто их не соблюдает. Будто слух не прошел, какая у него репутация.

– Законов у нас нет, – говорю. – Нам их иметь не разрешено. Обычаи есть, но неписаные и не навязанные, вернее сказать, самонавязавшиеся, поскольку просто оговаривают порядок вещей в условиях, из которых вытекают. Можно сказать, естественные законы, поскольку устанавливают, как себя вести, чтобы выжить. Когда вы рукам волю дали, вы преступили естественный закон. Вот и чуть не хлебнули вакуума.

• Предыдущая
• 39/96
• Следующая