Сальто назад (СИ) - Рогов Борис Григорьевич - Страница 52

Что-то подобное происходило почти по всем провинциям Мавераннахра. Взлетали на воздух древние мечети, горели горкомы и гарнизоны правительственных войск. Членов ДОМА и НДПА сжигали и сдирали с них кожу, сажали на кол и распиливали. Особенно страшная участь настигала тех редких женщин, что осмелились заняться общественной жизнью. Перепадало и учителям, врачам, инженерам. Через неделю кровавая волна приобрела этнический колорит. Таджики резали узбеков, узбеки пуштунов, а пуштуны в отместку и тех и других, и все вместе нападали на хазарейцев.

— Не могут истинные мусульмане поклоняться шиитским лжесвятыням, — любил повторять Гульбеддин Хекматияр после очередной карательной акции в каком-нибудь мирном хазарейском кишлаке.

Относительный порядок сохранялся только в Кабуле, но и там с наступлением темноты слышались выстрелы, из тёмных переулков раздавались сдавленные крики и стоны. Никто не мог безбоязненно передвигаться без солидной охраны даже днём. Центральное правительство было бессильно против массового народного ополчения, и только дивизия национальной гвардии и столичный Царандой оставались верны ему, повязанные кровью.

Из Пуштунистана, из Вазиристана, из Ирана в мятежные провинции потянулись бежавшие оттуда год назад полевые командиры. Их, как и Гератского льва, встречали с ликованием. В окрестностях Чарикара был замечен знаменитый моджахед Ахмад-Шах Масуд. В Файзабаде на базаре рассказывали о Бурханудди́не Раббани́. Страх холодной костлявой рукой коснулся горла Кармаля и его товарищей. Наверное, поэтому они вместо того, чтобы решать хоть что-то только усиливали борьбу между собой. Хафизулла Амин организовал покушение на Тараки и Кармаля, но верные люди из родни Абдуллы Халеда смогли предотвратить покушение на последнего. Тараки повезло меньше, от полученных ран он скончался, не приходя в сознание.

Это позволило Кармалю объявить Амина врагом афганского народа, свалить на него всю антирелигиозную войну и расправиться с ним и «Хальком». Бывшему всесильному диктатору публично, прямо на зелёной траве центрального стадиона Кабула отсекли голову, показав весь процесс по национальному телевиденью. К сожалению, гражданская война зашла уже слишком далеко, и остановить её Бабрак Кармаль не мог. Единственное на что он ещё хоть как-то надеялся так это на помощь СССР. «Брежнев меня сюда отправил, он и должен защитить», — такую мысль порождал воспалённый мозг несчастного идеалиста, по случайности вознесённого на вершину власти.

— Вот такие дела дорогой Виталий Васильевич, — Хрипловатый голос с лёгким кавказским акцентом был спокоен. — Хотя то, о чём он докладывал, скорее пугало, чем успокаивало. Ситуация в Мавераннахре за последнюю неделю стала гораздо хуже, чем была даже не в самые лучшие времена зимы 1979 года. А тут ещё надвигались Олимпийские игры, угрожая смести всё на своём пути, словного селевый поток в горах.

— Салтан Кекезович, ты так спокоен, как будто вокруг тебя барашки травку щиплют, — Федорчук[101], тоже попытался пошутить. — Что ты предлагаешь?

— Не в моей компетенции что-то предлагать, но если честно, то надо срочно из Афганистана уходить и людей наших поголовно эвакуировать. Иначе эти басмачи зарежут всех. И делать это надо как можно скорее. Ещё неделя и этот ублюдок недоделанный Бабрак Кармаль сдаст им Кабул, они его, конечно, повесят, он дурак, его не жалко. Но плохо будет, если там пострадают наши граждане. Драться за страну, даже за собственную жизнь он не может, да и не сильно хочет.

— Может его эвакуировать? Как считаешь, Салтан Кекезович? Пригодится он нам?

— Может и эвакуировать… — Магометов на том конце провода тяжело вздохнул. — Конечно, хорошо иметь послушного человека, но не такого как Бабрак… Тут бы своих успеть вывезти. Последние события не радуют. Вчера пропал главный геолог в ДРМ. Помнишь Женю Охримюка? Говорят, они с женой сели в аэропорту в свою машину, и как в воду канули…! Представляешь?

— Чёрт! — в голосе Федорчука прозвучала стальная злость. — Помню, конечно, этого боевого старикана! Человек! Если за него будут выкуп просить, соглашайтесь на любые условия. Потом со всеми рассчитаемся.

Главный чекист нервно встал и подошёл к окну. Бывшая Лубянская, а ныне площадь Дзержинского жила обычной суетной Московской жизнью.

— В общем, так, — глава Комитета решил, что пора закругляться. — Я тебя понял, буду выносить вопрос на ЦК. Завтра попробую согласовать дату совещания по этому вопросу. Вот только больно уж он скользкий. Наши идеологи же готовы костьми лечь, только б нести свет ленинизма, куда ни попадя. Сколько наших сейчас в этом долбанном Афгане?

— К счастью, не так много как год назад, — Магометов открыл блокнотик, — но 344 человека числятся по линии МО, 235 по линии КПСС, ещё 150 геологов, строителей и прочих специалистов. Это не считая работников нашего посольства в Кабуле, консульств в Мазари-Шарифе и Герате. Военные и геологи многие с семьями, с детьми. Я бы лучше больше наших граждан эвакуировал, чем этого идиота.

Однако глава советской госбезопасности уже думал о другом.

— Ещё… — Федорчук на мгновение задумался. — Чуть не забыл. Раз я уже с тобой разговариваю, передай там Борису Семёнычу[102], чтобы записку о целесообразности ввода наших войск составил. И ты ему помоги, свои соображения изложи. Мне будет легче на ЦК докладывать.

Через три дня состоялся внеочередное секретное заседание Политбюро ЦК КПСС. Присутствовали только самые влиятельные фигуры. Именно они должны были решить жизненно важный вопрос. Слово для доклада предоставили главе КГБ СССР.

Виталий Васильевич Федорчук поднялся над столом, поймал глазами взгляд Брежнева и, увидев поощрительный кивок, начал бесстрастным тоном:

— К концу мая у всех, причастных к делам в Мавераннахре, сложилось твердое мнение в эту страну нельзя вводить советские регулярные части. Мало того, надо в кратчайшие сроки эвакуировать всех наших граждан, за исключением дипкорпуса…

— Товарищи! Так нельзя! — раздался с места хриплый баритон Михаила Суслова. — Мы не можем оставить афганских коммунистов в тяжёлую для них минуту. Кроме того, эти исламские фанатики, захватив власть, полезут к нам в Среднюю Азию.

— Я тоже думаю надо помочь афганским товарищам, — раздался голос Пономарёва. — Мы не можем бросить народ соседней страны в тяжёлый час. Мы не можем замахнуться на святое — на интернациональную солидарность трудящихся. Это было бы не по-ленински. Я напомню, что в когда-то Владимир Ильич поддержал молодую турецкую республику в похожих условиях. Если же мы уйдём без боя из Мавераннахра, то это станет плохим примером для наших союзников среди развивающихся стран…

— А вы подумали о том, что как только мы уйдём, туда придут американцы? — глуховатым басом поддержал Андрей Громыко. — Советский народ не поймёт. Если они поставят там «Першинги», то под прицелом окажется и Ташкент и Байконур.

Федорчук понял, что убедить зубров Политбюро ему будет не просто. Но отступать не собирался.

— Товарищи! Давайте, я вам сначала доложу соображения аналитиков нашего Комитета, а потом вы подумаете, и мы все вместе примем решение. — Он прокашлялся и продолжил:

В Мавераннахре сложилась очень опасная ситуация. Оптимальным для нас с точки зрения геополитики было бы сохранение Захир-Шаха. Но его убрал его брат, которого мы тоже могли бы терпеть, так как он старался учитывать наши интересы. После его смещения к власти прорвалась череда известных личностей. Хотя они и прикрываются марксистской риторикой, но, по сути, все до единого, обуреваемы жаждой власти. В результате мы имеем следующее: