Не скрыть (СИ) - "BornToRuin" - Страница 94

Но Герцог лишь хрипло, но громко засмеялся и пропал. Канул за воротами в синеватом мраке, ложившегося на золотые пшеничный поля, оставляя брюнета наедине со своими мыслями и жутким завыванием оглодавшего животного.

***

Стефан не отпускал попытки разорвать прочную верёвку, коя невыносимо стягивала запястья. За всё то время, когда торговец покинул молодого человека, он то и делал, что старался высвободиться из путов, которыми его связали близкие люди. Пусть он и понятия не имел о своих дальнейших действиях, ежели получиться чудом избавиться от оков, парень точно знал, что умирать от холода, голода или быть съеденным той рычащей тварью, он явно не желал. Бездействие всегда губительно, а Стеф пережил слишком многое, чтоб просто погибнуть из-за глупой мешкотности.

С трудом поднявшись с колен на ноги, брюнет искал глазами какой-нибудь острый, выпирающий предмет, дабы трением разрезать верёвку о его лезвие, как наткнулся на медленно, с тихим скрипом, отворяющиеся входные двери дома старосты. Он оцепенел, когда из узкой щели показались светло-русые длинные локоны, затем и худенькая фигура, с накинутой только шубкой на плечах. Из-под расстёгнутой верхней одежды проглядывалась длинная белая сорочка, босые стройные ноги были облачены в высокие тёплые унты, а на голову девушка накинул меховой капюшон.

— Ма… Маришка? — робея, чуть слышно промолвил Стеф.

И та молниеносно бросилась парню на шею, как в детстве, подогнув колени. Он едва устоял на ногах.

— Стефан! — радостно вскрикнула девушка, прижимаясь своей щекой к его. — Это правда ты? Ох, слава Матери Миранде!

Молодой человек услышал её учащённое дыхание, ускоренное биение сердца, почувствовал как вздымается маленькая грудь, потираясь о атлетичное туловище; он ощутил как её тело полностью делится с ним необходимым теплом. И это почему-то оттолкнуло.

— Я думала, что мне показалось! Что я тебя с кем-то спутала… ах! — Маришка резко отпрянула от молодого человека, ступив ногами в снег. — Глазам своим не верю. Как ты смог вернуться?

— Долгая история. — сухо ответил он, повертев шеей, словно только что висела на ней не миниатюрная девушка, а тяжёлая гиря. — Поможешь? — и лёгким кивком головы за спину, указал на связанные запястья.

Дочка старосты мигом приступила освобождать своего — когда-то — спасителя, распутывая сложные узлы путов, крепко сковавшие его руки.

— Ох, Стефан, твой отец так переживал, так переживал… как же не верится, что ты жив!

— С чего вдруг Лука одобрил бунт? — бестактно перебив светловолосую, задал вопрос, что интересовал сильнее всего, брюнет. Когда Маришка справилась с верёвкой, он, испытав неимоверное удовольствие от долгожданного освобождения, сладко потянулся и размял плечи.

— Его никто и не спрашивал. — ответила та, кончиками пальцев коснувшись острых лопаток. Однако, дрожь, что вызывало подобное прикосновение раньше, не последовала, из-за чего девушка тут же отдёрнула руку. — Михай со своей "свитой" ворвались к нам в дом и поставили его перед фактом: либо папенька помогает, либо отправляется за отцом Эрнестом.

— Куда?

— В могилу.

Стеф вздрогнул.

— Они убили священника?

— Да. Забили до смерти. Прямо у статуи Девы Войны.

— Дикость какая…

— И не говори, — томно вздохнув сказала Маришка. — У них серьёзные намерения поквитаться с Владычицей из замка. И те, кто помешают — разделят участь бедного Эрнеста…

— Они и сами разделят его участь, стоит им только перейти порог… — но тут в голову парня проник необъяснимый страх: «Ночь… позднее время… Димитреску с дочерями спят. Кинжал Цветов Смерти. Им известно, где он спрятан. Она не успеет дать бой. Забьют женщину во сне…».

— Стеф, ты чего? — пощёлкав пальцами перед побледневшем лицом брюнета, поинтересовалась дочка старосты. — Ты в порядке?

— Нет, — резко ответил тот. — Определённо, нет. Прости, но мне нужно бежать.

— Как? Куда? Подожди! — Маришка собой загородила ему путь к воротам. — Я тебя не поблагодарила за то, что ты сделал для меня в тот день, когда…

— Забудь, — бесстрастно изрёк он. — Лучше дай пройти.

Но дочка старосты не послушала: настырно сделала шаг вперёд, положила свою ладонь на заросшую ланиту Стефана и потянулась к ней нежными губами. Молодой человек вздрогнул от таких наглых действий; когда горячий вздох девушки коснулся щёки он испытал такое омерзение, что невозможно передать словами. Ещё месяц назад он был готов умереть за этот невинный, но такой желанный поцелуй, однако, всё слишком быстро поменялось: сейчас Стефан схватил дочь старосты за плечи и отпихнул от себя как прокажённую.

— Иди в дом, Маришка. — строго приказал молодой человек. — Запрись и не высовывайся.

— Но…

Не успела девушка договорить, как на длинных ресницах заблестели солёные капли. Дочка старосты прикусила впалые щёки изнутри, поджала губы и сжала пальцы в кулаки, отчаянно стараясь сдержать набегающие к зелёным глазам слёзы. Отказы она явно принимать не умела, да и вряд ли ей когда-то выпадала возможность это делать. Всё юноши были от неё без ума.

Как только грозный взгляд парня встретился с её намокшими очами, девушка не выдержала и побежала в обратную сторону, откуда совсем недавно пришла, громко хлопнув за собой дверьми.

Стефан тоже задерживаться на участке Луки не стал, рванул к воротам и больно впечатался в них плечом.

— Зараза! — выругался он. — Были же открыты!

Тогда, не придумав ничего лучше, молодой человек с разбегу ловко взобрался на забор, спрыгнул с него, заваливаясь на бок, затем, оказавшись с другой стороны, поднялся с кучки снега, попутно отряхивая двубортный плащ. Пройдя чуть больше трёх метров, Стефан услышал зловещее рычание и смачное чавканье в высоких ростках пшеницы.

— Вот чёрт…

Парень попятился назад, но к, его невезение, тварь, что лакомилась какой-то маленькой животинкой в золотых колосья, услышала хруст снега под подошвой сапог и крадущимися шагами направилась в сторону источника шума. Из заснеженных жёлтых верхушек злаковых растений показался мохнатый горб. Зловонное громкое дыхание зверя почуялось на расстоянии, а его красные, словно смерть, глубоко посаженные глазёнки светились в ночи, яркими огнями пробиваясь через ростки пшеницы. Стоило сухой траве остаться позади — тварь предстала перед молодым человеком во всей своей ужасной сущности: зверь был огромный (с два трактора в ширь и высоту), вонючий, страшный, оголодавший… его туловище напоминало человеческое, если бы тот передвигался на четвереньках, но морда походила на волчью (такая же измазанная кровью, вытянутая клыкастая пасть, из которой разило чужими внутренностями), а обильный волосяной покров по всему телу так и кричал о схожести с животным. Все конечности твари были деформированы: руки и ноги слишком большие, когти длинные, а шея, которую связывал порванный канат, толстая. «Вот она — пропажа, что убежала от Моро… но… кого же тогда видел для?».

Стефан с трудом глотнул застрявший в горле ком.

— Хороший… пёсик…

Парень продолжал медленными шагами двигаться назад, вытянув перед собой руки, будто бы это смогло спасти его от нападения монстра. Однако, на удивление, тварь не атаковала: приближалась, следуя точно за его ногами, громко клацала острыми зубами, злобно порыкивая, но на брюнета не кидалась, словно играла с добычей прежде, чем отведать вкусной плоти. Когда спиной парень почувствовал холодный кирпич, он взмолился всем богам, которых только знал; и пусть это мало чем могло помочь, Стефану не хотелось умирать в большой вонючей пасти гигантского волка. Вдруг по всей округе раздалось гулкое карканье больших воронов, и чёрная стая птиц устремилась в атаку на жуткое чудовище. Скорость их полёта была настолько сильна, что несколько пташек влетели в бока монстра, пробив толстую кожу с необъяснимой лёгкостью. Тварь завыла; полный боли рёв наполнил всё поле, вынудив Стефана закрыть уши ладонями.

Зверь зашатался, взялся когтистыми ручищами за живот и вновь прорычал от невыносимых мук. Только он начал заваливаться на бок, как из грубой лохматой шерсти показались крылья, клюв; и ошмётки мяса разлетелись в разные стороны, разрывая огромное чудовище на части. Из отверстия в прорванной спине тут же образовался чёрный пернатый ком, постепенно раскрывающийся перед молодым человеком. Слова застряли в горле, прилипли к языку, он не мог ничего произнести, не мог кричать, как будто в один миг попросту онемел. Когда перьевая оболочка полностью открылась, широко распахнув крылья и раскидав остатки органов монстра по сторонам, лик парня побледнел.