Распутин наш (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 26

– Самое время проанализировать причины неудачи, чтобы попытаться ещё раз, – не смутился доктор. – Бог Троицу любит!

– И как вы, позвольте осведомиться, намерены провести незаметно к вражескому штабу полторы сотни штыков? – в словах поручика Ставского звучало столько сарказма, что из него можно было отлить статую насмешливого древнегреческого бога злословия Мома.

– Элементарно, Ватсон, – вставил доктор присказку, услышав которую Грибель решил, что прежнее место службы Жоржа – колонии или метрополия Британии. – Бойцов по пути следования можно провести в качестве военнопленных. Это исключит какую-либо тревогу у верных солдат кайзера…

Офицерская смекалка у охочих на выдумки командиров партизанского отряда отчаянно заскрипела, но на выходе слышались только возмущение и ропот.

– Сколько у вас человек, свободно владеющих немецким? – не давая опомниться, задал вопрос доктор.

– Не меньше трех десятков. Да все латыши его прекрасно знают!

– Замечательно! Те, кто знает немецкий, пойдут в форме ландвера, как конвой…

Оба предложения были настолько необычными, шокирующими и противоречащими всем существующим правилам ведения боевых действий, что офицерское собрание четверть часа извергало на голову Распутина изощренные насмешки и проклятия. А он сидел, как в ложе театра, потягивал горячий чай из солдатской кружки и с любопытством смотрел на произведённое в служивых умах возмущение.

– Послезавтра – наступление, – намеренно тихо произнёс доктор, когда офицеры подустали и истощили свой арсенал критики. – Какие потери будут во время штурма? Сколько погибнет при отражении неизбежных контратак? От обстрела вражеской артиллерии? Не отвечайте. Я скажу за вас – не меньше двадцати тысяч.[23] Выйдите из блиндажа – посмотрите им в глаза. Вот они, ходят, разговаривают, смеются. Молодые, здоровые мужики, кровь с молоком. Завтра их уже не будет. А мы можем кого-то спасти. Для этого требуется откинуть чистоплюйство и сделать так, чтобы артиллерия врага не стреляла, резервы – не двигались, а штаб – бездействовал. Тогда есть шанс, что солдаты кайзера предпочтут плен бессмысленному сопротивлению без артподдержки, без резервов и в условиях паралича управления. Каждый из вас может спасти несколько тысяч жизней. Разве это плохая цена за пренебрежение некоторыми условностями?

– Условностями? – вскинулся Александр Пунин. – Какие же это условности – рядиться в чужую форму? Нас не поймут! Нас осудит всё цивилизованное сообщество…

– Что? – доктор развернулся к подпоручику так резко, что чай из кружки широким гребнем выплеснулся на пол, – вы сказали «цивилизованное сообщество»? Кто ещё так думает?

Среди гробового молчания вскинулись руки всех, сидящих за столом.

– Подобной реакции я ожидал, – мгновенно отреагировал доктор, – и, слава Богу, подготовился. Поговорим о цивилизованном сообществе предметно и подробно. Скажите, подпоручик, что вы знаете про битву при Фрауштадте, случившуюся в ходе Северной войны? Ничего? Ну так я расскажу! Шведы в этом бою победили, взяв несколько тысяч пленных. Были среди них и русские солдаты вспомогательного корпуса. Так вот, шведский историк Питер Энглунд[24] рассказывал, что швейцарцев и французов тотчас поставили на довольствие, велено было накормить и саксонских солдат, предложив им выбирать, расходиться ли по домам или записаться в шведскую армию. Но русским не приходилось ждать никакой милости. В соответствии с приказом, солдаты генерала Карла Густава Рооса окружили пленных и около пятисот “варваров” тут же, без всякой пощады были в этом кругу застрелены и заколоты. Они падали друг на друга, как овцы на бойне, и трупы лежали огромной кучей. После прибытия на место шведского командующего Рёншильда, акция стала более упорядоченной. Солдаты Рооса уже не стреляли и не кололи наобум, а укладывали обреченных на землю один на другого и прокалывали штыками по трое зараз. Только небольшая часть «объятых ужасом русских, укрывшись среди саксонцев, попыталась избежать такой судьбы, выворачивая мундиры наизнанку, красной подкладкой наружу». Но их хитрость была разгадана, и, как рассказывает еще один очевидец, генерал велел вывести их перед строем и каждому прострелить голову. Вместе с солдатами были убиты и офицеры, в том числе несколько немцев. В ответ на предложение ответившим по-немецки отойти в сторону и перекусить, Реншильд услышал: «Нет, среди нас нет немцев, мы все – русские»…

По лицам присутствующих Григорий понял, что об этом они слышат впервые.

– Продолжим, помолясь, и вспомним более позднюю историю, и еще одну «цивилизованную нацию», – со злой иронией продолжал доктор. – Как писал многоуважаемый профессор Тарле, настоящий ужас начался на следующий день после входа Наполеона в Москву, когда официально, приказом, французской армии было разрешено грабить город. Дочиста были разорены многочисленные московские монастыри. Солдаты Наполеона сдирали с икон серебряные оклады, собирали лампады, кресты. Церкви Заиконоспасского, Покровского, Новоспасского, Симонова, Крестовоздвиженского, Донского, Рождественского и других монастырей были превращены в конюшни.

Молодые офицеры перестали разговаривать и переглядываться. История Отечества разворачивалась к ним своей нелицеприятной, малоизученной в кадетских корпусах стороной.

– Для удобства обзора они взорвали стоявшую рядом с Новодевичьим монастырем церковь Иоанна Предтечи, – неустанно нагнетал доктор. – В Высокопетровском монастыре оккупанты устроили скотобойню, а соборный храм превратили в мясную лавку, в соборе на паникадилах и на вколоченных в иконостас гвоздях висели куски мяса и внутренности животных. В Андроньевском, Покровском, Знаменском монастырях французские солдаты кололи на дрова иконы, лики святых использовали как мишени для стрельбы. В Чудовом монастыре французы, надев на себя и на своих лошадей облачение духовенства, ездили так и очень смеялись. В Даниловом монастыре ободрали раку князя Даниила и сорвали одежды с престолов.

Юный подпоручик Надольский вскинул руку с намерением осенить себя крестным знамением, но стыдливо опустил, почувствовав неуместность момента…

– В Можайском Лужецком монастыре хранящаяся там икона святого Иоанна Предтечи имеет следы от ножа, французы использовали ее как разделочную доску, рубили на ней мясо. Иеромонах Знаменского монастыря Павел и священник Георгиевского монастыря Иоанн Алексеев были убиты сразу. Священника церкви Сорока святых Петра Вельяминова били прикладами, кололи штыками и саблями за то, что не отдал им ключи от храма. Всю ночь он пролежал на улице, истекая кровью, а утром проходивший мимо французский офицер пристрелил отца Петра. Монахи Новоспасского монастыря похоронили священника, но французы потом три раза раскапывали его могилу. Увидев свежую землю, они думали, что в этом месте зарыт клад… Подпоручик, вы уверены, что должны что-то доказывать этому, якобы, цивилизованному сообществу? Они заслуживают того, чтобы алкать их одобрения? – рассказчик вскинул на Пунина свои горящие глаза. – Молчите? Нет, так дело не пойдёт! Сейчас я дам вам документ, проходящий по военному ведомству, и попрошу вслух его зачитать. Надеюсь, это не оскорбит вашу тонкую, чувствительную натуру.

Доктор аккуратно извлёк из-за спины заткнутую за пояс кожаную папку, раскрыл и подвинул к офицеру.

– Прошу, подпоручик, смелее!

– «1915 года, августа 29, – начал тот робко, – Телеграмма генерала Байова начальнику штаба армии северо-западного фронта генералу Гулевичу…»[25]

– Не стесняйтесь, – ободрил его доктор, – читая это вслух, вы не раскрываете военных секретов.

– «По показаниям нижних чинов, бежавших из германского плена, а также жителей, прибежавших со стороны противника, – продолжил подпоручик скороговоркой, – германцы забирают у населения весь скот, лошадей, фураж и решительно все кормовые средства и обувь, обыкновенно даже без всяких квитанций. Женщины насилуются на глазах родных. По донесению начальника второй гвардейской кавалерийской дивизии, германцы зажгли деревни Хписса, Здитово, Спорово, причем расстреливали жителей, пытавшихся спастись от огня. Бытен 29 августа, 3 часа 5 минут. Байов.»