Преступление и наказание (СИ) - Наконев Владимир - Страница 52

В ответ — неясное бормотание про чью-то мать и обещание закрыть кран. Вечером, когда нас гонят гулять, подходит охранник.

— Что случилось?

— А я откуда знаю. Это же не я тюрьму делал.

Из соседней камеры, бывшей моей, выскакивает взъерошенный «фиесник».

— У меня в душе нет холодной воды. Льётся только горячая.

— И не будет, — успокаиваю я его. Не будет, пока мне кнопку на горшке не отремонтируют.

Проходит два дня. Результат — ноль. Когда нам два раза в день на полчаса открывают воду, через унитаз нашей камеры улетает в канализацию примерно три тонны воды. По телевизору говорят, что в рядом расположенных деревнях, по ночам выключают воду, потому что водохранилище обмелело до минимума.

Беру новый бланк и снова совершенствую мой уровень испанского языка:.

«Администратору тюрьмы. Прошу, чтобы кто-нибудь обратил внимание на то, что неделю назад я просил отремонтировать горячую воду в камере. Безуспешно. И начиная со вчерашнего дня, в этой же камере заблокировалась кнопка цистерны унитаза.

Позволю себе напомнить вам, что согласно нормы № 14.1 «Сборника пенитенциарных правил» администрация ответственна за то, чтобы все санитарные системы в камерах соответствовали нормам гигиены».

И продолжаю нажимать на кнопку интерфона: «Откройте воду», «Закройте воду», «Откройте», «Закройте».

Вечером охранница, перед тем, как закрыть на ночь двери, заходит в камеру.

— Я уже устала открывать и закрывать. Вы не могли бы потерпеть без воды до завтра?

Ха-ха! Ей, видите ли, лень, а мы должны превращаться в свиней. Это была та самая охранница, которая врывалась ко мне с двумя другими охранниками, «обутыми» в перчатки. Делаю самую вежливую мину и говорю:

— Сегодня мы ждём уже второй день. И я не испанец.

Вся её показная вежливость улетучивается и она выдаёт всё, что думает:

— Мне не нравится то, что ты сказал. И теперь я, принципиально, не открою воду до завтра.

Мой рот непроизвольно растягивается до ушей, представляя, как буду писать новый рассказ под названием «Наказание помойкой». Так мы и стоим, глядя друг на друга, когда в камеру заходит её коллега и спрашивает:

— Можно ли сделать так, чтобы и мы не бегали и вода была?

— Запросто, — отвечаю, — приоткройте немного кран. С этим и потери будут небольшие, и умыться-почиститься можно.

Так он и сделал. Мы спали всю ночь под шум слабо журчащей воды. Как в дождь.

На следующий день пересказываю этот разговор с охранницей одному коллеге по отсидке, тоже иностранцу, правда, испаноязычному.

Он вытаращивает глаза.

— Прямо так и сказал?

— Да, а что?

— Вот потому ты ничего и не добиваешься. Нужно дипломатичнее.

И не угадал! Кто-то вступился за оскорблённую честь нации и к вечеру отремонтировали воду в моей камере.

Ещё через день меня вызывают. Подхожу к кабине. Другой охранник (они меняются через каждые два дня), протягивает мне мою последнюю заяву и показывает ещё одну бумагу.

— Я уже составил рапорт в техническую службу.

Беру в руки мой бланк, и ещё не глядя в него, сообщаю утешительную новость охраннику:

— Ничего больше писать не нужно. Вчера всё отремонтировали.

Отхожу и смотрю на бумагу. Офигеть! Впервые за почти два года администрация снизошла до ответа. Читаю. «Адресуйте свою жалобу сотруднику департамента, чтобы он сделал необходимый рапорт о неполадках».

Ну-ну! Значит, те два рапорта, что уже делал другой охранник, ничего не значат. Ничто не меняется в этом мире! Сохраняю документ, чтобы сделать иллюстрацию к моей будущей книге.

Испанская тюрьма воспитывает терпимость. Здесь нужно терпеть педофилов. Чаще всего, это — двуногая сволочь в возрасте за пятьдесят и с отталкивающей внешностью. Про внешность я не просто так упомянул. И не потому, что я их не перевариваю.

Представьте себе грушеобразное тело с пастью, в которой с первого взгляда замечается малое присутствие зубов и, чуть выше, отсутствие глаза. Это око выдрал ему родной брат за изнасилование трёхлетней племянницы.

Второй был семидесятилетний с округлым телом в позе «чего изволите». Очки на роже, за которыми прятались настороженные глаза. Всегда сидит в прямой видимости кабины охранников. Читает книги, но готов в любой момент броситься за помощью и защитой, если посягнут на его права и здоровье. А посягнуть хочется, потому что этот божий одуванчик «поимел» собственного внука, чтобы досадить дочери.

Третий извращенец, встреченный в испанских застенках, был неприятен уже тем, что не мылся в душе и вонял. Обосновавшись в модуле и поняв, что никто пока его бить не собирается, он сошёлся в цене с молодым наркоманом и «вставил» тому под хвостик в туалетной кабине. Где был случайно пойман и бит за это соплеменниками пиренейской национальности. Их, за такую инициативу, переправили в конфликтные блоки. А пострадавший педофил получил перевод в новое место, где его никто не знал.

Объект его интереса — юный любитель наркотиков и писек — вскоре получил от меня пинка. Он, видите ли обиделся на зэка, отказавшегося дать ему табака и назвавшего его — maricon — слово, которым характеризуют за занятия, не достойные обладателя штанов с ширинкой. Бросившись на обидчика, нарк, похоже, так и не понял, с чего это он оказался на полу, не достигнув своего противника.

Сверхтерпимость — это набрать в рот воды, сесть голым задом на плиту и ждать, когда вода закипит, говорилось в старом анекдоте.

Любителя деток я проигнорировал: в конечном итоге, это ихние дети и ихние сволочи.

Испанские судебная и пенитенциарная системы, а вместе с ними и полицейские силы, привыкли иметь дело с доморощенными наркоманами, цыганами и простыми гражданами, которые вспоминают о законе, только нарушив его. Соответственно, и к иностранцам относятся по принципу: раз ты сюда попал, значит, ты — козёл.

Обнаружив, что ворам и наркоманам возвращают часы и ремни, отобранные при аресте, я вспомнил и про мои штучки, что в карманах были в тот вечер 27 июня 2013 года. Тогда полицейские забрали у меня USB память, диктофон SONY и наручные часы.

Никаких упоминаний об этом в бумагах я не находил и в душе возмущался, но молчал. Однажды терпение закончилось. Я взял бланк и написал:.

«В суд первой инстанции. Прошу, чтобы вы поинтересовались местонахождением моих личных вещей, задержанных 27.06.13. агентами муниципальной полиции Мадрида № 7991.1 и 7898.8:

— часы наручные.

— USB-память

— диктофон SONY.

Эти предметы, принадлежащие мне, были отобраны у меня в момент задержания и до того, как я был представлен в Суд Первой Инстанции. Поэтому, прошу, чтобы суд Первой Инстанции приказал вернуть мне немедленно эти вещи.

Надеюсь на понимание. 5 июня 2016 года».

Отправил эту жалобу по команде. Прошло три месяца. Ни ответа, ни привета. Не удивляет. В Испании только правительство мне ответило в течение двух месяцев. Из Верховного Суда мне отписались только через полгода. После напоминания. Все остальные, видимо считают ниже своего достоинства отвечать какому-нибудь зэку на его жалобы. Я себя каким-нибудь не считаю, поэтому сел писать очередное письмо егойной чести — сеньору Agustin Morales Peres-Roldan, который отправил меня в тюрьму на предварительное заключение.

«Судье дону Агустину Моралес Перес-Рольдан:.

1) 29 июня 2013 года вы подписали заключение суда, согласно которому я был помещён в тюрьму на предварительное заключение.

2) Документы, которые есть у меня, не объясняют мне местонахождение моих личных вещей, задержанных агентами муниципальной полиции Мадрида.

3) Три месяца назад, 05.06.2016, я отправил в суд Первой Инстанции просьбу со следующим текстом: (повторил текст моей жалобы).

4) Не получив никакого ответа, этим письмом я прошу вас заставить ответственных проинформировать меня о конкретной ситуации с моими вещами. В случае невозможности найти эти задержанные вещи, прошу, чтобы мне купили другие часы, такие же, какие были у меня (подарок любимого человека). Речь идёт о часах с подзарядом от фотоэлемента из магазина Coronel Tapioca. Если они испорчены, чтобы мне возместили стоимость потери моих вещей: