Ну, здравствуй, жена! - Абалова Татьяна - Страница 21

– А если такой амулет снять…

– Я не знаю, что будет. Может быть, и не перестану любить. Все-таки Гарсий не был плохим мужем. Но с Обожанием надежнее. Когда-нибудь и ты захочешь такой.

– Чтобы обмануть саму себя? – ответила Юля и тут же спохватилась: – Ох, извините.

Тиль поцеловала медальон и спрятала его в ворохе кружев.

– Обман порой так сладок…

– А у Карторы тоже есть амулет Обожания?

– Нет, ей повезло. Интересы родов Рвущих Пространство и Непобедимого Гестиха совпали с желанием влюбленных, – Тиль Грасси опять вздохнула. Юля не знала, как выразить свое сочувствие, поэтому по-дружески обняла ее. Тень грустно улыбнулась.

Дом сотряс громкий стук.

Юлька взвизгнула от неожиданности.

– Не пугайся. Это Пьющая Кровь напоминает нам, зачем мы спустились в подвал. Когда-нибудь я отниму у нее клюку.

Деньги – монеты величиной с ноготь большого пальца, нашлись через час упорного перетряхивания всех деталей боевой амуниции. Тайник оказался в неожиданном месте – в металлическом гульфике рыцаря. Юля поразилась размерам этой металлической части ровно так же, как до этого обмирала от размеров жеребца.

– Монеты старинные, – Тиль высыпала их на ладонь, не обращая внимания на покрасневшую Юльку, невольно вспомнившую голого Изегера. – Не чета современным. Картора знала, что припрятать. Они сейчас в высокой цене.

Аккуратно ссыпав деньги в мешочек, передала его Юле.

– Все! Теперь спать. Завтра нас ждет…

– Шопинг, – с улыбкой до ушей выпалила Юлька и тут же пояснила: – Поход по магазинам.

Такое занятие любую женщину взбодрит. Даже если она в коме или в неведомом мире.

– Красивое слово. Ш-ш-шоп-п-пинг, – пропела бабушка милорда. Дом сотрясла череда ударов. – Да идем мы, идем!

– Ой, а это что? – Юля остановилась перед сверкающими рыцарскими доспехами. Они сплошь были украшены какими-то письменами и рунами. Шлем венчал ирокезский гребень, конец которого густым хвостом падал за спину. По сравнению с прадедовской амуницией, доспехи выглядели изящными, словно были сделаны для ребенка.

– Они принадлежали Карторе, – Тиль указательным пальцем погладила вырезанный на груди герб в виде двух скрещенных мечей. – Правда, трудно представить, что она когда-то была столь миниатюрной?

Юля стояла, открыв рот.

– Красотища…

– Хочешь примерить? Вы чем-то с Карторой даже похожи.

– Боюсь, у меня случиться приступ клаустрофобии. Меня однажды на МРТ послали, так я не выдержала. Кричала до тех пор, пока не выбралась на свободу.

– Эмэртэ – это тоже доспехи?

– Ну, типа того…

***

Юлька проснулась рано. Еще не встало местное солнце. Но Тарилла и не думала показываться, потому как за окном стадом длинношерстных овец плыли тяжелые тучи. Дождь с упорством барабанщика лупил по жестяным навесам и вместе с ветром, гудящим в камине, исполнял заунывную партию «Тоски». В названии их оперы ударение следовало ставить на вторую гласную.

«Интересно, а зимой здесь холодно? – лениво размышляла Юля, кутая озябшие ноги в одеяло. – Может, пора запасаться дровами? Или попросить, чтобы на эти столбы натянули полог?»

Из исторических фильмов она знала, что кроватные балдахины сохраняли хоть какое-то тепло, а мужчины и женщины надевали на ночь длинные до пят рубашки и ночные колпаки.

«Да что говорить, в Англии испокон веков спальни были холодными. Ничего, и я как-нибудь перезимую».

Подумала и тут же отругала себя, поскольку «как-нибудь перезимовывать» не хотела.

«Пора бы врачам озаботиться моим состоянием. Мама, наверное, уже приехала в Турцию и сидит у моей кровати. Держит меня за руку. А вторую – на своем животе. Ей ведь нервничать нельзя».

Юлька заплакала, жалея себя, маму и ее еще неродившегося ребенка.

– Кто здесь мочит слезами подушку? – Тиль Грасси склонилась над кроватью и поцеловала страдалицу в лоб. Эта нечаянная ласка вызвала еще больший водопад слез, чередующийся всхлипываниями и причитаниями. – Ну что ты, девочка?

Тень прижала Юлю к себе. Она баюкала ее, похлопывая ладонью по спине, но ничего не помогало. Юлькины подвывания вписались в оперную партию ветра и дождя.

«Она там… а я… а у нее ребеночек будет… а я…»

Тогда Тиль запела. Голос ее был неожиданно молод и силен.

Тильри-дум-дум-дум, скачет к нам король,

Тильри-дум-дум-дум, волосы как смоль,

А глаза как синь, губы алые,

Но не любит он. Нежеланна я…

Ему б к той бежать, что нежна как ночь,

От нее иметь сына или дочь.

Но не может он жену вы-би-рать,

Не на ту он строн будет надевать.

Тильри-дум-дум-дум, скачет наш король,

Тильри-дум-дум-дум, волосы как смоль…

– И ваш король тоже не может жениться по любви?

В памяти Юли всплыл образ милорда. Волосы как смоль, губы алые…

– Такая привилегия, должно быть, дана только нищим. Остальные подчиняются сговору родителей.

– Но как же без любви? – Юля во все заплаканные глаза смотрела на Тиль, ждала от нее ответа. На Земле такая привилегия была дана чуть ли не каждому, но и там Юле не повезло. Сговор родителей стал определяющим. Неужели и здесь ей не любить?

– Амулет Обожания. Многие через него утешение находят. Или в детях.

Помолчали, размышляя каждая о своем.

За окном запела какая-то птица, давая всем живущим в крепости понять, что дождь кончился. Ветер покинул каминные трубы и, опьяненный свободой, прошелся по верхушкам деревьев. Сорвал пожелтевшие листья и как мальчишка, играющий в кораблики, погнал их по лужам.

На заднем дворе загоготали гуси и вперевалочку отправились к наполненному едой корыту. Там уже восседал нахохлившийся петух, обиженный на прячущееся за тучами солнце и ту птаху, что опередила его.

– Прос-пал! Прос-пал! – прокричал ему красноперый креклик и кинулся вниз, чтобы ухватить когтями прячущуюся в траве мышь.

Петух, встряхнув огромным гребнем, покосился на красавца-пересмешника и мстительно клюнул в зад кошку, прячущуюся за корытом в надежде придушить какого-нибудь гусенка. Ее злобный вой спугнул мышь, и креклик остался ни с чем.

– Доброе ут-ро! – пропел петух.

– Шопинг, шопинг! – радостно захлопала в ладони Тиль, заставив улыбнуться Юльку. – У нас сегодня шопинг!

– Доброе ут-ро! – еще раз прокричал петух.

И окончательно разбудил Изегера.

Лорд приподнял простыню и, полюбовавшись на круглый зад Эрдис, притянул ее к себе.

День начался.

– Где она сейчас? – лорд Ханнор разбил золотой ложечкой скорлупу утиного яйца.

– Надела чудную шляпу и идет в сторону деревни, – Круст подал салфетку, и Изегер промокнул губы. – Все-таки не зря вы назвали ее безумной.

– Что такое? – лорд не донес до рта дрожащий на ложке белок.

– Безумная и есть. Все время разговаривает сама с собой, машет руками, – слуга налил в опустевший бокал молока. – А может, и пьяная. Я приказал запирать подвалы с кремвилем.

Яйцо некрасивым пятном плюхнулось на хозяйскую грудь.

– С чего ты взял, что девчонка пьяна?

– Ее лицо опять зеленое. С утра, видать, набралась.

– За ней кто-нибудь следует? – беспокойство клубочком скрутилось в районе желудка.

– Зачем? – Круст в удивлении поднял брови. – Если найдет приключения на свою… кхм… пусть это случится без нашего участия.

В помещение ввалился Галло, сел, тяжело дыша, за стол.

– Я это… – Кулак с отвращением посмотрел на протянутый Крустом бокал молока, но все же взял, – …приставил к девчонке человека. Мало ли. Вдруг ненароком обидит кто…

– Ты правильно поступил, – кивнул Изегер, смахивая салфеткой с белоснежной рубахи кляксу яичного белка. Круст услужливо пододвинул тарелку с дымящимся бульоном из нежнейшей косули. Запах специй возбуждал аппетит.

– …и не дай Шаагиль, – продолжил Кулак, сглатывая голодную слюну, – если кто-нибудь чужой снимет с убиенной девчонки строн. Ищи-свищи амулет потом…