Потеря поля (ЛП) - Глайнс Эбби - Страница 5

— Нэш! — позвала Таллула.

Я хотел проигнорировать ее. Продолжить идти. Покончить с этим живым адом, также известным как обед. Но услышав ее голос, я увидел застенчивую, полноватую девушку, которая боялась показаться на глаза. Боялась заговорить. Она больше не была той девушкой. Теперь в ней была уверенность, которую она заслужила. Все же... Я остановился и обернулся.

— Да, — ответил я, желая просто игнорировать её.

Таллула ничего не сказала. Просто смотрела на меня. Как будто ей нужно было изучить меня, понять что-то. Я не чертов персонаж цирка уродцев и уже собирался уйти, когда девушка сделала шаг в мою сторону. Ее глаза всегда были большими и темно-синими за очками, которые она когда-то носила. Теперь, с контактными линзами, их было трудно игнорировать. В их темно-синих глубинах не было ни любопытства, ни боли, ни того, что я ненавидел больше всего — жалости. Но было кое-что, чего я не понимал. И это было не очень приятно.

— Слова имеют значение, — выпалила она, как будто это имело смысл.

Мои слова имеют значение? Как и моя чертова нога. Она имеет большее значение. Гораздо больше, чем мои слова.

Поскольку у меня не было приятного ответа на это, я повернулся и пошел в кафетерий.

Блейкли сидела за нашим столиком. Вернее, за столиком футбольной команды. Он вообще теперь может считаться моим? Но это не имело значения. Она была там. Улыбалась в мою сторону. Я не ответил на ее улыбку. Во мне просто не было этого. У меня пропал аппетит, но так было почти всегда. После травмы я похудел на семь фунтов. Еда стала рутиной, которую я боялся.

— Она звонила? — спросил Райкер.

Я повернул голову и посмотрел на кузена, который теперь стояла рядом со мной.

— Нет.

Он бросил на девушку полный отвращения взгляд.

— Она мне никогда не нравилась.

Это ложь. В начале лета Блейкли ему очень нравилась. Он сказал, что я сорвал гребаный куш. Мы смеялись над этим. Думали, что это удача. Даже согласились, что когда-нибудь она станет горячей мамочкой и вполне подходит для брака. Мы были так чертовски поверхностны.

— Я калека и не могу ожидать, что она останется со мной.

Даже сказав это вслух, мне не хотелось об этом думать. Признать правду было трудно. Чертовски больно. Но с тех пор, как мне сказали, что я никогда больше не буду играть в футбол, я научился принимать реальность и двигаться дальше.

— Господи, Нэш, не называй себя так. Ты не калека. — Райкер был расстроен.

Но это не имело значения. Ему нужно было взглянуть правде в глаза. Нам всем пора было повзрослеть.

— Я больше никогда не смогу нормально ходить.

Кузен нахмурился.

— Но ты все еще можешь ходить, Нэш. Ты, черт возьми, можешь ходить. Вот о чем ты все время забываешь. Вот о чем тебе нужно помнить.

Я знал, что он хотел как лучше. Мои родители говорили то же самое, за вычетом проклятий. Но это вывело меня из себя. Тем, кто не сталкивался с моей реальностью, было легко говорить. Они ничего не потеряли. Для них было легко извергать позитивное дерьмо.

— Не напоминай мне о том, что у меня есть, когда ты сам ничего не потерял, — сказала я, повернулся и вышел из кафетерия.

Я все равно не был голоден. Сегодня я не мог справиться с Блейкли, друзьями и их отношением, как будто жизнь была такой же, как раньше. Может быть, завтра. Но не сегодня.

Я всегда пыталась взобраться по этой проклятой веревке, но так и не смогла

ТАЛЛУЛА

Я наблюдала за ними. Старалась не обращать внимания, но было трудно игнорировать. Нэш стал другим, и Райкер, казалось, злился из-за этого. И только когда Нэш вышел из кафетерия, я поняла в чем дело. Он сильно хромал. Конечно, я заметила, что с ним было что-то не так раньше, но не понимала, на сколько все серьезно. Я смотрела ему вслед, пока парень не ушел и за ним не закрылась дверь. Затем быстро отвела взгляд, прежде чем Райкер поймает мой взгляд.

Эйса был занят тем, что закидывал в свой бургер начинку, ничего вокруг не замечая. Мне натерпелось спросить, что происходит. Я явно что-то упустила. Две вещи были очевидны — Нэш был зол, и ему было больно. Это я уже поняла.

— Ты будешь есть? — спросил Эйса, наконец оторвавшись от бургера, который превратил в гору.

— Да, мы еще не дошли до стойки с салатами, — ответила я.

Эйса задержал очередь, работая над своим бургером.

Парень ухмыльнулся.

— Мне нужно было время, чтобы привести этого парня в порядок. Бургер — это кулинарный шедевр. Чертово произведение искусства.

Я оглянулась и увидела, что Райкер все еще стоит на том же месте, где его оставил Нэш. Он смотрел на дверь, словно не знал, что делать дальше. Иди за кузеном или просто отпусти его.

— Нэш плохо с этим справляется, — сказал Эйса. — Райкер беспокоится о нем.

Я снова повернулась к Эйсе. Меня только что застукали за разглядыванием. С таким же успехом можно не пытаться скрыть свой интерес.

— С чем плохо справляется? — спросила я.

Эйса нахмурился.

— С травмой. Он больше не сможет играть в футбол. Жизнь изменилась с одним неудачным захватом. — Он покачал головой. — Это несправедливо. Ненавижу это.

Значит его хромота была больше, чем просто вывихнутая лодыжка.

— Она не заживет? — спросила я, думая, что парень звучит немного более драматично, чем требует ситуация. Нэш просто хромает. В конце концов, он это переживет.

— Он исцелен настолько, насколько это возможно.

Я хотела спросить, что именно произошло, когда Райкер встал, между нами.

— Не могу с ним разговаривать. Иди ты, — сказал он Эйсе. — Я хочу, черт возьми, вбить в него немного здравого смысла. Ему становится скорее хуже, чем лучше, и эта ... — Райкер бросил на Блейкли полный отвращения взгляд. — Не помогает. Бессердечная стерва.

Я никогда не видела Райкера Ли сердитым. Как и Нэш, он всегда шутил, улыбался и наслаждался жизнью. Похоже, лето изменило не только меня, но и кузенов Ли.

— Ему нужно время,— сказал Эйса так, словно знал, о чем говорит.

Райкер вздохнул.

— Жаль, что здесь нет Брэди. Он к нему прислушивался.

Брэди Хиггинс был защитником и хорошим парнем, которого любили все без исключения. Но весной он закончил школу. Я не знала, в какой колледж он поступил, не следила за такими вещами. Очевидно. Поскольку я даже не знала, что Нэш был травмирован. Мой мир за пределами школы был маленьким пузырем. Я, мама, книги, дом. Больше ничего. Хотя знала, что мама надеялась, что все это изменится для меня в этом году. Она была очень общительной, и моя отшельническая жизнь ее беспокоила.

Моя мама маленького роста, миниатюрная, с игривым характером и головой, полной светлых кудряшек. Невероятно изобретательна и жизнерадостна. Наш странно раскрашенный дом был свидетельством ее личности. Люди любили ее. Трудно не любить.

Я не была своей матерью и много раз в жизни жалела об этом.

— Просто дай ему пространство. Сегодня тяжело. Ему словно пришлось столкнуться с этим снова. Нэшу нужно время, чтобы привыкнуть.

Райкер наконец вздохнул. Его плечи поникли, парень выглядел побежденным. Очевидная любовь и забота, которую он испытывал к своему кузену, была трогательна. На мгновение я почти забыла, что его жестокие слова были причиной... этой новой меня. Что я страдала от жестокости парня, от которого никогда этого не ожидала, и все из-за Райкера. Стоя там, я приказала себе не испытывать жалости. Сочувствия. Не чувствовать ничего. Потому что парень не испытывал этого ко мне. Райкер даже не знал, кто я такая, и не помнил, что сказал обо мне. Для него я была не настолько важна.

И вот так моя защита была восстановлена. Момент слабости прошел. У меня была цель — наслаждаться этим годом. Жить так, будто у меня не будет другого шанса, потому что так и есть. Это мой последний год школы. Мне есть о чем беспокоиться. Никакого травмированного Нэша Ли и девушки, разбившей ему сердце. Подумаешь. И что с того? Он разбил мое.