Нищий Король (СИ) - "Феликс Неизвестный" - Страница 63

— Они! — вот какова она, королевская совесть!

— Заканчивай с ними, — тот час приказала мать девочке.

— Нет! — заверещала Зайчиха — Он лжёт! Лжец! Обманщик! Лгун!

— Хочешь сказать — это не вы его подговорили? — спросила мать, но по тону было слышно, что каким будет ответ Зайчихи её мало интересует.

— Я не про это! — Зайчиха задыхалась от страха и злобы — Он — не король! Он — неизложен!

— Врёшь, паршивка! — возмутился Его Величество — Я — Король Многоземельный! Был, есть и буду!

— Это вы в своей глуши так отстали от жизни, что ничего не знаете! — Зайчиха не обращала на Короля внимания — Уже с неделю, как его с престола сместили! Теперь он — никто! Обычный нищий бродяга!

— А как же вы на Porsche Cayenne к нам приехали? — шокированная открывшейся правдой, сухо спросила мать, хватаясь за последнюю надежду.

— Это не наше! — взвизгнула Зайчиха — Мы её за день до этого угнали!

— Замолкни, подлое животное! — девушка опять бросилась на плечо к Королю — Любимый мой, скажи, что это всё непрада! Что тебя умышленно хотят очернить!

— Так я это и говорю, — подтвердил монарх — я как был королём, так им и остаюсь. Какая разница низложен я или нет?

— Чего… — прошептала девушка медленно отстраняясь от государя.

— Если кучка каких — то мерзавцев, — продолжал рассуждать августейший — позволила себе наглость, объявить на весь мир о моём низложении, отобрать у меня мои дворцы, земли, рабов и прочие ценности, это ничего не значит! Королевское звание отобрать невозможно, кто единожды стал королём, прибудет им навеки!

— То есть, у тебя ничего нет, — девушка содрогнулась от страшного вывода — ты, всего лищь, нищий проходимец…

— Нет! — вздыбился монарх — Я — король!

— Но у тебя же совершенно нет денег! — девушка, в отчаянии, закрыла лицо руками и горько зарыдала.

— Да, но я, всё — равно, остаюсь королём, — доказывал Его Величество — какая, собственно, разница есть у меня деньги или нет? Так, только, отличают господина от презренного хлопа, но король, то бишь я, хоть с деньгами, хоть без, навсегда господин над всеми господами.

— Да ты и есть, самый обычный презренный холоп, — грустно сказала старуха мать и обняла безутешно рыдавшую старшую дочь.

— Нет! — воскликнул Король, и в голосе его послышались плаксивые нотки — Никогда не смейте меня так называть! Я — Король, я — властелин, я — божество!

Девушка посмотрела на Короля с омерзением.

— Как тебе было не стыдно со мной любовь крутить, если у тебя, совсем, нет денег? — всхлипнула она — Это подлый бесчестный поступок, непростительный.

— Кого крутить? — не понял Король, но что бы не ронять достоинства, сказал — Я о детях позабочусь, можешь не беспокоиться. Как разродишься, едва дитё шести лет достигнет, привози его ко мне во дворец, я ему должность определю. Если мальчик будет, то на конюшню — навоз выгребать, а если девчонка — на кухне место найдётся, посуду мыть, да прибираться.

— Так, ведь, нет у тебя никакого дворца, — грустно заметила девушка.

— Ну, когда будет, — опомнился Король — тогда и привози…

— Не нужно, — отмахнулась девушка — всё! Я, уже не беременна.

— Это как? — удивился Король.

— А вот так, — ответила та — мужчина без денег, как шмель без крылышек — цветы опылять не способен.

— Надо же… — поразился Король открывшимся познаниям на стыке гименоптерологии и зоологии.

— Так, а мне что с этими делать? — напомнила о себе девочка и потрясла зайцами — Зарезать их или заколоть?

— Отпусти, — сказала ей мать — это такие твари, что нашему лже — королю с ними будет не сладко, так что пускай мучается.

Девочка разжала ладонь и зайцы шлёпнулись на пол, да так и оставались лежать не в силах подняться, до того были измотаны эмоционально, да к тому же Заяц, упал в свою собственную лужу.

Старуха — мать повела, бурно рыдающую дочь вон из вагона, и, вскоре, обнявшаяся парочка исчезла за дверями тамбура. Девочка выбежала в противоположном направлении.

Раздался свист спускаемого воздуха — сорвали стоп — кран и поезд, с визгом и скрежетом, стал тормозить.

Король, плотно зафиксированный в проходе, не пострадал от внезапной остановки, только, было слышно, как падают с полок в купе тела убитых, да зайцев понесло кубарем, но слоновьи щиколотки августейшего послужили им живой мягкой преградой.

Когда поезд остановился, Король в окно увидел, как из вагона вышли мать и две её дочери, какое — то время они переругивались с пассажирами других вагонов, возмущёнными внезапной остановкой, а в конце послали всех в дальнее путешествие, слились в единое целое, неопределённой формы, и исчезли в высокой жёлтой траве, колышимой неугомонным ветром…

Король лежал на спине, уставившись мутным взглядом в пыльное днище верхней спальной полки. Тяжёлые думы терзали величественную душу и не давали заснуть, даже, мерный стук колёсных пар и покачивание вагона не убаюкивали августейшего. Кроме того, в вагоне начинало смердеть и, даже, плотно задвинутые двери купе и лишёное стекла окошко, не могли облегчить ситуацию.

— В вагоне бардак, а где шляется проводник не известно! — раздался с верхней полки ворчливый голос Зайчихи, она хорошо выспалась и была в настроении устроить кому — нибудь (беззащитному) хорошую взбучку.

Зайчиха спрыгнула на пол и сладко потянулась, попутно дав пинка, спавшему в углу, свернувшись в клубочек, брату.

— Гадина! — огрызнулся Заяц, потирая ушибленный зад.

— Эх, жрать охота, — сказала Зайчиха и, взобравшись на стол, свесила с него задние лапки — а ты, что, так и не спал, всё размышляешь? — спросила она у Короля.

— Есть малёха, — грустно ответил Король.

— Не думала, что ты умеешь, — созналась Зайчиха.

— Да со мной первый раз такое, — сказал августейший — но тут поневоле задумаешься. Вот сколько раз меня за последние дни путали с хлопом?

— Сколько? — спросила Зайчиха.

— Не знаю, — после короткого раздумья ответил Его Величество — я до стольки считать не умею.

— Так чего ты тогда расстраиваешься? — не поняла Зайчиха.

— Да вот, стала меня преследовать одна мысль, — медленно проговорил августейший — если меня, величайшего из живущих на планете, а то и во вселенной, можно спутать с презренным хлопом, причём ошибку эту допускают, не только низшие слои общества, люмпены всякие, на дурость которых можно было бы и не обращать внимания, но и высокопоставленные господа. Они все не могут отличить Короля от холопа! Ты представляешь?

— Ещё и как представляю, — кивнула Зайчиха — я когда тебя увидела, тоже за бродягу приняла, грязный, заросший и пешком, как тут не ошибиться?

— То — то и оно, — Король хлопнул ладонью по столу, будто словил, так долго ускользавший от него ответ на свои вопросы — а что, если, как бы это невероятно и безумно не звучало, мы — не высшая каста, не боги на земле, что если мы и хлопы — это один вид?

— Не выдумывай глупостей! — отмахнулась от королевской догадки Зайчиха — У тебя уже ум за разум зашёл.

— У меня? — Король перевернулся на бок, что бы видеть собеседницу — А разве это я не могу отличить величайшего в истории правителя, самодержавного властелина, попирающего ногами устои мироздания, от самого обычного хлопа, ничтожного, как комок грязи? Нет. Вот и ты же не узнала во мне священную особу. А почему? Потому что при мне не было внешних атрибутов власти! То есть, определить степень возвышенности той или иной особы можно, только, по наличию при ней неких физических предметов. А без этого? Это что же, выходит, если дать хлопу корону, его за правителя почитать будут?

— Не перебарщивай, — Зайчиха тряхнула усами — нельзя, вот так просто, взять и дать хлопу корону, такого не бывает.

— Бывает! — Король аж приподнялся — Я сам видел! Когда хлопы чистят и моют мою корону, они прикасаются к ней, берут её в руки, и руки их не отсыхают, и молния не поражает их, вот так всё просто!